Тут, конечно, явится вопрос: почему же пускается такой богатый человек на преступление, делает его своей профессией?
Вышеописанные воры в большинстве случаев бывают выходцами из этого же общества, с детства вращавшиеся среди воров, и из них, в конце концов, конечно, формировались преступники. Он ворует из традиции, любви к делу, привычке, и прежде всего, главным побуждением является легкий, сравнительно, заработок крупных сумм сразу. Все крупные состояния, которыми обладают большинство карманных воров, приобретены ими посредством краж.
Относительно риска, сопряженного с такой профессией, могу сказать, что эти карманщики из всех преступников рискуют меньше всех, по причине как самого характера краж, так и условий, при которых они совершаются. У них выработано много маневров для избежания подозрения и ареста; хороший вор в высшей степени изобретателен и так обставит дело, что только догадливый и решительный человек сумеет его поймать.
Укажу на несколько более употребительных маневров. О том приеме, когда помощник вора при «шухере» старается, чтобы жертва заподозрила его, и тем дает своему товарищу возможность скрыться с деньгами, я уже говорил в первом очерке. Когда жертва, заметив пропажу, требует повального обыска, ворам приходится очень скверно. Если их станут обыскивать, бумажник будет непременно найден, а бросить его нельзя — могут заметить. Попавшиеся в западню преступники в большинстве случаев пускаются на такую проделку. В то время, когда происходит сумятица, вор «ха-вирует» бумажник, т. е. вкладывает осторожно бумажник в карман пиджака или пальто кого-нибудь из публики. После этого воры, конечно, в безопасности и начинают совершенно иначе вести себя: они «бьют панты», возмущаются вместе с другими дерзкой кражей, требуют, чтобы никого не выпускали, и вместе с тем строго следят за «хавиром» — человеком, у которого бумажник, боясь, чтобы он не ушел вместе с деньгами. Когда все формальности исполнены, подозрения ни на кого не заявлено, опасность прошла и толпа начинает расходиться, воры, не отходя от ничего не подозревающего «хавира», стараются вступить с ним в беседу по поводу происшествия, по-воровскому, «бурчат» его, и, улучив благоприятную минуту, воруют у него бумажник, который раньше положили ему в карман. Эту вторую кражу одного и того же бумажника ворам легче совершить, так как они крадут уже со «шхеры», т. е. из наружного кармана пиджака. Первый род кражи совершается со «скалы», т. е. из бокового кармана, и такая кража самая трудная. Похищение же из верхнего платья называется кражей с «верхов». «Марвихеры-аристократы» редко воруют со «шхер» и «верхов», потому что в таких карманах публика почти никогда не носит крупных сумм. Кроме того, воры часто после кражи «перетыриваются», изменяют свой наружный вид настолько, чтобы поднявший тревогу человек, видевший раньше около себя преступника, не узнал его. Делается это очень просто: преступник, предположим, поднимает воротник, натягивает на голову какую-нибудь оригинальную шляпу, вроде жокейской например, которую удобно держать на этот случай в кармане, надевает очки с большими темными стеклами, закуривает сигару и, на первый взгляд, наружность его совершенно преображается, и видевший его несколькими минутами раньше обворованный наверное не узнает вора. Таких изворотов у них очень много; иногда в минуты опасности они «бьют панты» положительно артистически. Нужно быть большим скептиком, чтобы не поверить искренности человека возмущающегося, негодующего, взволнованного, самолюбивого. Все эти чувства ворами так выражаются, что бывали случаи, когда их отпускали люди, которым удалось поймать их на месте преступления, уверенные, что тут или ошибка, недоразумение или, наконец, что-то непонятное, но во всяком случае не факт совершения кражи прилично одетым господином. Известны даже случаи, что во время задержания воров полицией публика, возбужденная «бьющими панты» ворами, вступалась за них, вмешиваясь в дело, сталкивалась с полицейскими и тем самым давала возможность пользующимся такими моментами ворам скрываться.
Как я уже говорил, эти карманщики искренне любят свое ремесло, относятся к нему с увлечением, стараются в нем совершенствоваться. Искусные воры пользуются между ними большим уважением, почетом и влиянием. В ремесле их есть какая-то непонятная для нас, но несомненная профессиональная прелесть; кражи по своей «работе» могут вызывать у них восхищение: какой-нибудь «перелом» бумажника или искусная «мойка» заставляют гордиться вора, смотреть на себя как на «артиста» своего дела, тут также есть своя тонкость, деталь, понятная только «специалистам». Среди них ходит масса всевозможных анекдотов, интересных фактов из воровской практики, целые легенды, традиционно переходящие из рода в род.
Часто они рассказывают о каком-то гремевшем «мар-вихере», будто бы совершившем следующую проделку. У богатого купца украли на московском вокзале бумажник с 25 000 рублей, причем вместо денег воры оставили чистую бумагу. Когда купец заявил полиции, последняя, сообразив, что воры будут следить за купцом, посоветовала ему опять положить в карман 20 000 рублей и отправиться в собор. Полиция обещала окружить его агентами, которые и задержат воров при покушении на кражу. Купец послушался совета, постоял в соборе некоторое время и, когда выбрался из толпы на улицу, то обнаружил, что 20 000 из кармана исчезли, а вместо них снова очутилась чистая бумага. Полиция, конечно, была очень смущена подобным обстоятельством, но еще более убедилась, что воры неотлучно следят за купцом, привычка которого носить при себе крупные суммы была известна многим. Но взять снова с собой деньги она уже не советовала бедному купцу, а просила его положить газетную бумагу и пойти в театр, где агенты будут смотреть в оба. Сказано — сделано. Отправился купец в театр с газетной бумагой в кармане, просидел спектакль и по выходе на улицу вытащил из кармана бумагу, но только не газетную… а чистую. Плюнул тогда купец на это дело и перестал хлопотать о деньгах, поняв, что надеяться на их возвращение нечего. Прошло недели две, купец начал было уже успокаиваться, как вдруг с ним произошел следующий случай: проходя однажды по Кузнецкому мосту, он обратил внимание, что ехавший в богатой коляске какой-то господин, увидев его, велел кучеру остановиться. Господин вышел из коляски и, направившись к купцу, вежливо спросил его, предварительно извинившись:
— Не вы ли купец такой-то?
— Я! — ответил купец.
— Не у вас ли была совершена на вокзале кража 25 тысяч рублей? — продолжал неизвестный.
— Совершенно верно, у меня! — подтвердил купец.
— Так значит, у вас и 20 000 затем украли?
— Как же, как же, тоже у меня, — отвечал купец, у которого зашевелилась какая-то неясная надежда.
— Так значит, это вы сыграли штуку с ворами, положив вместо денег бумагу в карман? — спросил серьезно молодой человек.
— Совершенно верно, я положил… — и купец хотел было засмеяться этой проделке, но не успел он выговорить последних слов, как глаза господина сверкнули и, отступив на шаг, он размахнулся и влепил купцу две оглушительные пощечины.
— Будете другой раз знать, как нас обманывать, — проговорил он, сел в свою коляску, и, пока опешивший купец успел прийти в себя, вор скрылся из виду.
Солидарность воров особенно рельефно проявляется во время проездов. Они всегда находятся в разъездах, редкий поезд железной дороги не везет карманщиков, на каждой станции одни входят, другие выходят; это беспрерывное движение их по всей сети железных дорог происходит круглые сутки. Есть несколько пересадочных станций, на вокзалах которых, если прожить месяц, можно видеть всех действующих воров, как железнодорожных, так и других, уже известных читателю. Пересекая Россию вдоль и поперек, они беспрестанно встречаются и делятся впечатлениями. Это делается не для удовлетворения простого любопытства товарищей, это необходимо им для общего дела, совместной пользы. Если, предположим, одному вору удается где-нибудь совершить кражу, он покидает это место и при первой встрече с другим вором передает ему об этом. Тот в свою очередь оповещает об этом встречных товарищей, и таким образом весть, что в таком-то месте «шухер», облетает в короткое время всех карманных воров. Знать об этом необходимо им для того, чтобы к месту недавней кражи они не являлись некоторое время, пока не пройдет тревога. В противном случае легко попасться полиции.
Кроме того, в каждом большом городе есть люди, специально занимающиеся общением с карманными и другими ворами. Это преимущественно сами бывшие профессиональные преступники, почему-либо оставившие ремесло вора — по старости или вследствие частых неудач на этом поприще. Такие господа занимаются чаще всего торговлей, но главным образом они живут от содержания «блатной» квартиры, занимаются покупкой краденого и т. д. Адреса и их имена известны обыкновенно всем ворам, а если какой-либо вор едет на «дело» в город, где он еще не бывал, то стоит ему по дороге спросить первого встречного в поезде вора, и тот ему всегда посоветует, к кому обратиться, где живет «блатак», «блатокай». Последний всегда расскажет приехавшему к нему «гастролеру», где больше бывает публики, какие места посещаются знатью или купечеством, кого надо опасаться из полиции; стоит с ним у ворот сыскной полиции и показывает выходящих агентов. Одним словом, дает ему все нужные сведения, указания и советы.
В местах, где проживают крупные карманные воры, население не брезгует довольно близкими сношениями с ними; в какой-нибудь мещанской семье вор считается выгодной партией, он получает большое приданое. Здесь они пользуются кредитом, так как многие из них у себя дома занимаются крупной торговлей, их считают «благородными» людьми, хозяевами своего слова. И действительно, надо отдать им справедливость, «марвихеры-аристократы» представляют из себя джентльменов среди воровского мира. В преступной деятельности они никогда не употребляют насилия, не пускают в ход оружия, они воруют «чисто», жертвы их — только состоятельные люди, что много успокаивает их совесть; по их словам, они обкрадывают только того, кто позволяет себя обокрасть. В частной жизни они сами не прочь помочь бедному, иногда довольно щедро, и у них самих замашки заправского барина. Это заметно и по их домашней жизни. Между этими ворами не наблюдается той общей испорченности, как среди других преступников. Почти каждый имеет свою семью, живет своим домом, воспитывает детей и бывает, что у многих из них дети вырастают порядочными людьми. По частной жизни карманщики не разнятся от «ветошного» общества, из которого выделяется много членов в воровскую компанию. Новые члены входят в общество «марвихеров» по многим причинам. Неудачи в отношении карьеры, любовь к тратам, широкой жизни при отсутствии средств, привычка, наконец, к ней после прежнего житья-бытья, когда были средства, — все это толкает молодых людей на путь преступления; затем тюрьма, тот же воровской университет, где формируются профессиональные преступники, и вот, по выходе на волю, такая личность входит в общество воров, приучается, сначала идет «затырщиком», а там, если может, то и «торговцем». Год счастливо поработал, втянулся человек, и заправский вор готов.