ж на дубинку. Срезаются такие посошки в лесах зеленой зоны, в лесопарках. И вот прошел день, собраны грибы, ягоды, и посошок, еще утром бывший зеленым деревцем, небрежно отброшен. А при следующем выходе в лес срезается новое деревце — для нового посошка. Даже трудно себе представить, сколько деревьев губится подобным образом. И что удивительно: корзинка для грибов или лукошко для ягод служит долгие годы, а вот сохранить посошок или трость людям почему-то не приходит в голову.
Следует напомнить, что по лесному законодательству каждая самовольная порубка или срезание дерева является нарушением лесопользования, рассматривается как административный проступок и влечет за собой материальную ответственность в возмещение причиненного ущерба. К сумме иска обычно прибавляется штраф, наложенный в административном порядке.
Теперь многие знают, что муравьи защищают лес, что их специально расселяют по лесам, паркам и лесопосадкам. И все же иногда попадаются разоренные муравейники. Часто эти акты вандализма совершают от нечего делать люди, абсолютно равнодушные к природе и именно поэтому жестокие. Порой муравейники разоряют так называемые знахари, которые пытаются добыть для врачевания «муравьиный спирт».
Наверное, не помешает напомнить, что закон взял под охрану не только деревья, кустарники, цветы, но и муравейники. За повреждение или уничтожение муравейника в соответствии с государственной таксой взыскиваются следующие суммы: за муравейник диаметром у основания до 0,7 метра — 10 рублей; от 0,8 до 1,0 метра — 20 рублей; от 1,1 до 1,3 метра — 26 рублей 50 копеек; от 1,4 до 1,6 метра — 51 рубль; от 1,7 до 1,9 метра — 81 рубль; 2 метра и более — 114 рублей 50 копеек. При этом, если самовольно поврежден или уничтожен муравейник в особо охраняемых лесах первой группы, размер взыскания увеличивается вдвое.
Только бережное отношение каждого из нас к лесу, соблюдение лесоохранных законов может сохранить это чудо природы. Ясно, что мы просто обязаны беречь зеленый полог земли, беречь для наших детей и следующих поколений.
Прежде чем перейти к разговору о реках — важнейшем природном компоненте, следует напомнить, что леса оказывают огромное влияние на водообменный баланс. Реки в своем большинстве рождаются в лесных массивах, за исключением тех, что берут свое начало в ледниках. И как только уменьшается лесной полог на берегах ручьев и мелких речушек, большие реки мелеют. Они теряют плесы — места нерестилищ и нагула рыбы. Взять хотя бы Волгу. В нее впадает 150 тысяч ручьев, речушек и рек, многие из которых берут начало в лесной глухомани. Рубят лес, и уменьшается годовой сток даже такой могучей реки, как Волга.
А теперь о некоторых реках и их обитателях.
Течет река Волга...
Как живет одна из главных рек страны? Что происходит в период НТР с нею и ее обитателями? Об этом лучше всего расскажут в Северо-Каспийском управлении рыбоводства и рыбоохраны, которое находится в Астрахани. Наибольшая часть мирового улова осетровых приходится на долю СССР, а Астраханская область по лову рыбы в дельте Волги и Каспийском море занимает в СССР первое место. Специалисты Севкаспрыбвода все знают о Волге, о ее страданиях и радостях, о волжской рыбе.
— Чем мы занимаемся? — переспросил меня заместитель начальника управления Валерий Дмитриевич Фатькин. — Разводим рыбу, бережем реку от загрязнения, требуем соблюдения санитарных норм от пассажирских и грузовых судов, контролируем сброс воды предприятиями, следим за хранением и использованием ядохимикатов, за землепользованием, проверяем водозаборные установки. Да, еще наблюдаем за рыбаками в путину. Ведь у нас тут как? Каждый колхоз, рыболовная бригада получает лицензию — специальное разрешение на отлов рыбы в строго определенном количестве. Выбрав положенное, они обязаны лов рыбы прекращать. Перевыполнять планы нельзя, ведь можно просто вычерпать всю рыбу. Кроме того, мы вместе со специальным отделом милиции ведем борьбу с хищническим ловом рыбы — браконьерством. Но об этом вам подробно расскажет начальник отдела рыбоохраны Яков Герасимович Прошин. Он уже двадцать лет работает в нашем управлении и дело свое знает отлично.
Прохожу в кабинет к Прошину. Передо мной загорелый, спортивного вида серьезный человек. Он подводит меня к карте низовьев Волги. На серо-желтом фоне песков и степи синие жилы и прожилки переплетаются и скручиваются в толстый жгут, а затем снова распадаются на тысячи нитей, но четко выделяется главное русло.
— Длина нашей матушки-Волги 3530 километров, — начал Яков Герасимович. — Соединяется она с пятью морями: через Волго-Балт с Балтийским, Северо-Двинским водным путем и Беломорско-Балтийским каналом с Белым морем, Волго-Донским каналом с Азовским и Черным морями, и, наконец, сама она впадает в Каспийское море. Кроме того, она соединена с Москвой посредством канала имени Москвы. Отсюда интенсивное судоходство. От нас везут рыбу, каспийскую нефть, баскунчакскую соль, фрукты, овощи. К нам — лес, технику. Дельта Волги уникальна. Лишь у единственной реки в мире — Нила более широкая дельта. Волга-Ахтубинская пойма имеет длину четыреста километров, а площадь свыше двадцати тысяч квадратных километров. В самой дельте около трех тысяч рек, протоков и рукавов, триста ильменей (мелких озер), — Прошин сделал паузу, словно оценивая впечатление, которое произвели его слова, и продолжал: — Акватория дельты девятнадцать тысяч квадратных километров. У нас тридцать четыре рыболовецких колхоза, около трехсот рыболовецких механизированных звеньев. В распоряжении рыбаков до десяти тысяч маломерных судов да семьдесят тысяч у населения области. Вот и посудите сами, какая сложная задача стоит перед рыбоохраной, обязанной следить не только за промышленным, но и любительским ловом.
У нас четырнадцать районных инспекций, — продолжал Прошин, — в которых триста двадцать человек инспекторского состава. В нашем распоряжении огромное число добровольных помощников общественности, кроме того, около полутора сотен школьных отрядов — мы их называем «голубые патрули». В областном управлении внутренних дел также есть специальная служба рыбоохраны. Наш отдел наряду с выявлением браконьерства занимается и профилактикой. Ежегодно мы публикуем в печати до двухсот корреспонденций, призывающих соблюдать правила рыбной ловли, часто выступаем по радио и телевидению. И тем не менее, — Прошин вздохнул, — браконьеров все еще много. Каждый год мы задерживаем до нескольких тысяч нарушителей правил рыбной ловли, изымаем много запрещенных орудий лова.
— Это что же, сети?
— Есть и сети, но чаще особые снасти. Например, с бо́льшим числом крючков, чем разрешено. У нас каждый рыбак в течение светового дня имеет право поймать до пяти килограммов рыбы. Но не все довольствуются этим количеством. Среди нарушителей есть настоящие хищники, видящие в рыбной ловле способ обогащения. На таких мы передаем материалы органам следствия. Их штрафуют, предъявляют им иски о возмещении материального ущерба. Но в целом браконьеров стало меньше, усилилась нетерпимость людей к этим хапугам. Штрафуем мы и организации за загрязнение воды, неправильное использование водозаборных установок — эти агрегаты перекачивают воду на поля в огромном количестве, ведь у нас главный урожай на поливных землях. В начале путины на местах лова работники отдела рыбоохраны проводят встречи руководителей области с рыбаками, на которых обсуждаются вопросы сохранности социалистической собственности.
— А теперь, — предложил Яков Герасимович, — я вам дам нашего работника и катер. Побывайте на Волге, познакомьтесь с работой инспекторов.
Геннадий Яковлевич Бурлаков — районный инспектор областной Астраханской инспекции, скромный, вежливый человек, рассказал, что в 1969 году он закончил рыбвтуз и с тех пор трудится в рыбоохране Севкаспрыбвода. В 1978 году он закончил заочно Волгоградский сельскохозяйственный институт, но это так, для общей подготовки, а душа у него лежит к рыбе. Сейчас он курирует три районные инспекции — Ахтубинскую, Черноярскую и Енотаевскую (всего 63 инспектора, у каждого лодка с подвесным мотором). В распоряжении инспекций семь катеров с командами, восемь автомобилей и столько же мотоциклов.
На служебно-разъездном
На пристани рыбоохраны нас ожидал катер «Волжск» — небольшое судно, построенное около тридцати лет назад. Несмотря на почтенный возраст, катер выглядел браво. Чувствовался заботливый уход за ним. Его команда состояла всего из трех человек — капитана, матроса и механика. Капитан Михаил Григорьевич Попов показал нам свое судно и объяснил, что катер этот служебно-разъездной, грузоподъемность его до двадцати тонн, двигатель в сто пятьдесят лошадиных сил, что судно развивает скорость до двадцати километров в час, работает на солярке, что с матросом Беляницыным они вместе плавают со дня получения катера и знают его как свои пять пальцев. Бросились в глаза строгие, если не сказать суровые, отношения между членами команды. Никакого панибратства и в то же время взаимное понимание. Пока мы с капитаном устраивались под тентом на палубе, слушая его рассказ, матрос что-то прибирал, возился на камбузе. Все он делал без суеты, без лишних слов.
— Капитан и матрос на этом катере — люди интересные, — заметил Бурлаков, — местные жители, потомственные рыбаки. Они много любопытного могут рассказать о реке и рыбе.
Решили отправляться в плаванье рано утром, поэтому ночевать мы остались на катере. В носовой части под палубой была отлично оборудованная каюта, часть которой представляла собой столовую. На ужин матрос первого класса, он же кок, подал мастерски приготовленный борщ, а затем чай. Извинившись, он объяснил, что рыбы нет, так как гостей не ждали.
— Нам-то рыба надоедает, — сказал капитан, — вот я и попросил сварить борщ, а завтра будет уха.
— Сами наловим?
— Можем сами, удочка есть. А скорее всего, встречные рыбаки угостят.
Михаил Григорьевич Попов совсем не был похож на «морского волка». Плотный, с круглым добродушным лицом, он напоминал скорее хлебороба, крепко стоящего на земле.