кси на улице нельзя, только на стоянке, нельзя открывать окно в машине — может напасть грабитель, нельзя носить с собой деньги… Но я его почти не слушала, потому что в глубине души не хотела ему верить. Я не склонна менять представление о стране, которая будоражит кровь, как кофе или табак. По крайней мере в этом К.Л.Авила и я — родственные души.
Из аэропорта мы проделали обычный путь на юг, в Тлалпан, и вскоре въехали в Олимпийскую деревню, где в течение стольких лет был мой дом. В башне номер тринадцать все осталось по-прежнему, даже сосед тот же, аргентинец, — такой же вечный изгнанник, как и мой бывший муж. Уго спросил, кем я предпочитаю быть: хозяйкой или гостьей. Поскольку удел хозяйки— ворчать и жаловаться на жизнь, я выбрала второе и тут же вспомнила, как одна состоятельная латиноамериканская дама объясняла Памеле Хоторн, почему она обожает отели: только там она чувствует себя независимой, только там может распоряжаться своим временем, как ей заблагорассудится, только там забывает о монотонной домашней жизни, только там ест блюда, в приготовлении которых не участвует, только там ощущает себя наравне с мужчинами.
Наш дорогой Тонатиу, верный и преданный друг со времен изгнания, согласился встретиться с Уго на следующий день. Хотя Уго сказал, что именно я заинтересованное лицо, меня на встречу не пригласили. Это вовсе не означает, что Тонатиу меня не уважает, просто он до мозга костей мексиканец, «а о серьезных вещах, дружище, мужчины толкуют с глазу на глаз».
Уго приготовил одно из моих любимых блюд— фаршированный перец. Я быстренько расправилась с тем, где был сыр, Уго выбрал тот, что с мясом. После ужина мы выпили по стаканчику текилы («Стопроцентная голубая агава», — уточнил Уго). Нетрудно догадаться, что тема, одинаково занимающая обоих, это наши дети; мы с удовольствием беседуем о них, да, собственно, только у нас двоих это и вызывает неподдельный интерес. Иногда я думаю, что не зря детей зачинают вдвоем: по крайней мере, потом будет с кем их обсуждать, не злоупотребляя терпением родственников и знакомых.
По приезде я сразу отнесла вещи в бывшую детскую с кроватями-близнецами, книжными полками, флажками «Синего креста»[27] и плакатами с изображением Че на стенах. В проходе между кроватями висит старая коричневатая фотография Эмилиано Сапаты[28], купленная мной в Архиве Касасолы[29]. Наверное, детям приятно жить здесь, когда они гостят у отца, ощущать тепло детства.
Уже ложась спать, я вдруг поняла, что впервые забыла о К.Л.Авиле. И хотя сегодня только четверг, а дело мне передали в понедельник, я сразу почувствовала себя виноватой и самой ленивой из трудоголиков, попросила у Уго видеомагнитофон и притащила его к себе в комнату, чтобы посмотреть присланную накануне из издательства кассету, на которой заснята презентация произведений К.Л.Авилы на Книжной ярмарке в Майами.
Настраивая аппарат и невольно прислушиваясь к шуму воды в ванной, я подумала, что между К.Л.Авилой и мною есть еще одно сходство: мы обе можем похвастаться дружбой с мужчинами, которых когда-то очень любили. Конечно, Уго и команданте Монти тоже приложили к этому руку, но в любом случае мало кому из женщин удается подобное.
Сон быстро меня сморил, восемь часов полета в моем возрасте не проходят бесследно. Засыпая, я слышала голос К/Л.Авилы с характерной хрипотцой, и думала, что хриплые голоса обладают одной особенностью: их невозможно спутать с другими.
Встреча была назначена в кафе на другом конце города, точнее, в старом центре. Я приехала вместе с Уго и, прежде чем зайти в Паласио-де-лос-Асулехос[30], дала ему последние инструкции. Он вошел с улицы Пятого мая и остался ждать Тонатиу на нижнем этаже возле стойки бара, я же воспользовалась входом с улицы Мадеро, поднялась на второй этаж и через библиотеку прошла в кафе, где благодаря особенностям архитектуры меня невозможно было увидеть.
Тонатиу нельзя обвинить ни в многословии, ни в косноязычии, однако время, за которое я выкурила две сигареты и выпила чашку жидкого, безвкусного кофе (что за привычка готовить его по-американски!), показалось мне вечностью. Тысячи мыслей и образов промелькнули в голове, даже идея самолично отправиться в штат Герреро, поэтому, когда Уго появился в дверях с тем решительным выражением, какое в первые утренние часы бывает на лицах всех уверенных в себе мужчин, я тут же бросилась к нему.
— Спокойно, Роса, спокойно.
— Садись и рассказывай. — Я скорей пододвинула ему сигареты и кофе.
—Я сделал, как ты просила. Он побывал там совсем недавно, поэтому его информации молено верить. Во-первых, команданте Монти не объявлялся у них ни в последнее, ни вообще в какое-то обозримое время. Он слишком занят свержением правительства Колумбии, чтобы беспокоиться о своих мексиканских товарищах. Они его не видели и не имеют от него никаких сообщений. Во-вторых, в интересующий нас период начиная с конца ноября не было совершено ни одного похищения. В-третьих, в лагерях действительно есть женщины, но, насколько ему известно, ни одну не удерживают там против ее воли. Кроме того, в окрестных городах и селениях есть женщины, которые им помогают, но они законспирированы, и Тонатиу их не знает. Когда я попросил выяснить, нет ли среди них К.Л.Авилы, он удивился. По его мнению, если бы их ряды пополнила такая известная личность, они бы тщательно это скрывали, поскольку в противном случае могут возникнуть проблемы с безопасностью. Тем не менее я повторил свою просьбу, но мне кажется, он продолжает колебаться и по большому счету прав. Если писательница все-таки работает на них и он передаст тебе эту информацию, что ты с ней будешь делать? Ведь ты просила дать ему слово, что мы не причиним им никакого вреда, не сообщим в полицию и прочее, и, хотя это мне казалось совершенно излишним, я такое обещание дал. Еще я сказал, что, если писательница здесь, тебе хотелось бы с ней встретиться. Наверное, он решил, что ты свихнулась, и возблагодарил Бога за то, что ты не присутствуешь при разговоре.
— Уго, я не сомневаюсь, что добровольно она бы к ним не присоединилась. Понимаешь, похищение похищению рознь. Может, они прячут ее до приезда команданте, надеясь, что тот заставит ее отдать деньги, а может, им удалось ввести ее в заблуждение, для этого есть тысячи способов.
— Об этом я, разумеется, даже не заикался.
— И что же дальше?
Уго замолчал, и только человек, знающий его так же хорошо, как я, по чуть приподнятым плечам смог бы определить, что ему стыдно и за меня, и за себя.
— Мне пришлось напомнить ему тот случай с раненым парнем. Получается, я как бы предъявил счет к оплате… Это мерзко, так поступать нельзя.
(Кажется, я забыла сказать, что Уго— хирург.)
— Ты не должен из-за этого беспокоиться. Интересы дела прежде всего, на то она и политика, а уж тем более герилья. Ты рисковал, тайком спасая того паренька, и теперь имеешь право хотя бы на информацию… Найти Кармен — это ведь тоже спасти жизнь, Уго.
Я боялась слишком давить на него, ведь и так, прося о помощи, я бессознательно пользовалась тем, что он виноват передо мною — он меня тогда бросил, а не я его, — а это гораздо хуже, чем взимать старые долги с повстанцев.
— Он все проверит, но на это потребуется время.
— Спасибо, Уго, большое спасибо. А теперь можешь пересказать весь разговор по порядку и с подробностями?
Он удивился:
— Я рассказал все, что нужно… Роса, мне пора в больницу.
Тут я сообразила, что говорю с мужчиной, а с точки зрения мужчины, для которого важна суть, а не детали, все уже действительно сказано.
— Что ты будешь делать днем? Я освобожусь в шесть, можем пойти в кино или еще куда-нибудь.
— Схожу в галерею Франца Майера, там бывают неплохие выставки, потом погуляю по парку или еще где-нибудь… Подругам звонить не буду, мне кажется, не стоит смешивать одно с другим…
— Мне тоже так кажется. Ты захватила ключи, а то вдруг захочешь отдохнуть и не сможешь войти в дом?
Мы распрощались на улице Мадеро, и я приготовилась окунуться в приятную, расслабляющую атмосферу безделья.
На следующее утро, приняв душ, мы сели завтракать, как делали это тысячу раз в прошлом, и я в тысячный раз спросила себя, подадут ли мне в этой жизни хоть однажды завтрак в постель. Вслух же сказала, что останусь дома ждать звонка от Тонатиу.
— Но я только вчера говорил с ним, Роса, и он ясно дал понять, что на это потребуется время.
— А откуда ты знаешь, что как раз вчера у него не было встречи с каким-нибудь сверхосведомленным лицом? Я уверена, что ему вовсе не нужно ехать в Герреро, вся информация стекается сюда, в Мехико.
— Ты не можешь быть ни в чем уверена, потому что ничего в этом не смыслишь. Обидно, что ты без толку просидишь весь день взаперти, к тому же сегодня суббота… Сходи погуляй, Роса…
— Я отлично проведу время: посмотрю какой-нибудь сериал, а то я совсем отстала от жизни… Полистаю твои книги, а если захочется погулять, не волнуйся, я погуляю.
— Ну ладно. Постараюсь освободиться пораньше и сразу же позвоню.
После ухода Уго я вымыла посуду, убрала в шкаф пан-дульсе, к которому мы и не притронулись, собрала ложки, плошки, поварешки, мое вечное проклятье, и поразилась, как быстро женщина возвращается к прежней роли, будто и не переставала ее играть.
Тонатиу так и не позвонил, Уго оказался прав. Но к тому времени, когда он вернулся с работы, мои мысли приняли иное направление.
— Пожалуйста, сядь и расскажи мне все, что знаешь о Сантьяго Бланко.
— Сантьяго Бланко? Это известный мексиканский писатель, его знают во многих странах. В свое время поддерживал чилийских эмигрантов, разве ты не помнишь? Писал статьи против диктатуры, участвовал в наших культурных акциях.
— Что еще?