– Ещё увидимся, – успела помахать ей девочка.
Марфа спешно пошла подальше от них, чувствуя неловкость, но быстро успокоилась и почти вернула себе прежнее беззаботное настроение, однако её ещё долго не оставляло чувство, что весь этот разговор был неправильным. Это был разговор взрослого с ребёнком, но ощущалось, будто в этот раз ребёнком была Марфа. Девочка излучала… скрытое чувство внутреннего превосходства. Превосходства над ней – над Марфой.
Маленькая сучка!
– Ты вёл себя как дурак, Графен, – сказала Астра, когда Марфа отошла на пятьдесят метров и гарантированно не могла их слышать. – То есть именно так, как следует. Я горжусь тобой, Графен. Ты сыграл великолепно.
– Что делать? – кажется, Александр был в панике.
– Ты же боевой офицер. На войне не боялся, а сейчас что?
– Ты не знаешь Марфу, – загадочно ответил он, а потом потянул Астру дальше. – Давай покончим с этим побыстрее, а то я совсем спалюсь, если ещё и домой опоздаю.
– А ты не слишком пугливый для героя войны, Графен? – не унималась дракон.
– Как думаешь, почему я выживал там, где другие погибали? – вопрос был скорее риторическим. – Я никогда не перестаю бояться опасностей, просто умею перебарывать страх, когда нужно быть храбрым. Тебе бы тоже не помешало немного осторожности.
– Так ты считаешь, что я недостаточно осторожна? – с вызовом спросила девочка.
– Я считаю, что ты вообще отбитая, – признался Александр.
– Несправедливо, – обиженно отозвалась Астра. – Я здесь почти два месяца и до сих пор не влипла ни во что серьёзное.
– Ну хоть на этом спасибо, – недоверчиво пробормотал Графен.
– Кстати, – решила сменить тему девочка: – Марфа у тебя ничего так – красавишна. Как ты такую женушку себе отхватил?
– Пффф, я что, по-твоему, её не заслуживаю? – гордо спросил Графен, повернув к ней своё поддельное лицо, с носом-картошкой и блестящей лысиной – Астра прыснула в кулачок от того, как комично это выглядело, но Александр продолжил:
– Женщины всегда обращали на меня внимание. Не прямо вот на руках носили – такого не было, но я всегда был популярен. Некоторые даже сами подходили знакомиться, остальные – ждали, что я к ним подойду.
– А ты подходил?
– Конечно.
– К какой категории относилась Марфа?
– Ни к какой, – пожал плечами Графен. – Она мне даже не понравилась вначале, когда нас познакомили. Красивая, конечно – высокая, статная, с таким… Лицо, по моим тогдашним вкусам, у неё было всё-таки тяжеловато. Я по молодости был очень привередлив к дамам, имел чёткие критерии. А она такая вот… настоящая русская конь-баба, но настолько породистая и ухоженная, что даже красивая. Марфа была очень благовоспитанной, строгой, православной, и крайне ориентированной на то, что люди скажут и подумают, а также на то, с кем бы таким подружиться, чтобы потом подружиться с людьми ещё повыше… Вот это с годами у неё только усилилось, кстати. А я тогда был безбашенный весельчак. Космический десантник. Когда «Героя России» дали, мне даже двадцати не было. Я тогда любил молоденьких девчонок хрупкой конституции – озорных, свободных в общении, слегка ушибленных на голову, но не так тяжело ушибленных, как Марфа, конечно…
– Тогда почему Марфа, а?
– Не знаю! Сам понять не могу. Все мои любови расстраивались по непонятным причинам – словно какой-то злой рок надо мной витал… И знаешь – в такие моменты всегда рядом со мной оказывалась Марфа. Словно сама судьба толкала нас друг к другу против нашей же воли. Словно кто-то специально сводил нас вместе… – Графен виновато улыбнулся. – Наивно, конечно, было так думать.
– А Марфа что? Запала на тебя, на героя-любовника?
– Нет, что ты! Я ей не особо нравился. Она вообще считала, что ей больше подойдёт мой лучший друг – Паша Гендовский, потому что она вроде как понимала, что он поднимется очень высоко, благодаря папе. Но Паша Гендовский Марфу не жаловал. Оно теперь и понятно – ты как жену его, Наташку, увидишь, всё поймёшь. Она едва ли тебя выше ростом, а уж худенькая – страсть. И главное – молча выполняет всё, что он скажет, потому что Паша для неё царь и бог… А Марфа всегда высоко целилась – артисты, дипломаты, дети олигархов. Космодесантник, грудь в орденах – не тот капитал, на котором можно подняться в обществе, особенно если у тебя самой за душой негусто… Но все её романы, так же как и мои, рассыпались карточными домиками. Тот же злой рок. Мужчины бросали её как подонки. Так мы и оказались подле друг друга. Стали жить вместе, ссорились, конечно, несколько раз съезжались и разъезжались, пока не поженились окончательно. А дальше как-то так само стерпелось-слюбилось…
– Ты хоть любишь её?
– Конечно люблю, – удивился вопросу Графен. – Она же моя жена и мать моих детей. Она – мой тыл. Любить свою женщину – это, знаешь ли, долг мужчины. Это как Родину любить, понимаешь? Может, тебе Родина местами и не особо нравится, может, ты не всем доволен, но любить её надо позарез, иначе как ты будешь её защищать, когда придёт беда? Это я про Родину. Да и про женщину тоже. Любить – это священная обязанность мужчины. И одновременно привилегия. Нас на это Бог благословил. Родина и женщины могут не отвечать нам взаимностью – это уж их дело, но нам быть холодными никак нельзя.
– Человечный ты человечище, – Астра закатила глаза.
– Зря я с тобой разоткровенничался. Ведь говорил же тебе – не лезь в эту тему, – насупился Александр.
– Ой, да ладно тебе дуться, – отмахнулась девочка, и лицо её было очень довольным и счастливым – так, словно внезапная откровенность Графена была её собственной маленькой победой.
В парке развлечений было полно свободно гулявших детей. Даже пятилетки были без родителей, с приятелями-одногодками. В РФ, на фоне десятилетий демографической нестабильности, возник культ детей, как, впрочем, и во всём развитом мире, потому что рождаемость была так себе.
Установившаяся эмансипация детей называлась «инфантократией», ведь с детишками носились как с сокровищами, всё им разрешали и прощали, из-за чего детская преступность была на стабильно высоком уровне, по сравнению с прошлыми веками. Дети рано получали самостоятельность – в том плане, что могли ходить, куда хотели, и делать, что хотели – никто им не указ! – но при этом поздно получали материальную независимость от родителей, к которой особенно и не стремились. Уравнявшись в правах со взрослыми, они не были уравнены в ответственности – наказания для детей были заметно мягче.
Когда Астра попала в Москву, то возблагодарила своих творцов, ведь в теле ребёнка, а тем более девочки, то есть будущей матери, она стала привилегированным членом общества. Все её странности и закидоны окружающие списывали на то, как тяжело быть ребёнком в наше время, когда от тебя столького ожидают. Дети – будущее России и всё такое!
Естественно, при подобной вседозволенности, подростки, по крайней мере московские, шалили как могли. Вандализм? Не лучший вариант, так как с повсеместным распространением уличных видеокамер и искусственного интеллекта остаться анонимным уже не получалось – ИИ распознавал вандалов по лицу, фигуре и походке, так что родителям приходилось оплачивать крупные штрафы, а родители, в свою очередь, могли оставить подростка без карманных денег.
Подростковое насилие также было уделом немногих – за ущерб, нанесённый здоровью, полагались штрафы и даже принудительное посещение психолога. Но вот за хамство, грубость и неподобающее поведение практически не наказывали – тут было богатое поле для экспериментов. Если ничего не ломать и никого не бить, то можно было вести себя как угодно вызывающе – громко говорить, толкаться, загораживать проход, обзываться – но без мата, так как за ненормативную лексику могли оштрафовать. И главное – любая ответная агрессия в адрес разбушевавшегося подростка со стороны взрослых наказывалась – как минимум, штрафом.
Когда Графен и Астра только вошли в парк, на площадке, вокруг которой располагались торговые автоматы, уже работала группка хулиганов – мальчишки и девчонки в возрасте от десяти до двадцати лет. Они кричали окружающим на ухо, носились, толкались, кидались под ноги, хватали за вещи, перебивали говоривших, кидались мячиками – мячики не считались мусором, поэтому это нельзя было подвести под вандализм, а также задирали прохожих, публично высмеивая их недостатки. Других детей, особенно тех, что помладше, они старались не трогать – можно было получить штраф, а если подраться, то и «обоюдку» – это когда штрафы платят родители с обеих сторон конфликта. Взрослые посетители обходили площадку стороной, но иногда всё же решались подойти к торговым автоматам, чтобы по-быстрому купить еду и напитки и тут же ретироваться.
– Ты ведь не собираешься влипнуть! – Астра потянула Александра за руку, когда тот решительно направился к площадке с торговыми автоматами.
Но Графен, похоже, решил заступиться за пожилую пару, которую хулиганы осыпали насмешками. Астра запоздало поняла, что Графен привык решать такие вопросы за счёт своего авторитета – обычного взрослого хулиганы не станут слушаться, а вот легендарного Графена – да. Но сейчас-то он выглядел большим стрёмным дядькой, а не героем России.
Хотя сама Астра буквально вчера сражалась с летающими спецназовцами в чёрном, она считала, что делала всё, чтобы не влипнуть в неприятности, просто неприятности сами её нашли, а значит, её вины в этом нет. А вот Графен сейчас сам лез туда, где обязательно привлечёт к себе лишнее внимание, а с учётом того, что кругом наверняка полно камер наблюдения, происходящее будет заснято с целой кучи ракурсов.
– Это не твоё дело, – уговаривала девочка, но он уже подошёл к хулиганам и начал громогласно стыдить – где, мол, уважение к старости, где воспитание?
Костяк банды составляли три рослых парня – им было лет по пятнадцать. Дорогая одежда, модные причёски, в руках – последние модели телефонов. Над одним из них – на высоте трёх метров от земли – парил охранный дрон-камера, который записывал происходящее и отправлял в облачное хранилище. Возможно даже, это была прямая трансляция, и за травлей стариков наблюдала многочисленная аудитория из таких же подростков. У Астры были самые дурные предчувствия.