– Где мы? – спросил Илья, пока они ковыляли по ночному лесу, ориентируясь лишь на систему спутникового позиционирования в голове дракона.
– Это место называется Херсонщина.
– Тут людям снятся плохие сны?
– Скорее всего. Сейчас это территория Хеленмара, – предупредила Ламия. – И нам тут не рады.
– Куда мы пойдём?
– В Крым. Неделя пути, если идти ночами. Днём нас легко заметить с воздуха.
– Как думаешь, тут ещё остались люди?
– Базовые? – уточнила Ламия. – Мало. Когда обломки Украины вошли в состав Хеленмара, драконы постепенно превратили местных в зверолюдей-прислужников – свиноморфов, волкоидов и прочих.
– Проклятые драконы, – с ненавистью проговорил Илья, но тут же добавил: – Я не имею в виду тебя. Ты не настоящий дракон.
– С чего ты взял? – вперила в него свой единственный глаз Ламия: – Самый настоящий. От создателя драконов – Хаяо Кодзимы.
– Не верю, – помотал головой Илья. – Ты отличаешься от всего, что я знаю о драконах.
– Я особенная, тут ты прав, – сказала Ламия, но не стала развивать тему.
Земной пейзаж удручал. Природа была изнасилована индустрией – они проходили мимо озёр химических отходов, свалок, заброшенных предприятий и остовов техники, в том числе военной.
Купольные агрокомплексы, огороженные и охраняемые, они обходили стороной, предпочитая добывать пищу вдали от поселений. Ламия сохранила свой кварк-глюонник. Стреляя в реку, они глушили рыб-мутантов – еда сомнительная, но сытная.
– Ты должна рассказать мне всё, – сказал Илья на привале. – Не хочу погибнуть, даже не понимая за что. Больше никаких секретов, ладно? Я вытащил тебя из корабля не для того, чтобы…
– А для чего? – спокойно спросила Ламия.
Мальчик запнулся:
– Прости, я не то говорю. Я вытащил тебя, потому что хотел спасти. Ты спасала меня всё это время. Это я в долгу, не ты. Имеешь право не рассказывать.
Дракон молча ела, но Илья заметил – после его слов что-то изменилось. Словно ему удалось преодолеть барьер.
– Кто устранил претендентов? – попытал он удачу.
– С трёх раз угадаешь? – недовольно отозвалась дракон.
– Постлюди?
– Надо же, угадал.
– Но вас много. Кто именно? Хеленмарская верхушка?
Ламия кивнула.
– Почему?
– Дурацкий вопрос, – Ламия закончила с едой и запила из фляжки.
– Я не понимаю, зачем им это.
– Скажи, кто такие постлюди? – спросила Ламия.
– Ты сама постчеловек.
– Дай определение.
– Хорошо, – согласился Илья. – Постлюди, это такие… люди, которые решили воспользоваться достижениями прогресса, чтобы улучшить свою человеческую природу через вмешательство в геном и вживление электроники. Как результат – бессмертие, вечная молодость, сверхинтеллект, острые чувства, быстрые рефлексы…
– Отлично, – похвалила дракон. – А теперь скажи, в чём различие между постчеловеком и постгуманистом?
– Одно и тоже.
– Вот и нет. Постчеловек – это телесная форма. Я постчеловек. А постгуманист – это система взглядов. Не обязательно быть постчеловеком, чтобы её придерживаться. Многие полагают, что постгуманизм – это улучшение себя. Индивидуальная эволюция. Так вот – ничего подобного. Постгуманизм появился задолго до того, как люди смогли изменять себя телесно. Тогда он назывался трансгуманизмом и означал процесс перехода от человека к постчеловеку… Какой главный постулат постгуманизма?
– Себя надо улучшать?
– Почти. Главный постулат: человек изначально плохой, – поправила Ламия. – Никудышный. Быть человеком – плохо. Надо это исправить. Улучшить себя как-то. Но главное – любыми средствами перестать быть человеком. Главный двигатель постгуманизма – это неприятие своей человеческой природы, а вовсе не стремление стать лучше. Ещё не было вживляемой электроники и генной инженерии, а трансгуманисты успешно расчеловечивались сами и старались расчеловечить других. И я говорю не о тоннелях в ушах, раздвоенном языке и шипах на коже.…
Дракон постучала себя пальцем по виску:
– Любые изменения начинаются здесь. Постгуманизм – это идеология, философия и религия. Расчеловечивание – её цель. А что значит быть человеком? Ответь.
– Ну там, традиционные ценности, любовь к ближнему, сострадание… Эмпатия, в общем.
– Снова в точку. Одним словом, человеческая норма. Норма – это то что ненавидят постгуманисты в базовых людях. В двадцатом веке трансгуманизм начался с того, что стали заявлять, что норма – это плохо, а любое отклонение – лучше по умолчанию. Как в романе «1984», поменяли местами понятия: отклонение назвали нормой, а норму – отклонением… И пошло-поехало. Традиционная семья – никуда не годится. Гетеросексуальная ориентация – скучно. Культ индивидуализма, разнообразия, толерантности, когда любое отклонение – прекрасно и должно вызывать всеобщий восторг. Причём в этот восторг людей загоняли пинками, пока мозги у них не сдвинулись так, что они стали не только поддерживать это больное состояние в себе, но и насаждать его в других… Возникло ЛГБТ-богословие, расцвёл бодмод. Желание расчеловечиться было так велико, что когда трансгуманистам дали инструменты для изменения себя, те воспользовались ими безо всякой оглядки.
– Потеря человечности? – догадался Илья.
Дракон кивнула:
– Мозг и психика – очень нежные темы. Всё связано. Когда накручиваешь себе побольше извилин, перекраивая геном, есть шанс потерять эмпатию, получив взамен разнообразные девиации поведения, не вписывающиеся даже в новую расширенную «норму». Венцом постгуманизма стали драконы. Мой вид состоит из психопатов и социопатов. Мы не можем взаимодействовать даже друг с другом. А всё потому, что когда мы создавали себя из людей, никто не пытался сохранить человечность. Она была презираема, так что о её потере никто не заплакал. Получившиеся существа не умели плакать. Единственная эмоция, которая осталась им доступна – это ненависть. И они предпочитают испытывать её к базовым людям.
– Почему вы ненавидите нас? – с жаром спросил Илья. – Не могу понять. Вы держите нас, базовых, за дерьмо, но и постлюдей цените не больше. Ваши слуги – зверолюди – идут на бойню, как скот. Вы едите их, нас и даже других драконов. Вы истребляете сами себя с той же лёгкостью.
– Мы ненавидим вас, потому что проиграли, – сказала Ламия устало. – Мы так и не стали новым самостоятельным видом. Индивидуальная эволюция оказалась ловушкой. Тупиком. Различие порождает вражду. О каком обществе идёт речь, когда каждый идёт своей дорогой самоулучшения и нет двух похожих постлюдей? О каком обществе идёт речь, если мы камня на камне не оставили от базовых человеческих ценностей, которые могли бы нас объединить? Эгоизм не объединяет. Мы не можем размножаться естественным образом – слишком много вмешательств в собственный геном. Нет жизни из мёртвого лона, нет утоления жажды у пересохшего ручья. Мы можем только воспроизводить свои копии или выращивать себе простых слуг – зверолюдей…
Покачав головой, дракон продолжила:
– Это фиаско, пойми. Всё сломано. Мы, постлюди, хотели стать равными богам, но так и не оторвались от породившего нас человечества – мы пристройка к вам, базовым людям. Без вас мы мертвы, но большинство из нас всё ещё уверены, что за нами будущее. Всего-то надо убрать последний барьер, удерживающий нас от окончательной победы. Якорь, что тянет вниз. Костыль, который больше не нужен… Ненавистное базовое человечество. Если его уничтожить, наконец-то заживём.
– Бред! – вскочил Илья, сжав кулаки. Казалось, он набросится на Ламию.
– Естественно, бред, – ответила та. – Когда исчезнете вы, загнёмся и мы – гордые полубоги в центре своих демиургий. Лишь немногие из постлюдей отдают себе отчёт, что единственное наше спасение как раз в сохранении базового человечества. И чем скорее начнём, тем лучше, потому что вы разрушаетесь нашей гнусной моралью. Гниёте заживо. Единственное спасение для всех нас – скорейший возврат к базовому генотипу, традиционным ценностям, исконным формам правления и вероисповедания, потому что это проверенные веками устойчивые системы, способные к самовоспроизведению и саморегуляции…
Дракон сокрушённо покачала головой:
– Посмотри вокруг. Мир на краю пропасти. Жизнь ничего не стоит. Неравенство и эксплуатация приняли самые изощрённые формы. Многие человеческие государства рухнули, а из обломков поднялись космические державы постгуманистов, которые теперь, словно опухоль, расползаются по Системе.
– Царство Антихриста суть царство нелюдей, – произнёс Илья тихо.
– Я говорила тебе, что отправила свои копии к звёздам. Знай, я там оказалась не первой. Прилетело множество постлюдей. Сейчас там идёт война всех со всеми. Это ждёт и Солнечную систему, если позволить постгуманизму уничтожить людей… Ты спросил, кто уничтожил других претендентов на царствие. Теперь ты знаешь ответ?
– Да, – мальчик кивнул. – Постлюди не допустят укрепления общества базовых людей. Не допустят возвращения к традиционным формам правления. Вообще, хоть к чему-то традиционному.
– Вы слабы и жалки поодиночке, но ваша сила в единстве, а источник вашего единства – единообразие. Вы, люди, осознаёте свою ущербность, и это вас объединяет. Всюду, где можете, вы сражаетесь с гнётом постлюдей, – дракон слабо улыбнулась.
Если кто и выглядел сейчас ущербно, так это она – калека, чумазая и вымотанная.
– Почему ты с нами, Ламия? – спросил Илья.
– В этом нет моей заслуги. Когда мои будущие… родственники… владельцы… делали заказ Хаяо Кодзиме, они обговорили техзадание – я должна получить все преимущества драконов, но при этом сохранить генетическое родство со своей базовой сестрой, а моя эмоциональная сфера должна остаться полностью человеческой… Хаяо сохранил мне эмпатию. Я умею сострадать. Однако, по требованию заказчика, моё сострадание не распространяется на постлюдей. Их я убиваю без малейших терзаний, а вот базового человека убить не смогу – вина заест.
– Ясно, – мальчик задумчиво кивнул и добавил: – Жаль, что ты такая одна.