– Ты врёшь, – спокойно ответила Ламия. – Ты, видимо, забыл, что, будучи драконом, я – ходячий детектор лжи.
Раздражённо цыкнув, Папа Гендо отвёл взгляд. На его лицо можно было заметить отражение той душевной борьбы, что происходила в нём прямо сейчас. Медленно, с большой неуверенностью, он спросил:
– Если я расскажу правду, ты ведь не сдашь меня Ольге?
– Мы ведь партнёры, – ровно ответила Ламия и, когда он закатил глаза, добавила: – Я просто знаю тебя, Паша. Ты далеко не дурак. Ты не позволил бы Хеленмару так себя обойти. Ты обязательно перестраховался бы. Я ведь права?
– Я и перестраховался, – похоже, Гендовский решился сказать ей правду: – Та девчонка меня предупредила, что драконы обязательно атакуют. Они не успокоятся, пока не получат своего… Надо было всего лишь дать им это, а она только мешала. Я удалил её от Графена, чтобы не было свидетелей. Заставил врачей снять с Графена цифровую копию и распечатать её. Распечатанная копия, понятное дело, была, как оригинал – тоже в бессознательном состоянии. Её мы положили вместо настоящего Графена…
– Ты точно ничего не перепутал в процессе? Точно копию положил, а не оригинал?
– Не сомневайся, я оригинал маркером подписал ещё до копирования.
Ламия молча хлопнула себя ладонью по лицу.
– Это специальный маркер, – уточнил Гендовский: – Его надписи машина не копирует, так что на копии Графена надписи не было. Не думай, у нас в этом плане всё отлажено. Профессионализм.
– А оригинал куда дели?
– Вывезли.
– Драконы же наверняка следили за госпиталем. Разве нет?
– Они следили, но мы воспользовались синдромом вороны.
– Вороны? – скептически скривилась дракон.
– Ворона смотрит с дерева на людей, входящих в амбар и выходящих из амбара. Ворона всегда безошибочно знает, сколько людей в амбаре, потому что считает входящих и выходящих. Но она не делает между ними различия – это просто люди. Ей нужно, чтобы они все вышли и она залетела в амбар клевать зерно.
– Драконы не вороны. Они не тупые.
– Но они не различают спецназ в экзоскелетах. Ты же знаешь, что у наших боевых костюмов есть режим авто-носилок. Если пилота убьют или он потеряет сознание, то экзоскелет сам принесёт его на базу. Так что мы пригнали в госпиталь пустой экзоскелет на внешнем управлении, загрузили внутрь Графена и отправили его назад – костюм сам дошёл до ЛМП и сел в неё вместе с другими спецназовцами.
Ламия коротко хохотнула и показала большой палец.
– Я сначала сам радовался как ребёнок. Драконы расстреляли копию Графена, даже не поняв, как мы их провели. Уже хотел объявить публично, что Сашка живой… Но потом обнаружил, что не всё так уж радужно. Оригинальный Графен никак не приходил в себя, хотя уже должен был. Я согнал к нему лучших военных врачей.
– И что?
– Ничего. Не приходит он в себя и всё. Что только не делали… Те ножи, которые использовали напавшие на него клоуны – на них был какой-то нейротоксин. Обычного человека он бы убил, но Графен сильный – он бы выжил, если бы ему бок не порвало. А так – застрял в коме. Мы его поддерживаем до сих пор, но надежды, честно говоря, мало.
– А девочку-дракона привлекали?
– А она-то тут каким боком полезна будет?
– Я не знаю, – пожала плечами Ламия. – Но раз ты застрял, пора позволить и другим поучаствовать в решении данного затруднения.
– Да сейчас-то уже чего дёргаться, – горестно отмахнулся Гендовский. – Всё, назначили царём вашего Илью.
– Я-то думала, вы с Графеном – друзья.
– И продолжаем ими быть, но дружба дружбой, а государственные дела вперёд всего. Тебе-то какой от Сашки прок? Он же конкурент действующему государю. Переворот задумали? – сурово нахмурил брови Павел Павлович.
– Графен нужен для другого, – покачала головой Ламия. – Обстановка с каждым днём всё хуже. Многие думали, вот сделается у нас монархия, и сразу всё хорошо станет, ан нет. Народ в шоке – они такого не ожидали. Поначалу, конечно, многие ликовали – прогнали Баронессу Харконнен – знай наших! – но ликование быстро сошло на нет. Потому что непонятно кто – заговорщики какие-то! – не спросясь народа, посадили на трон непонятно кого – космического бомжонка, считай! – а кто при нём за главного? Баба какая-то, глава межпланетной корпорации, и ты, Душитель свобод. Если раньше народ проклинал чухонку Корхонен, то теперь они чуть ли не открыто зовут её назад – вернись, Суоми-красавица, нами княжить!
– И что ты предлагаешь?
– Давай так, – ответила Ламия. – Мне нужен доступ к Графену. Им займутся наши нейрохирурги. А ещё – пускаешь меня к девочке. Сестре скажу, что ты Графена и девочку сильно задорого уступил. Если выгорит, то, как обычно, деньги пополам. Как тебе такое?
– Если Сашку вернёшь, оставь деньги себе, – буркнул Гендовский.
Девочку держали в тюрьме для драконов. Единственным предметом обстановки в камере был матрас, на котором лежала девочка.
Выглядела она весьма неважно – она отказывалась от пищи и воды с тех пор, как её сюда поместили, поэтому сильно исхудала. Даже драконовское тело не могло ничего с этим поделать. Девочка убивала себя медленно, но верно.
То, что Папа Гендо позволил ей себя убивать, говорило о том, что он больше в ней не нуждался.
Ламия наклонилась к девочке и подняла её – Астра практически ничего не весила. Она была ещё жива, просто без сознания. Ламия отнесла её в свою ЛМП. Там она поставила Астре капельницу с питательным раствором.
В полёте девочка открыла глаза и покосилась на Ламию.
– А ты вообще кто? – спросила она слабым голосом.
– Даша-на-подхвате, – ответила Ламия, пожав плечами. – Шестерю на важных людей.
– Важные люди велели отвезти меня в биореактор?
– Нет… Я просто обнаружила, что люблю спасать детей. Последнее время они постоянно попадаются мне по работе.
– Я не ребёнок… Что на тебе за форма? Выглядит ужасно.
– Лейб-гвардии спецназа его императорского величества кремлёвский гренадёрский полк, – уточнила Ламия. – А насчёт формы… ты это напрасно. Монархисты говорят, форма – огонь, в лучших традициях.
– Удобно хоть?
В ответ Ламия грязно выругалась на хеленмарском, потом добавила на русском:
– Особенно ментик.
– Я так и знала, что этим всё и закончится, – пробормотала девочка. – Избы перекрасят. Мужичков по-другому оденут… Скажи мне, что с Графеном?
Ламия рассказала.
Она принесла Астру в лабораторию, где лежал Графен.
В палате был только Артём, корпоративный ментат Касперских.
– Госпожа вице-президент, – приветствовал он Ламию.
Та опустила девочку на кресло-каталку и подкатила к кровати.
– Всё должно быть совсем хреново, раз вы пытаетесь его оживить, – сказала Астра. – Какова реальная ситуация?
– Это конфиденциальная информация, – начал было ментат, но Ламия прервала:
– Пока держимся, но дела у государя императора идут неважнецки. Элита его ни в грош не ставит, все пытаются манипулировать, дерутся за места в Регентском совете, который разросся уже до пятнадцати человек. Моя сестра Ольга – председатель, на пару с Гендовским они образуют диумвират, но её положение крайне шаткое, потому что у неё мало связей тут – в Российской Федера… Империи, то есть.
– А что Папа Гендо?
– У Гендовского есть связи и влияние, однако его боятся и ненавидят. Он ещё менее популярен, чем Ольга… Нам нужен новый регент, чтобы спасти монархию – регент, которого бы любил народ… Регент, которого не сможет свалить элита – из страха, что в ответ получит всенародное избиение богатых.
– Вам нужен Графен, чтобы образовать триумвират… – Астра, оторвав взгляд от лица Александра, повернулась к Ламии: – Он реагирует на что-нибудь?
– Нет.
– Зачем ты меня сюда привезла?
– Я хотела, чтобы ты жила, – призналась Ламия. – Папа Гендо отдал тебя только с тем условием, что ты поможешь привести Графена в сознание, но, по большому счёту, это было только предлогом спасти тебя. Иногда мы проигрываем и падаем, но должны вставить и шагать дальше.
– Тогда положи меня к нему, – попросила Астра.
Ламия так и сделала. Астра неловко забралась на Графена и легла, прижав ухо к его груди.
– Дарья Львовна, она повредит… – возмутился ментат, но та отмахнулась:
– Артём, там нечего повреждать, успокойся.
– Здравствуй, Графен, – прошептала Астра. – Я предала тебя. Ушла, когда ты больше всего во мне нуждался. Прости меня. Я сама едва не умерла… Но я это заслужила. Хотя знаешь, когда я перестала есть и пить, они не пытались хоть как-то это изменить… Так обидно, когда всем наплевать, жива ты или нет. Когда никто не придёт и не спасёт, просто потому что любит тебя и хочет, чтобы ты жила…
Астра всхлипнула и зашмыгала носом:
– Даже на тебя им плевать – ты нужен, чтобы решить их текущие политические проблемы. А там – хоть совсем помирай… Когда меня заперли, у меня была связь с тобой через имплант. Я знал, что ты живой, а потом связь пропала, и я поняла, что тебя не стало… И я расхотела жить. Потому что мы связаны, Графен. Мы с тобой как два спутанных протона, летящие на субсветовой скорости в межзвёздном газе. Сколько бы парсеков нас ни разделяло, мы связаны, и что бы ни случилось с тобой, это произойдёт и со мной – в ту же секунду… потому что пространства и времени нет. Мы рядом, мы одно. Наша жизнь – это иллюзия движения из точки А в точку Б. И где бы ты ни был, Саша, я скоро окажусь там же. Просто подожди…
Астра потянулась – её лицо оказалось над лицом Графена и, открыв ему рот, прижалась губами. По телу девочки прошли судороги, и густая металлическая жижа стала вытекать в горло Графена.
– Что она делает? – заволновался Артём, собираясь вмешаться.
– Не трогай их. Просто смотри, – удержала его Ламия.
И они смотрели. Этот металлический поцелуй длился почти минуту. Потом Астра устало уронила лицо ему на щёку.
– Я доделаю то, что не смогла тогда. Ты будешь только моим. Никому тебя не отдам… – прошептала она и закрыла глаза. – Нейротоксин… Вот дебилы. Вытащили из тебя мой имплант зачем-то, а этого делать нельзя. Они у меня особенный, с защитой от извлечения. Если удалить, человек не очнётся.