юзе с паствой?»
Весть о переводе митрополита Иосифа в Одессу и о его несогласии с этим всколыхнула Петроград. Нарождавшееся движение противников политики Сергия и его Синода обрело своё знамя, своего вождя, и это придало ему сил.
В церковных кругах с молниеносной скоростью распространялись различные слухи. Возле храмов собирались группы прихожан, спорили, возмущались и сходились в том, что власть и продавшийся ей Синод желают ввести обновленчество, а владыка Иосиф стал помехой в этом. Оглашение в соборе Воскресения на Крови указа о его переводе вызвало глубокую скорбь верующих. Многие плакали.
Идеологом оппозиции неожиданно стал не осторожный, привыкший соблюдать дисциплину Григорий Шлиссельбургский, а лишь недавно хиротонисанный в епископа Гдовского Димитрий Любимов.
После издания указа о поминовении в качестве правящего архиерея Николая Ярушевича владыка Димитрий впервые, будучи совершенно здоров, не стал служить в храмовый праздник родной Покровской церкви, не желая поминать Николая и не имея возможности поминать Иосифа наперекор решению церковной власти и причта своего храма. Отныне епископ Гдовский служил большей частью в Лавре, где настоятельствовал Григорий, и где Николая не поминали.
Между тем, положение становилось всё более грозным. Человек, вставший на преступный путь, редко может сойти с него, не дойдя до точки. Увяз коготок – пропала вся птичка. Так происходило с митрополитом Сергием. Может, и не рассчитывал он, когда писал своё Послание, как далеко придётся зайти ему по скользкой дорожке. Но став на неё, остановиться уже не мог.
В октябре вышло сразу несколько роковых указов: о поминовении за богослужением богоборческой советской власти, о поминовении самого Сергия наряду с ещё живым главой Русской Церкви митрополитом Петром, об отмене поминовения всех епархиальных архиереев, находящихся в заключении. Они стали последней каплей, переполнившей чашу терпения верующих. Уже в конце октября в Троицком Измайловском соборе протоиерей Иоанн Никитин произнёс пламенную речь о новом походе обновленцев на Церковь, вызвавшую самую горячую поддержку прихожан, поднявших крик против Николая и в защиту владыки Иосифа. Отец Иоанн был немедленно запрещён в служении, но остановить движения было уже нельзя.
Центром петроградской оппозиции стал кафедральный собор Воскресения на Крови. Его настоятель протоиерей Верюжский не выступал с громкими речами, подобно Никитину, он действовал тоньше и вернее: не поминал Николая, не сослужил ему, укреплял свои позиции в церковной двадцатке с целью создать в оной значительный перевес своих единомышленников над сторонниками Николая и Сергия. При помощи владыки Димитрия отец Василий ввёл в двадцатку новых членов, в результате чего сторонники Сергия остались в меньшинстве и вынуждены были уйти, а сам кафедральный собор оказался всецело в руках оппозиции.
Тем временем к протесту присоединялись и другие приходы, отказывавшиеся приглашать к себе Николая Ярушевича. Немало верующих перестали посещать храмы, где поминали митрополита Сергия. Желая предотвратить надвигающийся раскол, Василий Верюжский от имени духовенства и мирян обратился к митрополиту Сергию с письмом, в котором указал меры, которые необходимо безотлагательно принять для исправления сложившегося положения:
1) Отказаться от намеченного курса порабощения Церкви государством;
2) Отказаться от перемещений и назначений епископов помимо согласия на то паствы и самих перемещаемых и назначаемых епископов;
3) Поставить временный Патриарший Синод на то место, которое было определено ему при самом его утверждении в смысле совещательного органа, чтобы распоряжения исходили только от имени заместителя Местоблюстителя;
4) Удалить из состава Синода пререкаемых лиц;
5) При организации епархиальных Управлений должны быть всемерно охраняемы устои Православной Церкви, каноны, постановления Поместного Собора 1917–1918 гг. и авторитет епископата;
6) Возвратить на Ленинградскую кафедру митрополита Иосифа (Петровых);
7) Отменить возношение имени заместителя Патриаршего Местоблюстителя;
8) Отменить распоряжение об исключении из богослужения молений о ссыльных епископах и о возношении молений за гражданскую власть.
Обращение влияния не возымело. Недовольство росло и охватывало уже все без исключения епархии. С Соловков прозвучал голос запрещённых к поминовению мучеников: «Мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям выражена в такой категорической и безоговорочной форме, которая легко может быть понята в смысле полного сплетения Церкви и государства.
Послание приносит правительству «всенародную благодарность за внимание к духовным нуждам Православного населения». Такого рода выражение благодарности в устах Главы Русской Православной Церкви не может быть искренним и потому не отвечает достоинству Церкви…
Послание Патриархии без всяких оговорок принимает официальную версию и всю вину в прискорбных столкновениях между Церковью и государством возлагает на Церковь…
Угроза запрещения эмигрантским священнослужителям нарушает постановление Собора 1917/1918 гг. от 3/16 августа 1918 года, разъяснившее всю каноническую недопустимость подобных кар и реабилитировавшее всех лиц, лишённых сана за политические выступления в прошедшем (Арсений Мацеевич, свящ. Григорий Петров).
Наконец, мы находим послание Патр.Синода неполным, недоговоренным, а потому недостаточным…»
Из Вятки набатом грянуло отчаянное воззвание епископа Виктора (Островидова), пронзительное от сыновней боли писавшего, ещё недавно почитавшего Заместителя, как доблестного кормчего церковного корабля: «Души наши изнемогают, ужас созерцания того, что теперь кругом происходит в Церкви, подобно кошмару давит нас, и всех охватывает жуткий страх за будущее Церкви. – Там далеко задумал отложиться Ташкент, тут бурлит и возмущается Петроград, здесь стенает и вопиет к небу Вотляндия, и опять бунтует Ижевск, а там опять в скорби и недоумении приникли к земле Вятка, Пермь и пр. пр. города, а над всеми ими готовится вот-вот произнести свой решающий голос Москва. Ведь везде пошло лишь одно разрушение Церкви, и это в «порядке управления». – Что это такое? Зачем это? Ужели Святая Церковь мало еще страдала и страдает от «внешних»? И какая может быть польза от этих, разрушающих мир, гибельных распоряжений?
…Владыка! Пощадите Русскую Православную Церковь – она вручена Вам, и от Вас много зависит не давать разрушать ее в «порядке управления». Пусть не подвергается порицанию всечестная Глава Ваша, и да не будет причин к расколам и отпадениям от Церкви. Если же этого не будет сделано-соблюдено, то, свидетель Бог и Ангелы Его, в Церкви произойдет великий раскол, от которого не спасет и предполагаемый Собор, который теперь сам уже заранее называется именем, которого лучше не произносить».
В те небывало раскалённые дни отец Вениамин оказался в самой гуще событий, войдя в ядро петроградской оппозиции. В отличие от своего наставника, епископа Сергия, он старался посещать все собрания духовенства и мирян, проходившие попеременно на квартирах Верюжского, владыки Димитрия и протоиерея Феодора Андреева, внимательнейшим образом слушая всё, что на них говорилось. Для него, человека недостаточно сведущего в делах церковных, это было живейшей необходимостью. Но таким времяпрепровождением не исчерпывалось участие отца Вениамина в деятельности церковной оппозиции. Он, проведший несколько лет в странствиях по России, имеющий огромный опыт ухода от слежки ГПУ, не обременённый ни монастырскими послушаниями, ни приходом, ни семьёй, стал идеальным связным, которого время от времени отправляли с различными поручениями в другие епархии.
Седьмого декабря на квартире протоиерея Андреева на очередное «чаепитие» собралось несколько человек: владыка Димитрий Гдовский, протоиерей Василий Верюжский, архимандрит Киево-Печерской лавры Гермоген и московский богослов, ближайший друг хозяина, Михаил Новосёлов. О последнем отец Вениамин был много наслышан, как о мудрейшем человеке, но, к стыду своему, практически не знал его трудов. Михаил Александрович был уже стар. Белоснежная борода обрамляла добродушное, очень русское лицо. Русскость была свойственна всему облику его – старый богатырь с глазами духоносного затворника… Крепкое рукопожатие крупной ладони, молодая живость движений, не растраченная, не отнятая ни летами, ни ссылками сила… Кто-то рассказывал, что в молодости Михаил Александрович увлекался кулачным боем. Должно быть, и сейчас при желании сумел бы этот старик защитить себя в открытом единоборстве ничуть не хуже, чем защищал он в своих сочинениях Христову Церковь, верным ратником которой был.
Протоиерей Феодор летами годился Новосёлову в сыновья. Худощавый, болезненный, с рождения страдавший пороком сердца, он в противоположность своему старшему другу был силён лишь духом своим. За чаем, поданным женой отца Феодора, обсуждали главнейший вопрос – необходимость отхода от митрополита Сергия. На этом настаивал Михаил Александрович, заявивший, что Сергий воскурил фимиам перед безбожной властью.
– Давайте вспомним, с чего начинается история Церкви! – говорил он. – С непослушания Апостолов первосвященникам и гибели еврейского народа, который остался им послушным. А сколько христиан – за двадцать веков – с уснувшей совестью послушно следуя за своими патриархами и епископами, оказались не в Церкви, а в самочинных сборищах, гибли еретиками? Вспомнить только пример последних лет! Сколькие успокаивали себя и других, что нужно оказать послушание, раз патриарх в заключении, оставшимся на свободе епископам Антонину, Леониду и Бог знает, кому ещё! В провинции, где многие законные епископы стали обновленцами, их паства успокаивала себя послушанием законному своему Богом данному епископу – и шла в живоцерковье! А самозванное ВЦУ было засвидетельствовано законной нынешним самозванным «первоиерархом» Сергием вместе с Евдокимом и другими епископами. Голоса «непослушных» первоначально были одиноки! Не то же ли и сегодня? И что же – опять наступать на грабли ложного послушания? Куда ведёт нас этот путь? Это легко видеть из следующего ряда положений, едва ли подлежащих оспариванию. Послушным исполнителем внушений «князя мира сего» является «некто в красном», у которого в рабской покорности находится Сергий с Синодом; им в свою очередь покорствуют «нижайшие послушники» – епископы, епископам – архимандриты, игумены, иеромонахи, протоиереи, иереи, низшие клирики и пресловутые старцы, руководители множества душ христианских! К кому же подводит этот путь послушания? Воистину, «Ин путь мняйся благий, а конец его во дно адово». Многие епископы лицемерят, говоря о послушании. Им они просто прикрывают свою боязнь пострадать за Церковь. Апостол предписывает не творить ничего без рассуждения первого епископа, но и первому воспрещает творить без рассуждения всех. Послушание же состоит не в том, чтобы слепо повиноваться