Обратимся теперь к третьей, высшей ступени церковного священноначалия – к соборному разуму Церкви. Может быть, Вам удалось, минуя собор и патриарха, непосредственно соприкоснуться с православной совестью русских людей, членов Христовой Церкви, и послание явилось выразителем голоса их? Нет, этот голос должен был бы уверить Вас в том, что если Вы ищете подлинного свидетельства христианской совести, то Вы, прежде всего, должны узнать мнение тех, кто по преимуществу носит имя «свидетель истины», т. е. исповедников, страдальцев за нее. Вы этого не только не сделали, но, напротив, вовсе отвели их, как погрешивших против той самой власти, о лучших отношениях с коей только так усердно заботились. Отвели Вы, как свидетелей, и тех, о ком только предполагали, что они не будут с Вами, сочтя их беспочвенными мечтателями и предложив им даже вовсе, навсегда или временно, устраниться от Вас. То, что осталось после такого отбора, Вы признали своею истинно русскою паствою и стали действовать от ея лица. Неудивительно, что она оказалась в полном согласии с Вами.
Итак, послание все предусмотрело, чтобы придать себе вид законности, и все же оно стоит на песке. Ни патриарх, ни собор, ни соборный разум Церкви в действительности вовсе не с ним. Послание не только не является их выразителем, но напротив, лишь предварительно отступя от них и подменив их лживыми их подобиями, оно облеклось в свои призрачные права. Скажем прямо, не Церковь Русская изнесла из недр своих это послание, а, обратно, оторванное от истинной Церкви, оно само легло краеугольным камнем в основание новой «церкви лукавнующих» (Псал. 25, 5). По своему образу и подобию построило оно и новые ложные ступени своего представительства, явило миру заместителя, стоящего вне и выше своих доверителей, измыслило собор с заранее готовыми деяниями, собрало в свою пользу лишь те голоса, о которых наперед знало, что они должны звучать в согласии с ним. И эту «срамоту наготы» (Апок. 3, 18), обнаруженную посланием, не в силах прикрыть и совозникший с ним вместе «временный при заместителе» священный синод. Тщетно стремится он сообщить своему председателю подобие патриарха, ибо, согласно соборному постановлению, мыслится именно при таковом; вотще пытается он придать вид соборности Вашему посланию, безумны его притязания быть выразителем голоса Церкви. Синод, это только как бы мягкий ковер, которым прикрыты поруганные ступени церковного священноначалия. Они теперь так углажены, что образовали один стремительный скат, по которому Русская Церковь должна низринуться в вырытую для нее Вашим и синодским посланием могильную яму. Но мерзость запустения простирается дальше, она становится на месте святом, проникает в самое святилище христианских таинств. Уже за богослужением имя Патриаршего Местоблюстителя возносится словно нехотя, без именования его «Господином нашим», уже от его заместителя исходят предупреждения о скором совершенном прекращении этого возношения «за отсутствием канонических к тому оснований», уже имя самого заместителя, доныне гласно не поминавшееся в храмах, стало рядом с именем Местоблюстителя и готово вытеснить его, уже имена законных епископов епархий почти повсюду заменяются новыми, насильственно навязываемыми высшей властью, вопреки церковным канонам; отменяется поминовение в темницах и изгнании сущих отцев и братий наших; вводится поминовение самих, отрицающих всяческую веру, гражданских властей, – дело новое и смущающее многие совести, совершается множество иных противоканонических действий.
Итак, Единство Церкви, имеющее, по словам свящ. муч. Игнатия Богоносца, свое внешнее выражение в епископе, а для целой Русской Церкви, следовательно, в патриархе, уже поколеблено в целом Вашим единением с синодом, превысившим свои права до равенства с Вами, по отдельным епархиям – незаконными смещениями местных епископов и заменою их другими, Святость Церкви, сияющая в мученичестве и исповедничестве, осуждена посланием, Ее Соборность поругана, Ее Апостольство, как связь с Господом и как посольство в мир (Иоанн. 17, 18), разрушено разрывом иерархического преемства (отвод м. Петра) и встречным вторжением в Нее самого мира.
Волны этой небывалой церковной неправды бурно домчались до нашего города. Смещен без вины и без суда наш митрополит, о чем Вы, Владыка, знаете подробно, хотя и не внемлете ни ему, ни тем, кто просит о нем. Рукоположен без достаточных оснований и против воли многих православных новый епископ, принимает участие в церковном богослужении другой епископ, запрещенный, совершен ряд других церковных беззаконий, о чем Вам сообщат на словах податели сего обращения. Наше посольство к Вам, Владыка, ближайшим образом вызвано напором этой волны, но, направляясь к Вам, мы знаем, что восходим к самому источнику всех последних несчастий, ибо он – в Вашем послании, потому мы молим Вас не о нуждах нашей лишь епархии, но и о всей Православной Русской Церкви, членами которой, по милости Божией, являемся, и повторяем то, что нами сказано было в начале: посольство наше к Вам решительное, Вы, Владыка, должны отмежевать себя, как главу Русской Церкви, от собственного своего послания, объявить его выразителем лишь Вашего личного мнения, необязательного для других членов Церкви, согласно постановлению собора 1917–1918 гг. от 2/15 августа 18 г., предоставившему установление тех или иных отношений к вопросам государственным совести самих верующих, ибо Церковь наша законоположениями самой гражданской власти от государства отделена. Кроме того, Вы должны отменить и перерешить все канонически неправильные деяния, совершенные Вами, синодом и по местам епархиальными советами в зависимости от послания.
В настоящий же час нашей встречи мы ждем от Вас просто свидетельства Вашей совести о том, приемлете ли Вы наше обращение или нет, чтобы мы могли оповестить единомысленных нам отцов и братий, уполномочивших нас явиться к Вам, можно ли нам ждать от Вас возврата нашего прежнего святого бесправия, или наше отречение, которое направлено против Вашего послания и связанной с ним Вашей деятельности, должно, к великому нашему прискорбию, быть перенесенным и на Ваше лицо, и, сохраняя иерархическое преемство чрез м. Петра, мы будем вынуждены прекратить каноническое общение с Вами».
Несмотря на сомнения Верюжского, текст обращения был одобрен. К нему были приложены ещё два письма: от епископата Петроградской епархии за подписью шести архиереев и от верующих учёных Академии наук и профессуры ленинградских институтов, составленное профессором Военно-юридической академии Абрамовичем-Барановским. Отвезти все три послания митрополиту Сергию предстояло делегации духовенства и мирян, которую возглавил владыка Димитрий.
Епископ Гдовский был одним из старейших иерархов Русской Церкви. Его отец Гавриил Маркович Любимов был настоятелем церкви Святого великомученика Пантелеймона в Ораниенбауме. Друг и сподвижник Иоанна Кронштадтского, он был известен, как неутомимый благотворитель. Более девяноста храмов было возведено с его помощью. В одном Ораниенбауме было построено его трудами три церкви. В своей квартире он устроил уездное училище для детей, которым сам преподавал Закон Божий и пение. Училище посещало до восьмидесяти детей, и отец Гавриил изыскал средства для строительства под оное отдельного дома. Следом была возведена богодельня для престарелых. По смерти батюшки благодарные горожане назвали одну из улиц его именем – Любимовской. В 1924 году власти переименовали её в Колхозную…
Отец Димитрий продолжил благотворительную деятельность родителя. Более тридцати лет он служил в церкви Покрова Божией Матери, расположенной в Большой Коломне, увековеченной Пушкиным в своей поэме «Домик в Коломне». Сам поэт не раз посещал храм, а его отец немало жертвовал на него. Здесь, на Садовой улице, недалеко от Сенного рынка, жило много бедняков. Этот квартал Петербурга считался отчасти сродни московской Хитровке, то есть вотчиной нищих и отбросов общества. Поэтому простор для благотворительности открывался здесь самый что ни на есть широкий. При храме содержались сиротский приют, дома престарелых, школы и многое другое.
После революции отец Димитрий овдовел и был пострижен в Московском Свято-Даниловом монастыре в иночество, а вскоре возведен в сан архимандрита. Когда началась кампания по изъятию церковных ценностей, он был арестован и сослан на три года – сперва в Уральск, а затем в Туркестан. После казни митрополита Вениамина последовал арест четырех викарных епископов, и по возвращении в город архимандрит Димитрий был рукоположен во епископа Гдовского.
Милостивый к падшим и непримиримый к врагам Христовой Церкви, владыка Димитрий был неколебим в стоянии за неё. И случись отступить от Истины хотя бы и всем епископам, он, подобно Максиму Исповеднику, предпочёл бы оказаться в одиночестве против всего мира, нежели причаститься из одной чаши с патриархом-еретиком. Годы и лишения не отняли у него ни решимости, ни энергии, не подавили, как епископа Сергия. И делегацию к Заместителю он вёл подобно тому, как командир ведёт в бой свой отряд.
Именно так, сродни военному походу, ощущал отец Вениамин поездку в Москву. Возможно, другие чувствовали иначе. Но офицерской закваски не истребить принятием пострига, и в эти горячие дни отец Вениамин не раз ловил себя на том, что думает и оценивает события, как армейский полковник, а не смиренный инок…
Митрополит Сергий встретил делегацию с видимым спокойствием, за которым проглядывала, однако, плохо скрываемая нервозность. Дотоле отец Вениамин видел Заместителя лишь на фотографиях и теперь не без интереса изучал его. Всё-таки лицо чрезвычайно редко не соответствует сути человека. Некогда полковник Арсентьев мог угадать большевика лишь по глазам. Если душу поразила болезнь большевизма, то это печатью проступает на лице. Представители духовного звания ничуть не отличаются от простых смертных. Это заметил отец Вениамин ещё по обновленцам и лишний раз убедился, глядя на митрополита Сергия. Первая невольная мысль-чувство мелькнула при виде него: серый весь… От пегой бороды, на щеках более похожей на густую зверину