Этот вопрос пришлось повторять упорно и настойчиво много раз, пока митрополит Сергий, наконец, ответил:
– Ну, и давят, и заставляют… – и тотчас пугливо поправился: – Но я и сам тоже так думаю.
– А зачем вы, владыка, распорядились поминать рядом с именем митрополита Петра и ваше имя? – гнул своё Андреевский. – Мы слышали, что это тоже вам приказано сверху с тем, чтобы вскоре отменить поминовение имени митрополита Петра вовсе.
– Мое имя должно возноситься для того, чтобы отличить православных от «борисовщины», которые митрополита Петра поминают, а меня не признают.
– А известно вам, владыка, что ваше имя теперь в обновленческих церквах произносится?
– Так это только прием!
– Так ведь борисовщина – это тоже только прием. А скажите, владыка, имя митрополита Петра предполагается отменить?
На этот вопрос митрополит Сергий также долго не отвечал, но вынужденный, наконец, сказал:
– Еще в 1925 году предполагалось отменить возношение имени митрополита Петра. Если власти прикажут, так что же, будем делать. И сам Святейший патриарх Тихон разрешил под давлением властей не поминать его.
– Но патриарх Тихон мог разрешить не поминать себя, а вы и ваш Синод отменить поминовение имени митрополита Петра не можете?
– Ну, а вот Синод-то чем вам не нравится?
– Мы его не признаем, не верим ему, а вам пока еще верим. Ведь вы заместитель местоблюстителя, а Синод лично при вас вроде вашего секретаря ведь?
– Нет, он орган соуправляющий.
– Без Синода вы сами ничего не можете сделать?
– Ну да, без совещания с ним, – с видимой неохотой ответил Сергий.
– Мы вас просим о нашем деле ничего не докладывать Синоду, – подал голос епископ Димитрий, долгое время молчавший и, видимо, слишком понявший безнадёжность положения. – Мы ему не верим и его не признаем. Мы пришли лично к вам. Пришли не спорить, а заявить от многих пославших нас, что мы не можем, наша религиозная совесть не позволяет нам принять тот курс, который вы проводите. Остановитесь, ради Христа остановитесь!
– Эта ваша позиция называется исповедничеством. У вас ореол…
– А кем же должен быть христианин?
– Есть исповедники, мученики, а есть дипломаты, кормчие, но всякая жертва принимается. Вспомните Киприана Карфагенского. Своей новой церковной политикой я спасаю Церковь!
– Вы спасаете Церковь?
– Да, я спасаю Церковь!
– Что вы говорите, владыка! – в один голос воскликнули все члены делегации.
– Церковь не нуждается в спасении, – сказал протоиерей Добронравов, – врата ада не одолеют ее. Вы сами, владыка, нуждаетесь в спасении через Церковь.
– Я в другом смысле это сказал, – несколько смущенно ответил Страгородский. – Ну да, конечно, с религиозной точки зрения бессмысленно сказать: «Я спасаю Церковь», но я говорю о внешнем положении Церкви.
Разговор зашёл в тупик. Заместитель обещал ещё раз рассмотреть все требования и вынести по ним резолюцию. В её содержании сомнений не осталось. «Поход на Москву» не увенчался успехом, и теперь предстояло сделать долго откладываемый шаг, ставший неизбежным.
По возвращении в Петроград владыка Димитрий срочно собрал у себя на квартире совещание, на котором было принято решение о разрыве молитвенного общения с митрополитом Сергием. Вместе с епископом Сергием он вручил приглашённому для этого Николаю Ярушевичу акт отхода, в котором говорилось:
«Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Сие есть свидетельство совести нашея (2 Кор. 1,12), непозволительно нам долее, не погрешая против уставов Святой Православной Церкви, пребывать в церковном единении с Заместителем Патриаршего Местоблюстителя Сергием, митрополитом Нижегородским, и его Синодом, и со всеми, кто единомыслен с ним.
Не по гордости, да не будет сего, но ради мира совести отрицаемся мы лица и дел бывшего нашего предстоятеля, незаконно и безмерно превысившего свои права и внесшего великое смущение («и дымное надмение мира в Церковь Христову, которая желающим зрети Бога приносит свет простоты и день смиренномудрия» – из послания Африканского Собора к папе Келестину). И решаемся мы на сие лишь после того, как из собственных рук митр. Сергия приняли свидетельство, что новое направление и устроение русской церковной жизни, им принятое, ни отмене, ни изменению не подлежит.
Посему, оставаясь, по милости Божией, во всем послушными чадами Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, сохраняя Апостольское преемство чрез Патриаршего Местоблюстителя Петра, митрополита Крутицкого, и имея благословение нашего законного Епархиального митрополита, мы прекращаем каноническое общение с митрополитом Сергием и со всеми, кого он возглавляет, и впредь до суда, «совершенного собором местности», то есть с участием всех православных епископов, или до открытого и полного покаяния пред Святой Церковью самого митрополита Сергия сохраняем молитвенное общение лишь с теми, кто блюдет «да не преступаются правила отец»… и да не утратим помалу неприметно тоя свободы, которую даровал нам кровию Своею Господь наш Иисус Христос, Освободитель всех человеков (из 8-го правила III Вселенского Собора). Аминь».
О свершившемся был незамедлительно отправлен рапорт митрополиту Иосифу…
Через четыре дня епископы Димитрий и Сергий, протоиереи Верюжский, Андреев и другие были запрещены в служении митрополитом Сергием, но прещениям этим не подчинились. Открывалась новая трагическая страница истории Русской Церкви, отныне разделённой, по живому разрезанной. Много ран легло на многострадальное тело России, но эта, как ни одна другая, поразила душу её. И суждено ли когда-либо ей быть уврачёванной?
В горьких заботах потускнела светлая радость пришедшегося на те дни Рождества. В родной церкви Андрея Критского против отложения выступил протоиерей Вишневский, имевший много сторонников в приходе. На назначенном приходском собрании должна была решиться судьба храма. Чтобы сохранить его, владыка Сергий запросил помощи у одного из самых ревностных и любимых пастырей Петрограда, настоятеля Спасо-Преображенской церкви в Стрельне Измаила Рождественского. Тот пришёл на собрание с группой стрельнинских прихожан, и это помогло одержать верх над Вишневским.
Впрочем, эта важная победа уже не согрела сердца отца Вениамина, которым овладела гнетущая тоска. Он с большим трудом служил на Рождество, чувствуя, что точащий душу червь, не позволяет служить с должным настроем, и, испросив благословения у владыки Сергия, отправился в Гатчину.
В столь важный период нельзя было позволить себе впасть в ипохондрию, расклеиться. Но бороться с нею своими силами не выходило. Такие припадки изредка посещали отца Вениамина после чрезмерного нервного напряжения и, бывало, затягивались на долгие недели, пока не побеждались молитвами и постом. В обычное время ещё худо-бедно возможно позволить себе подобную роскошь, но не теперь, когда требовалась полная мобилизация всех сил. Душе требовался искусный врач, и отец Вениамин подумал о матушке Марии…
«Глубокочтимой страдалице матушке Марии, утешившей среди многих скорбящих и меня грешного», – так написал ей на подаренной фотокарточке незабвенный владыка Вениамин. Сподобил Господь болящую монахиню утешить даже этого праведного мужа, пастыря. Воистину, сила Господня в немощи свершается!
Открылась дверь смежной комнаты, и из неё вышла счастливо улыбающаяся девушка с заплаканными глазами. Показавшаяся следом послушница поманила отца Вениамина:
– Входите! Матушка ждёт вас!
Страдалица, облачённая в монашеское одеяние, неподвижно лежала на своём одре. Её белое, окаменевшее лицо казалось неживым в чёрном окладе убруса. Отец Вениамин земно поклонился ей и, сев подле, стал негромко рассказывать о своём недуге – о тоске, по временам нападающей на него и нещадно терзающей. На миг почудилось, что и не слышит его матушка, и вдруг раздался голос… Губы мученицы едва шевелились, зубы не разжимались вовсе, отчего речь была медленной и не всегда внятной.
– Тоска есть крест духовный, посылается она в помощь кающимся, которые не умеют раскаяться, то есть после покаяния снова впадают в прежние грехи… А потому – только два лекарства лечат это порой крайне тяжкое душевное страдание. Надо – или научиться раскаиваться и приносить плоды покаяния, или – со смирением, кротостью, терпением и великой благодарностью Господу нести этот крест духовный, тоску свою, памятуя, что несение этого креста вменяется Господом за плод покаяния… А ведь какое это великое утешение сознавать, что тоска твоя есть неосознанный плод покаяния, подсознательное самонаказание за отсутствие требуемых плодов… От мысли этой – в умиление прийти надо, а тогда – тоска постепенно растает, и истинные плоды покаяния зачнутся…32
От этих простых слов, с таким трудом произносимых страдалицей, столько лет терпящей нечеловеческие муки, вдруг словно разом очистилась душа от всего злого и тёмного, ожила, словно белым рождественским снегом натёрли её.
– Поминайте меня, матушка, недостойного, в своих молитвах. Много грехов на мне, для них великое покаяние нужно, а я для такого слишком ничтожен духом.
– Благослови вас Господь за всё, что вы претерпели и что ещё претерпите.
Ничего не сказал отец Вениамин о некогда пережитом, но матушка узнала. Недаром шла слава о ней, как о прозорливой.
На станцию Сергиевскую он возвратился обновлённым и полным сил. Владыка Сергий ждал его, сообщил с волнением:
– Пока вас не было, заезжал отец Сергий, привёз копию ответа митрополита Иосифа на наш рапорт, – с этими словами он протянул полученный документ, добавил тихо: – Свершилось, отец Вениамин… Разделилась Русская Церковь. Вот, только что-то будет теперь? Не с нами – это не имеет значения. Но с Церковью?..
Отец Вениамин не ответил, медленно вчитываясь в резолюцию владыки Иосифа, закрепившую совершившееся несколько дней назад:
«Для осуждения и обезврежения последних действий митр. Сергия, противных духу и благу Св. Христовой Церкви, у нас, по нынешним обстоятельствам, не имеется других средств, кроме как решительный отход от него и игнорирование его распоряжений. Пусть эти распоряжения приемлет одна всетерпящая бумага да всевме