Рука дрогнула сильнее и стала горячей.
– Зачем столько «если», Никита Романыч? Я согласна стать вашей женой. Хоть сейчас… Какое имеет значение война и всё прочее? Ведь это лишь внешнее…
– Я люблю вас, Варинька. И я хочу, чтобы вы знали это…
С какой детской открытостью и искренностью ответила она! Ни малейшего кокетства, жеманства. Чистый ребёнок! Но и какая решимость и сколько неподдельного чувства во взгляде, в голосе!.. И почему только так обидно мало времени было отведено? Хотя грех роптать. Так нежданно даровал Бог встречу. И позволил главному сказанным быть.
А на другой день назначили дату восстания. Шестое июля. Назначили, несмотря на то, что не подготовлены были ещё схожие выступления в Рыбинске и Муроме, что силы, на которые можно было рассчитывать в самом Ярославле, не достигали двухсот человек. Назначили, потому что добровольцы горели желанием действовать, грозя уйти в Рыбинск, если выступление отложится. Потому что прошёл слух, что в город могут перебросить дополнительные советские части. И потому что торопил из Москвы Савинков, заверявший, что не пройдёт и четырёх дней с начала восстания, как «союзники» пришлют помощь людьми и оружием.
Местом встречи определили Леонтьевское кладбище, куда, плутая меж могил, начали после полуночи стягиваться верные. Пересчитали их в темноте по головам без переклички. Сто шесть человек… Всего-навсего. Остальные забоялись идти. Впрочем, накануне лишь семьдесят пришло. Прогресс налицо! Когда бы ещё с оружием пришли… Так нет! Всё вооружение – двенадцать револьверов! Ахнул полковник:
– Почему ни одной винтовки не взяли?!
– Не было приказания…
Помилуй Бог! Да какие ж ещё приказания тут?.. Хрустнул зубами Александр Петрович:
– Господа, пока ещё дело не начато и пути назад не отрезаны, предлагаю всем желающим уйти домой!
Зароптали из мрака недовольно:
– Снова назад?! Да до каких же пор?!
– Если командиры не решаются вести нас, то у нас есть другой путь – в Рыбинск!
– Уж не измена ли это?
– Никуда не пойдём!
– Тише! – пресёк Перхуров нарастающий рокот голосов. – Не на митинге! Понабрались, чёрт, все со времён товарища Керенского комитетских нравов! – он резко повернулся к пожилому грузному начштаба. – Выступаем немедленно. Вам же, однако, приказываю вернуться домой. Здесь вы не помощник, а в случае неудачи мы не можем рисковать сразу всем руководством организации. Возвращайтесь домой.
– Но Александр Петрович!.. – старый генерал промокнул лоб платком.
– Это приказ…
Начштаба понуро опустил голову, побрёл мимо могил, спотыкаясь. Верно рассудил Перхуров. Зачем было рисковать старику в столь мало имеющем шансы на успех деле?
– Итак, решено, господа. Вперёд!
Перерезали пути обратные. Не развернёшь теперь. Решили действовать и с таким скудным арсеналом. Благо неподалёку – склад с вооружением. Всего несколько часовых охраняет его. Ну, так с него и начать? Из темноты покатили волной к цели. Напористо, скоро, чтобы не дать опомниться часовым. Под покровом ночи совсем близко подойти успели, пока часовой насторожился:
– Кто идёт?
Нарочито весёлым голосом Никита отозвался за всех:
– Свой! Не вздумай, чудак, стрелять. Своих побьёшь!
Замялся часовой, спросил снова, чувствуя неладное:
– Да кто такие?..
– Говорят тебе – свои!
– Своих не узнаёшь! – подхватил и Трифонов.
И вот так, заговаривая зубы, вплотную подошли. Револьверы наготове. Отвесил Никита ледяным тоном, над часовыми нависнув:
– Мы повстанцы. Кладите винтовки и не бойтесь. Никто вас не тронет.
Часовые, молодые парни, по виду, из деревенских, послушно положили винтовки. Склады были отперты, и повстанцы начали разбирать оружие. В то же время специальная группа перерезала телефонные провода в город. Восстание начиналось успешно…
Благодаря добыче, удалось ликвидировать пробел с вооружением. Разжились даже артиллерией в количестве двух орудий. Также прибыл на подмогу броневой дивизион. На складе оставили охрану при двух грузовиках с приказом не ввязываться в бой, если дело примет серьёзный оборот, и сразу отправляться в город.
Снова выстроив вооружившихся и приободрившихся людей, Перхуров предложил:
– Итак, господа? Куда теперь? На Рыбинск соединяться с нашими или освобождать Ярославль?
– Ярославль! – был единодушный ответ.
В молочной предрассветной дымке выдвинулись в безмятежно спящий город. Никто ещё не поднял тревогу. Не подозревали «товарищи», какая неожиданность уже спешила по их души.
Дорогой встретили отряд конной милиции. Оказались – свои люди, сразу поддержавшие восставших. Знать, и впрямь до колик доняла всех «народная власть»! Ну, теперь и с нею повидаться пора настала. Заранее размечено было, кому куда выдвигаться. Один отряд в губернаторский дом. Другой – в гостиницу Кокуева, где размещались делегаты проходившего в эти дни большевистского съезда. Ещё один отряд вместе с Перхуровым отправился в гимназию Корсунской, которую Александр Петрович наметил для штаба.
И второй этап восстания Ста глаже некуда прошёл. Уже и верить начиналось (чем чёрт не шутит?) в успех. Были расстреляны при аресте на своих квартирах председатель исполкома Закгейм и комиссар Ярославского военного округа Нахимсон. О захваченных же делегатах съезда решено было сперва донести полковнику. Александр Петрович расположился в сенях гимназии, уже изрядно запруженных народом. Ключей от других помещений не было, а ломать двери казалось делом неблагородным. Узнав о расправе над большевиками, Перхуров рассердился:
– Чтоб подобного больше не повторялось! Это приказ! Никаких бессудных расправ больше!
– А с комиссарами что делать? – спросил Трифонов, стряхивая пылинку с погона – уже надел их, не удовольствуясь трёхцветными нарукавными повязками, отличающих восставших. – Их там больше, чем у нас в отряде народа! И одни жи…
– Никаких бессудных расправ, повторяю! Посадите их на баржу и отгоните её на середину реки… Воду и хлеб пусть им доставляют на лодке.
– А может лучше эту баржу…
– Это приказ!
– Слушаюсь, господин полковник! – Трифонов, недовольный, вышел, щёлкнув каблуком. Никита расслышал его ворчание: – Мало нам балласта! Цацкайся с мерзавцами, корми их вместо того, чтобы ими рыб кормить…
– А ведь они бы нас не пощадили, Александр Петрович, – заметил Никита.
– Поэтому мы не они, – прозвучал резонный ответ. – А теперь едемте в Спасское. Нас ждёт владыка митрополит.
И то сказать – отправив на дно баржу с сотней человек, как на глаза владыке показаться? Мы не они, ибо над нами не ревтребунал, а единый Судия стоит…
Город преображался на глазах. Люди запрудили улицы, поздравляли друг друга, христосовались, как на Пасху.
– Когда бы они с таким же рвением сражались за свою свободу, как теперь поздравляют друг друга с ней, большевиков бы и помину не было, – заметил Перхуров, покручивая жёсткий ус.
– Что вы хотите, Александр Петрович? Обыватели! Они перенесут самую тяжкую тиранию, но не решатся сражаться с нею. О том, что погибнуть лучше стоя, знают лишь воины.
Митрополит Агафангел принял полковника в своей резиденции и благословил на дальнейшую борьбу. В честь восставших была отслужена торжественная литургия. Александр Петрович не смог долго быть на ней – дела требовали его присутствия. И сам он спешил, понимая, что в сложившейся ситуации каждая секунда на вес золота.
Повсюду уже расклеено было его воззвание к народу. А также воззвание воссозданной им городской управы. «Единая, собранная, сплочённая национальной идеей Россия должна выйти победительницей в начавшемся разгаре борьбы, – говорилось в последнем. – Перст истории указал на наш город и нужно верить, что Бог спасёт нашу Родину в тяжёлую настоящую годину. Воспрянь же Русь, и крикни клич и принеси ещё жертву для освобождения. Нужно твёрдо помнить и отчётливо знать, что выход только в победе, мужестве и самоотвержении. Твёрдо решившись отстоять своё благополучие, нужно собрать все свои душевные и телесные силы и довести дело до конца, не предаваясь малодушию и унынию…». Перхуров восстановил упразднённые большевиками институты власти и заявил о непризнании Брест-Литовского мира, фактически объявив город в состоянии войны с Германии, полторы тысячи пленных которой ещё находились в Ярославле.
Между тем, развитие успешно начатой операции требовало дальнейших действий. А для них, в свою очередь, нужны были люди и оружие. Здесь-то и началось непредвиденное. Людей явно не хватало. Если офицеры, включая советских военспецов, милиция, лицеисты и кое-кто из наиболее активных горожан пополнили ряды сражающейся армии, то рабочие, посовещавшись, сочли за благо сохранять нейтралитет. А явившиеся с окрестностей крестьяне лишь просили оружия, чтобы оборонять от большевиков свои деревни. Однако защищать Ярославль в их планы не входило. А ведь именно на крестьян возлагались полковником большие надежды!
– Дурачьё! – гневно восклицал он. – Думают, что смогут в одиночку оборонять свои норы, получив оружие? Только о своём базу пекутся, куркули…
Не дали оружия мужикам. Самим не доставало его. Так и ушли те несолоно хлебав.
А «союзники» подмоги так и не слали. Напрасно Борис Викторович клялся и божился. Хотя какая вера словам иуды?
И самое худшее, не ладились дела в Рыбинске и Муроме. Не продумали, не подготовили достаточно восстания там, и те захлёбывались.
А Ярославль уже зажимали красные в тиски. Всё ожесточённее бои становились. На пятый день восстания в коридоре гимназии Никиту окликнули. Оглянувшись, он увидел стремительно приближавшихся к нему двух подростков. Пригляделся и ахнул. Один – Трифонов-младший! Лицеист. Илюша, кажется? А за ним… За ним… Дыхание перехватило от неожиданности.
– Варвара Николавна, зачем вы здесь?!
Мужское платье на ней. Заметно великоватое для такой невелички. Кепка, под которой волосы надёжно упрятаны. Как есть мальчонка-подросток!
– Вы с ума сошли! Немедленно уходите домой оба!