Тщательно жатву обмолотив,
Партией создан стальной актив,
И что б ни сделали вы со мной –
Кадры стоят за моей спиной!
Девушки наши и парни наши –
Не обезволенный день вчерашний,
Не обессиленных душ разброд:
Честный они, боевой народ!
Слышите гул их гремящих ног?..
Слава России!» – салют. Звонок.
«К делу!» – Шатнулся чекист дежурный.
Ропот по залу, как ветер бурный,
Гулко пронёсся… и – тишина.
Слово соратника Семена:
«К делу?.. Но дело мое – Россия:
Подвиг и гибель. А вы кто такие?
Много ли Русских я вижу лиц?
Если и есть – опускают ниц
Взоры свои, тяжело дыша:
Русская с Русским всегда душа!
Знаю: я буду застрелен вами,
Труп мой сгниет, не отпетый, в яме,
Но да взрывается динамит:
Лозунг «В Россию!» уже гремит,
И по кровавой моей стезе
Смена к победной спешит грозе.
Тайной великой, святой, огромной
Связана Партия с подъярёмной
Нищей страною… Страна жива,
Шепчет молитвенные слова
И проклинает в тиши ночей
Вас, негодяев и палачей!..»
Зала как будто разъята взрывом:
Женщины с криком бегут пугливым
К запертой двери… Со всех сторон:
«Вывести, вывести… выбросить вон!»
И – медным колоколом – толпе:
«СЛАВА РОССИИ И ВФП.!»
Ещё поднимаясь по лестнице, услышал генерал Тягаев восторженный ломающийся мальчишеский голос, декламирующий незнакомые вирши. Ступив в гостиную и поцеловав руки жены и свояченицы, он обратился к взволнованному Николаше, вытянувшемуся во фрунт при его появлении:
– Что это ты там такое читаешь, племянник?
– «Георгий Семена», поэма Николая Дозорова, – выдохнул мальчик.
– Под этим псевдонимом в «Нашем пути» пишет Несмелов, – пояснила Дунечка, протягивая Петру Сергеевичу газету. – Пальчевские прислали сегодня вместе с письмом…
– Они очень заботятся… о нашем просвещении, – вымолвил Тягаев, поправляя очки и открывая газету.
«Наш путь» был печатным органом Всероссийской Фашистской Партии. Эта организация была основана в конце двадцатых годов в стенах юридического факультета Харбина группой эмигрантов из числа студентов и преподавателей под руководством профессора Николая Никифорова. В Тридцать первом году на первом съезде Русских Фашистов председателем ЦИК партии стал сын убитого террористами жандармского полковника, капитан Добровольческой армии и идеолог русского фашизма Анастасий Восняцкий, а генеральным секретарем – Константин Владимирович Родзаевский. Личность последнего представлялась Петру Сергеевичу весьма тёмной. Сын благовещенского нотариуса, комсомолец, внезапно бежавший в Маньчжурию в 1925 году, он окончил юридический факультет в Харбине и, ещё будучи студентом, занял заметное положение в формирующемся национальном движении, благодаря своему магнетическому влиянию на людей и исключительным ораторским способностям. В 1926 году к нему с разрешения советских властей приехала мать и умоляла вернуться домой, но Родзаевский остался непреклонен. Через два года отец и брат Родзаевского также бежали в Харбин. Мать и сёстры после этого были арестованы ГПУ.
Фашистская партия быстро обрела символику, гимн, дочерние организации – Российское Женское Фашистское Движение, Союз Юных Фашистов – Авангард, Союз Юных Фашисток – Авангард, Союз Фашистских Крошек… Была налажена активная издательская деятельность. Среди вышедших книг особенно примечательны были «Азбука фашизма» под редакцией Родзаевского и «Первый русский фашист Петр Аркадьевич Столыпин» Горячкина, писавшего, что Столыпин был «даже гениальнее современного Бенито Муссолини». После этого в Харбине русскими фашистами была создана «Столыпинская академия».
Генералу Тягаеву не по душе была ни сама Фашистская партия, ни её экзальтированный лидер с тёмным прошлым. Вот, только как бы донести свою настороженность до восторженного мальчишки, бредившего «идеалами» ВФП? Чрезмерной резкостью можно достичь лишь обратных результатов. К тому же что взять с мальчишки тринадцати лет, если эти «идеалы» вдохновляют бывших офицеров, профессоров, не говоря уже о поэтах – людях творческих и всегда отчасти инфантильных?
– Стихи хорошие, – сказал Пётр Сергеевич, – но прошу тебя, Николя, не увлекайся слишком всеми этими партиями и движениями.
– Почему, дядя? Чем вам не нравится ВФП?
– Начнём с того, – Тягаев нервно завертел в руке трубку, – что мне не нравятся любые партии. Я видел их в последние годы Империи, видел во время нашей Борьбы и видел здесь в эмиграции и могу тебе сказать с полной ответственностью: ничего, кроме зла, не принесла ни одна из них. Партия не может стремиться к истине, она воюет лишь за свою усечённую догму.
– И ВФП тоже зло? – спросил Николаша, явно не разделяя такого мнения.
– Если тебя интересует, чем мне не нравится эта организация, то я объясню, – генерал старательно подбирал как можно более доходчивые и взвешенные слова, стараясь не раздражаться. – Мне не нравятся позиционирующие себя русскими организации, которые всю свою структуру, начиная с названия, заимствуют у организаций не русских. Первый русский фашист Столыпин! Ну, почему бы г-ну Горячкину было, например, не отталкиваться от самого Столыпина? Почему мерилом стал Муссолини, который, между прочим, ликовал убийству нашего великого премьера не меньше, чем Ленин, а потому является нашим врагом? Фашизм, Николя, понятие, не имеющее никакого отношения к России. Хотите создавать партию – извольте, именуйте её хотя бы национальной. Нет, они, следуя нашему вековечному обезъянничанью, даже тут тащат инородное словцо с инородной сутью. А все эти ЦИКи? Генеральный секретарь? Все эти союзы юных фашистов и фашистских крошек? Сиречь комсомолы и пионерия? Это всё багаж, который бывший комсомолец Родзаевский прихватил из Триэссерии. Мне не нравится расстановка акцентов в этой партии. Дозоровская поэма, между прочим, их прекрасно раскрывает. Вот, позволь-ка, – Петр Сергеевич скользнул близоруким глазом по газетной полосе и, найдя нужный фрагмент, прочёл:
Родина, Партия, ты, жена, –
Нет уж соратника Семена…
Жизнь, уж земным ты меня не томи, –
Господи, душу мою прими!
Смерть, подойди с покрывалом чистым,
Был я фашист и умру фашистом…
Родина и Партия с большой, заметь себе буквы, вот, что главное для сего соратника. Но ведь это очередной идол. Очередная подмена! Ни слова не слышим мы о Православии, без которого нет России, но – Партия! Партия! Идолом подменяется Истина. Спрашивается, для чего? Наконец, мне не нравится личность господина Родзаевского. Кто этот человек, чтобы быть вождём, каковым он сделался? Что он сделал в жизни? Какой опыт имеет? За ним нет ничего. Всё, что он умеет, артистично бросать красивые фразы. Таких артистов мы навидались за эти годы столько, что не приведи Господь! Это они, артисты, обратившие политику в подмостки для своих представлений, довели нас до нашего плачевного состояния. И ещё мне крайне не симпатичны люди, которые сбегают в безопасные края, бросив на растерзания ГПУ мать и сестёр. Этого довольно, племянник?
– Мне кажется, вы слишком категоричны, дядя, – Николаша насупился. – Их лозунг: «Бог, Нация, Труд», так что вы напрасно приписываете им отступление от Бога. К тому же, в конце концов, они борются против коммунистов! Борются за освобождение нашей Родины, готовя для этого силы!
– Если бы они добились победы, то учредили бы, пожалуй, тот же большевизм, но под другими символами. Они уже сейчас говорят и пишут лозунгами, нетерпимы к другим, опьянены своим идолом… Но послушай меня, Николя. Все их рассуждения о борьбе за освобождение России – это пустые заклинания. Вооружённая борьба за Россию окончилась четырнадцать лет назад. И если России суждено возродиться, то это будет итогом не новой гражданской войны, а постепенного изживания русским народом коммунизма, подобно тяжёлой болезни. Наша задача лишь помогать тому, если представится возможность, помогать очищению, возрождению русского самосознания, духа. Но ни в коем случае не оружием.
– А как же? – удивился Николаша. – Что же тогда нам остаётся? Сидеть и ждать, сложа руки?
– Нам, господин юнкер, остаётся самое сложное… – промолвил Тягаев. – Сохранить лампаду, которую когда-то зажгли в степях Дона… Сохранить нашу веру, нашу Церковь, нашу культуру и традиции, наш язык, нашу память. Чтобы, когда появятся бреши в советской крепости, подать всё это алчущим. Наша задача сохранить духовную Россию в изгнании, в самих себе, в наших потомках, чтобы, если Богу угодно, однажды возвратить её в Россию материальную. Понимаю, что это не столь будоражит воображение, как грёзы вэфэповсских поэтов о том, как мы грозной силой вернёмся на Русь и перебьём всех комиссаров, но, однако же, обещай мне прислушаться к моим словам.
– Слушаюсь, господин генерал, – не очень-то довольно отозвался Николаша. – Разрешите удалиться? Меня ждут у Налимовых.
– Разрешаю, – кивнул Тягаев.
Никогда не имевший сыновей, он глубоко привязался к племяннику, в котором не без гордости видел белую офицерскую косточку, какой с детских лет отличался сам. Пётр Сергеевич сам обучил Николашу верховой езде, владению саблей и пистолетом. В кадетский корпус имени Великого Князя Константина, располагавшийся в Белой Церкви, он отдал мальчика уже готовым воином. Николаша всецело оправдывал его надежды, став одним из первых учеников, каковым когда-то был и сам Тягаев. Генерал время от времени навещал племянника и даже несколько раз выступал перед воспитанниками корпуса. С его директором Борисом Викторовичем Адамовичем, генералом и педагогом, не чуждым литературного дарования и приходившимся братом известному поэту, Пётр Сергеевич был в самых дружеских отношениях. Борис Викторович не раз предлагал Тягаеву заняться педагогической работой, поделиться своим боевым опытом с подрастающей сменой. Но Пётр Сергеевич отказывался. Зная свой чересчур вспыльчивый и раздражительный характер, он ясно понимал, что хорошим педагогом быть не сможет, ибо педагогика требует терпимости. Отдельные беседы по случаю – это ещё туда-сюда, но никак не постоянная работа.