Одновременно партия приняла решение расширить владения ГУЛАГа и разрешила применение пыток при допросах. Сомнения относительно последних разрешил сам товарищ Сталин – на внутренних инструктажах цитировалась его телеграмма: «Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманной в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников. ЦК ВКП считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружившихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод».
Варсонофий с этим был, пожалуй, согласен. Власть всемогуща, но она требует постоянной и неусыпной самозащиты. Она и защищалась, и теперь в следовательских кабинетах зачастую не только допрашивали, но избивали, выжигали глаза, ломали спины – мало ли можно изобрести способов, чтобы заставить человека признать себя, к примеру, шпионом сразу трёх держав.
– Когда какого-нибудь человека присуждали к десяти годам тюрьмы, то все мы думали, и я, в частности, грешный человек, думал, что это настоящая тюрьма, что там люди сидят в строгом заключении… Не предполагали, что наши изоляторы скорее похожи на дом отдыха, а не на тюрьму… такие плохенькие дома отдыха. Только пребывание там было обязательным. Хочешь – не хочешь, все равно заставят отдыхать… Отдельные факты… являются совершенно вопиющими… если муж и жена осуждены, их обязательно сажают в одну камеру и они там, если хотят, размножаются… Когда я посмотрел продовольственный рацион заключенных, то я должен сказать нечего удивляться тому, что Смирнов (я знаю его с 1922-1923 годов по Сибири, он был тогда туберкулезным), когда его привели из политизолятора, то это был мужчина – кровь с молоком… Недаром на процессе иностранцы так удивлялись здоровому виду заключенных!
В этом месте зал не смеялся, никто не позволил себе и тени улыбки, с видом наряжённого внимания слушая наркома. Слушал, хотя и порядком скучая, Варс.
Когда его пригласили в органы, он не раздумывал ни секунды. Ни одно ведомство не даёт больше власти, больше материальных благ, чем НКВД. Лишь год назад его, как перспективного сотрудника, перевели в Москву, а здесь покамест дали должность в генеральном штабе да велели доглядывать за взятыми в разработку – особливо, за бывшими «господами офицерами», которых власть вынуждена была взять на службу в качестве военспецов. В частности, за комбригом Кулагиным. Скучное это было занятие, настолько, что уже ненавидел Варс комбрига. Такого дурака и пьяницу, пожалуй, и к заговору не приплетёшь. И ведь добро бы болтливый пьяница был – такие просто находка! Так нет – мрачный, угрюмый алкоголик, одиноко и безмолвно напивающийся каждый вечер. И что с такого взять, спрашивается?
И всё-таки удача улыбнулась. Прикатил к Кулагину старый боевой соратник – полковник Василенко, служивший в Киевском округе. Прикатил не просто так, а ища справедливости в отношении своего арестованного комдива. Неужто считал, что партия может заблуждаться и принимать за врагов своих верных сынов? Шалишь! Насчёт врагов остро недрёманное око – осечки не даст.
Кулагин, сперва обрадовавшийся гостю, узнав причину его приезда в Москву, сразу пожух и, хотя Варс, удобно расположившийся в соседнем кабинете, мог только слышать разговор, но не видеть лиц, но готов был дать руку на отсечение, что стал комбриг белее полотна, когда простодушный Василенко принялся выражать негодование по поводу несправедливых по его мнению расправ:
– Ну, чёрт с ним, с гвардейским иудой и жидовнёй вроде Якира! – басил гость, – Может, они и впрямь замышляли что-нибудь этакое. Тухачевский-то, знамо, Бонапартом себя видел. Добонапартился, сволочь. Но причём здесь простые командиры? Которые к политике ни ухом, ни рылом? Которые честно служили и служат Родине? Это же, Жорж, подрыв обороноспособности страны! Неужели там не понимают? Убери всех старших командиров, и кто на смену придёт? Зелёные капитанишки? Много мы с ними навоюем! Оружие! Оружие! Много железа – это хорошо, очень хорошо. Но чёрта ли будет в железе, если армия без головы останется?
– Ты бы мысли такие при себе держал, Витя, – посоветовал Кулагин.
– А что? – простодушно удивился Василенко. – Мы же с тобой вдвоём в этом кабинете!
– А ты никогда не слышал, что у стен бывают уши?
Варсонофий за стеной усмехнулся.
Василенко на мгновение умолк, а затем отрубил:
– К чёрту. Пусть слышат, если хотят. Я ни немчуру, ни басмачей, никого не боялся во всю жизнь. Я всю жизнь служил верой и правдой, служу и сейчас. И буду служить. А если за мою службу меня объявят предателям, ну так что ж – значит, на роду так написано. А червём под чужим сапогом я быть не желаю!
– Служил… Служу… – Кулагин усмехнулся. Несмотря на то, что был вечер, он не успел ещё достаточно набраться, помешал нежданный визит. – Кому ты служишь, Витя? Чему?
– То есть как? – не понял вопроса тот. – Тому же, чему и ты!
– А я чему служу?
– Так… России же… – неуверенно отозвался Василенко.
Кулагин расхохотался.
– Ты что? – опешил Василенко.
– А то, мой милый Витя, что я открою тебе страшную тайну. Сдохла Россия! И труп её сгнил, и черви его сожрали. Ты не знал?
– Ты что плетёшь? Ну, Царская Россия – само собой, сдохла. Но новая-то – вот она! Живёт и здравствует, мощью наливается. Пройдёт ещё время, и снова мы будем сильны так, что ещё всем нашим супостатам шею намылим, за всё сквитаемся! И этой России я верой и правдой…
– Верой и правдой? Верой и правдой мы с тобой, Витя, служили Богу, Царю и Отечеству. Потом временщикам – уже одной только правдой, без веры. Потом большевикам… Где же тут правда, Витя? И какая наша вера?
– Про тебя говорить не буду. А моя вера – Россия. Будущая, из руин воссоздаваемая, сильная и могущественная, как никогда!
– Блажен, кто верует, Витя.
– Я не понимаю тебя, Жорж. Если Россия, по-твоему, сдохла, то кому же ты служишь?
– Не знаю, Витя. Пожалуй, что я уже и не служу. И не живу. А только дрожу. Дрожу за свою шкуру… – Кулагин прошёл по кабинету. – Зря ты приехал, Витя. Мой тебе совет – уезжай назад. Может, ещё и проскочишь сквозь сито.
Варсонофий был счастлив. Сразу две отнюдь не мелкие рыбы угодили в его сети! Главное теперь, незамедлительно донос подать – а то, чего доброго, сам комбриг опередит. А в таком деле: кто первый донёс, тот и сливки снимает. За такую работу можно, наконец, и на новую должность рассчитывать!
Донос был готов уже утром, и теперь по окончании мероприятия Варсу надлежало явиться пред ясные очи начальства с подробным отчётом о своей работе.
Вот, сошёл с трибуны маленький нарком. Следом говорили начальники рангом пониже, их Варсонофий уже не слушал, зная наперёд всё, что будет ими сказано. Вплоть до финального:
– Да здравствует товарищ Ежов! Да здравствует товарищ Сталин!
Само собой, «ура» Варс кричал, не жалея связок, и столь же яростно отбивал ладони в овациях.
Со встречи с начальством высшим он поспешил к своему непосредственному начальству. Комиссар Минк встретил его с обычным ледяным выражением похожего на маску лица, по которому никогда нельзя было определить, доволен он или нет. Некоторое время Минк молчал, поглаживая гладкий череп, затем кивнул:
– Я доволен вашей работой, товарищ Викулов. В квартире Кулагина мы уже устроили засаду.
– Разве его нет в штабе?
– Ни в штабе, ни дома. Как бы ни сбежал, фашистский прихвостень!
– Не сбежит, – уверенно сказал Варс.
– Откуда такая убеждённость?
– А некуда ему бежать. Кулагин – человек конченый. Он от себя убежать не сможет. А чтобы убежать от заслуженной кары, нужно сперва убежать от самого себя.
– Психологией увлекаетесь?
– Грешен, Михей Самуилович.
– Отчего же, психология в нашем деле полезна.
– А Василенко что?
– С этим наши ребята уже работают. Он думает, что это Кулагин донёс на него. И ведь должен был, мерзавец, донести! Подписку давал, предатель!
Вот те на! Оказывается, у них и сам комбриг в осведомителях был! А Варса послали, не сказав о том. Чтобы друг на друга доносили? Что ж, учтём, намотаем на ус.
– Так вот, товарищ Викулов, у меня для вас хорошая новость. Решено перевести вас в главное управление. Остро не хватает кадров. Ведь, кто бы мог подумать, даже среди нас затесались враги! И кто! Агранов, Артузов, Канцельсон! Сам Ягода… Одним словом, вам необходимо будет пройти краткий курс усовершенствования для командного состава нашего ведомства. Занятия начнутся через неделю. А до тех пор, и это вторая хорошая новость для вас, можете числить себя в краткосрочном отпуске. Вам всё ясно?
– Так точно, Михей Самуилович!
Варсонофий старался сохранять такую же бесстрастность, как у комиссара, но внутри его переполнял восторг. Твёрдым шагом поднимался он по ступеням карьерной лестницы и ни разу не споткнулся, не оступился, умело лавируя и всегда находя нужные формулировки. О, он справится с поставленной задачей! Он достигнет самых высоких постов! И пусть сведут в подвал всех ягод и аграновых, и хотя бы самого плешивого Минка – Варс удержится на плаву. Варса не столкнут. Кстати, место Минка было бы неплохой ступенью для следующего шага. Надо, пожалуй, приглядеться к нему внимательнее…
А пока что – к чёрту и Минка, и карлика Ежова, и всех! На полученную за успешную работу премию можно очень недурно провести время. И не одному…
С недавних пор карьерные желания Варса серьёзно разбавились ещё одним. В канун двадцать третьего февраля ему привелось побывать на концерте, на котором кроме нескольких маститых артистов выступали совсем юные питомцы Московской Консерватории. Варсонофий сразу положил глаз на одну из молоденьких певиц. Таких красавиц на его родной тамбовщине не видывали! Уж не княжна ли какая бывшая? Княжны, как один бывалый красноармеец сказывал, не то что бабы, совсем иного складу, «скусные».
Певица, звавшаяся Анной, однако, оказалась совсем не княжной. Наоборот, из крестьян. Так оно и лучше, пожалуй. С «бывшими» серьёзных отношений иметь нельзя – вся карьера псу под хвост пойдёт. А тут и видом княжна, и происхождением – годна. Чем для нас не краля?