Но ничего не произошло. Петя вёл себя, точно чужой: как заправский экскурсовод, говорил об истории и искусстве, и ни слова о них, и ни взгляда живого… Аня с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться, не вспылить, не сорваться, и насилу дотерпела до конца путешествия. Она чувствовала себя обманутой и униженной, от обиды не было сил даже смотреть на Петю.
А он уже сделал следующий шаг к разрыву, съехав с их квартиры в общежитие к вящей радости отчима. Показать своё горе Ане было стыдно, и она старательно изображала безмятежность, напоказ веселясь и делая вид, что весь её «роман» был лишь детским увлечением. Лишь оставшись в одиночестве, можно было дать волю слезам, но как редко это случалось!
Александр Порфирьевич, между тем, привечал нового друга Ани – Варса Викулова, заглядывавшего к ним всё чаще. Поначалу его внимание смущало её, но вскоре стало привычным. Подзуживали и подруги, наперебой завидовавшие такому «солидному кавалеру», как выражалась Раечка.
– И чего тебе ещё надо, Анька? – рассуждала она, дымя папиросой. – Такой мужик! Молодой, интересный! И не мальчишка уже, а человек состоявшийся. При чине. И, по всему видать, далеко пойдёт. Орёл!
– Мы просто друзья, – дежурно отвечала Аня, не имевшая душевных сил для нового романа и всё ещё надеявшаяся, что Петя образумится и вернётся.
Конечно, она лукавила, изображая перед Саней совершенное непонимание – то, что Варс питает к ней серьёзные чувства, было очевидно. Но не хотелось думать об этом. В его обществе она просто отвлекалась от тоски и утешала женскую гордость.
Однажды вечером Варс пригласил её поужинать в ресторан. Всё было очень уютно, к столу подали лёгкое вино и вкусные пирожные, играла приятная музыка, а Аня чуть не расплакалась. Ей так хотелось, чтобы рядом с ней был Петя, чтобы это не Варс, а он пригласил её на медленный танец и вёл по залу, прижимая к себе…
В какой-то момент она почувствовала, что объятия Варса стали слишком крепкими, гораздо более крепкими, чем подобает им быть между партнёрами по танцу. Аня осторожно высвободилась:
– Прости, Варс… У меня что-то голова закружилась – видимо, от вина. Я лучше пойду.
– Я провожу тебя, – с неизменной галантностью ответил Варс.
– Нет-нет, не стоит! Я, вероятно, зайду к Рае… Увидимся завтра!
Хотя такой отказ не мог быть ему приятен, Варс ничем не выдал неудовольствия и, молча проводив Аню до трамвая, пожелал ей доброго пути.
А она сошла уже на следующей остановке и, забыв о позднем часе, о хулиганах и ворах, наводнивших московские улицы, побежала к общежитию, в котором жил Петя.
Аня помнила, как стыдно ей было от любопытствующих и насмешливых взглядов, провожавших её, когда она шла к его комнате, но ничто уже не могло остановить её в тот момент.
При её появлении на лице Пети отразился испуг, он торопливо вскочил с кровати, спросил:
– Аня, зачем ты здесь?
Она стояла перед ним, прислонившись к стене, глотала слёзы и мучительно искала слова:
– Я пришла, чтобы спросить тебя…
– О чём, Аня?
– За что ты так со мной? Ты… в самом деле, решил всё разрушить? Ведь мы всегда были вместе! Ведь мы же… Может быть, я наивная дурочка, но мне казалось, что мы любили друг друга! Во всяком случае, я любила тебя, Петруша. Помнишь, мы обещали не бросать друг друга, что бы ни было? Мы были детьми, но я никогда не думала отказаться от этой клятвы! Почему же ты отказался?!
Он стал ещё бледнее обычного, опустил глаза:
– Я не бросаю тебя, Аня, зачем ты… Если тебе нужна будет моя помощь, даже моя жизнь…
– Мне не нужна помощь! И жизнь тоже! Мне нужен тот Петя, которого я знала и которого люблю! Я хочу понять, что с тобой случилось! Хочу вернуть тебя! – она порывисто бросилась к нему, но он отстранился:
– Прости меня, Аня. Я виноват перед тобой, я знаю. Но всё должно быть так, как есть. Мы не можем быть вместе, поэтому тебе лучше уйти и не приходить больше, не вспоминать…
– Почему? Почему мы не можем быть вместе? Ты не любишь меня? Скажи это, глядя мне в глаза! Скажи и тогда я уйду! – не помня себя, воскликнула Аня.
Глаза Пети наполнились страданием, губы дрогнули, и всё же он не отвёл взгляда и произнёс отрывисто:
– Я не люблю тебя, Аня. Уходи, прошу тебя.
Она не расплакалась, не лишилась чувств, а медленно вышла в коридор, не замечая никого, спустилась по лестнице, машинально пошла по тёмной улице… Удивительно, но её одинокая фигура не привлекла в ту ночь внимания преступников, и она добралась до Раи, у которой, наконец, дала волю слезам.
Вскоре Аня узнала от матери, что Петя на время уехал из Москвы, а после от него пришло краткое письмо, в котором он сообщал, что не вернётся, что встретил другую. Если даже самое чистое, самое светлое чувство оказалось ложью, то что же правда в этом мире? И как в нём жить?
Домой Аня вернулась внутренне разбитой, но и тут не дано было перевести дух.
– Зайди, пожалуйста, в кухню, мне надо поговорить с тобой, – сказала мать, едва она переступила порог.
Что ж это всем поговорить занадобилось! Неужели теперь ещё и мать разбередит ей душу?
Мать казалась небывало взволнованной – до того, что на побелевшем лице проступала испарина.
– Сядь, Нюта, – тихо сказала она. – Сядь и выслушай меня, не перебивая, потому что мне очень сложно сказать тебе то, что я должна…
– Что случилось, мама? – испуганно спросила Аня, садясь и косясь на лежащую на столе небольшую коробку.
– Помнишь, в детстве ты часто спрашивала меня об отце? Когда ты была мала, я не могла рассказать тебе всего, ты должна это понимать. Но теперь ты взрослая и должна знать всю правду. Я уже давно собиралась поговорить с тобой, но сегодня произошло нечто, что положило конец моим колебаниям.
– Я слушаю тебя, мама… – пробормотала Аня, тревожно напрягшись.
– Твой отец… Он не погиб на войне, как я тебе говорила. И вообще не умирал…
– Так он жив?
– Надеюсь, что так.
– Кто же он?
– Родион Николаевич Аскольдов… – выдохнула мать.
Аня поражённо молчала, затем уточнила, ещё не вполне веря:
– Так значит, Марья Евграфовна?..
– Сестра твоей бабки. Вот, это твой отец, – мать положила на стол фотокарточку, на которой был запечатлён высокий, белокурый юноша с правильными, благородными чертами лица и прямым, ясным взглядом.
Некоторое время Аня разглядывала фотографию, находя большое сходство между собой и отцом, затем сказала:
– Я видела его карточку у Марьи Евграфовны, и она кое-что рассказывала о нём. Он что, бросил тебя, мама? Из-за происхождения?
– Нет, девочка… Это… я его бросила… – дрогнувшим голосом сказала мать.
– Но почему?
– Я боялась исковеркать ему жизнь. Я хотела, чтобы он нашёл себе более достойную жену, нежели я. Я ошиблась и в итоге сломала жизнь и себе, и ему… – по её лицу потекли слезы, но она не смахивала их.
– А он… знал обо мне?
Некоторое время мать молчала, а затем, собравшись с силами, ответила:
– Ты должна знать, Нюточка… Я ведь… не мать тебе!
– Как так? – опешила Аня.
– Ты рождена в законном браке между Родионом Аскольдовым и Ксенией Клеменс. Ты круглая дворянка, девочка. А я… В те дни, когда ты родилась, я схоронила своего новорожденного первенца, и Марья Евграфовна позвала меня к тебе кормилицей. Я привязалась к тебе, как к родной дочери, Нюточка. А потом… Потом на усадьбу напали, мы бежали с помощью Алексея Васильевича. Но всем спастись не удалось. Твою маму и бабушку убили, а я несколько часов пряталась с тобой в овраге, а затем пошла в город к Александру Порфирьевичу.
Некоторое время Аня не могла произнести ни слова, пытаясь осознать открывшуюся тайну. Мать сидела напротив, поникшая, постаревшая сразу лет на десять и обречённо ждала ответа.
– Успокойся, мама, – наконец, сказала Аня. – Что бы ни было, для меня всё остаётся по-прежнему. Я знаю лишь одну мать, тебя, и другой у меня быть не может.
При этих словах мать встрепенулась, уткнулась лицом в её руки, заплакала.
– Расскажи мне об отце, – попросила Аня сквозь слёзы. – Что с ним?
– Я не знаю, – мать подняла голову. – Мы встречались несколько лет назад. Помнишь человека, который на улице передал тебе для меня свёрток?
– Так это был он?
– Да. Я не успела с ним даже попрощаться… Мы хотели уехать с ним. Взять тебя и втроём уехать заграницу. Но я не могла оставить Замётова после удара! А твой отец не мог больше жить так… К тому же здесь ему постоянно грозила опасность.
– Так он заграницей?
– Нет, в России. Раз в год он присылает мне открытку. Но я не знаю, где он живёт… Ты понимаешь, Нюточка, никто не должен знать о том, что я тебе сказала!
– Конечно, мамочка, я понимаю, – Аня тяжело вздохнула. – А что случилось сегодня? Ты сказала, что что-то случилось?
– Приезжала тётя Лида, – ответила мать. – С твоим дядей беда. Нужны большие деньги, чтобы спасти его жизнь, и срочно.
– А причём здесь я?
Мать погладила Аню по руке и открыла коробку, в которой оказался завёрнутый в материю альбом с гравюрами:
– Это то, что передал тогда твой отец. Этот альбом принадлежал твоему деду. Он – единственное, что уцелело из семейных ценностей – прочее сгорело в ту роковую ночь. Отец оставил его тебе, и теперь он твой. Я плохо разбираюсь в искусстве, но знаю, что этот альбом очень редкий и стоит очень больших денег.
– Я, кажется, поняла, – Аня подняла глаза на мать. – Ты хочешь продать альбом, чтобы спасти дядю?
– Этот альбом – твой, – ответила та. – И только ты можешь решать, как с ним поступить. Если ты решишь оставить его, я не возражу. Это единственный подарок твоего отца тебе, и ты, разумеется, не обязана жертвовать им.
Аня задумчиво полистала альбом, не столько раздумывая, как поступить, сколько переживая всё свалившееся на неё.
– Альбом, конечно, нужно продать, – решила, наконец. – Разве может быть какая бы то ни было вещь дороже, чем жизнь человека? И этот альбом не может быть дороже жизни дяди. Как мы будем смотреть на него, зная, что дядя погиб оттого, что мы… пожадничали…