Её новый ухажёр, Варс Викулов, казался Замётову наиболее подходящим вариантом для устроения судьбы падчерицы. Он сразу угадал в нём человека умного, хитрого, хваткого. После чисток командного состава такие неизбежно будут в цене. Пожалуй, более надёжного спутника жизни в столь ненадёжное время отыскать сложно.
Александр Порфирьевич всемерно привечал Варса, но с досадой видел, что Аня всё ещё увлечена генеральским внучком. После того, как тот съехал с их квартиры, он понадеялся было, что разлука и видимое охлаждение любимого отрезвят девочку, но не тут-то было. Она всё ещё надеялась, что их любовь вернётся, и они будут вместе.
Однажды Варс зашёл, когда ни Ани, ни Аглаи не было дома, и Замётов воспользовался случаем, чтобы поговорить с ним по душам.
– Итак, я вижу, вы питаете к моей падчерице серьёзные чувства?
– Не скрою, это так.
– Могу ли я спросить, насколько именно они серьёзны?
– Я хочу, чтобы Анна стала моей женой, – ответил Викулов.
– Вы говорили ей об этом?
– Пока нет.
– Вы встречаетесь уже несколько месяцев и не предпринимаете никаких действий? А как же «быстрота и натиск»? – прищурился Замётов.
– «Быстрота и натиск» хороши в кавалерии, а, к примеру, разведка, предполагает хитрость.
– Логично. И сколько же времени вы собираетесь хитрить?
– Александр Порфирьевич, я слишком хорошо вижу, что Аня, к сожалению, пока не готова к решению, которого я от неё жду. Побеждает тот, кто умеет ждать. И я готов подождать.
– Лукавый вы человек, Варсонофий Гаврилович… Ну, да ладно. Я нынче не расположен к лукавству, а потому скажу прямо: вам придётся очень долго ждать. И вы рискуете ничего не дождаться.
– Отчего так?
– Оттого, что у вас есть соперник. Нет, не подумайте: между ними ничего нет. Более того, насколько я понимаю, он уже сам отступился от Ани. Но этого мало! До тех пор, пока он рядом, пока у неё остаётся хоть какая-то надежда на то, что они смогут быть вместе, она не удостоит даже взглядом никого другого!
– И кто же этот мой соперник? – с видимой небрежностью осведомился Варс.
– Его зовут Пётр Алексеевич Юшин. Работает художником в кино. Дворянин по матери. Сын колчаковского офицера и внук генерала из ближнего круга барона Врангеля. Вам этого достаточно?
– Вполне, – тонкие губы Викулова дрогнули в чуть заметной усмешке. – А отчего бы, Александр Порфирьевич, вам было не поделиться столь ценными сведениями с наркоматом внутренних дел?
– У меня с некоторых пор не самые добрые отношения с этим ведомством.
– Ах, да, ваш паралич…
– К тому же вы очень заблуждаетесь, если думаете, что я желаю этому юноше зла. Если бы он оказался в заключении, Аня ждала бы его и поехала бы за ним. А если бы, не приведи Господи, он погиб – она, может статься, хранила бы верность его памяти. Во всяком случае, навряд ли это расположило бы её… к разведке, – Замётов многозначительно посмотрел на своего собеседника и по его лицу определил, что тот отлично понял намёк.
– Само собой, – кивнул Варс. – Никто и никому не желает зла. Но, признаться, я полагаю, что моей будущей жене не стоит водить дружбу с сомнительными элементами. Надеюсь, и она это поймёт в самом ближайшем будущем.
В самом ближайшем будущем Александр Порфирьевич узнал от жены, что Аня получила некое письмо от своего ненаглядного дружка, в котором тот сам отверг её. С той поры девочка страдала сильными перепадами настроения: то была мрачна и угрюма, раздражалась от каждого пустяка, то срывалась в легкомыслие и наигранную весёлость. Но это мало тревожило Замётова. Пострадает и перестанет – какие её годы! Зато теперь нет рядом с нею постоянного источника опасности, и нет более препятствия на пути столь удачной партии, как Викулов. Раньше или позже девочка непременно примет его предложение. Когда бы ещё Аглая повлияла на неё! Так нет! Эта глупая баба лишь растравляла ей душу, проповедуя разные бредни и печалуясь о сынке своей любимой подружки. Именно это и послужило поводом к последней стычке…
Время близилось к утру, а Аглаи всё не было. Не в силах более ждать Александр Порфирьевич поковылял к телефону. Его давно подводило зрение, и потому немало времени ушло на то, чтобы отыскать и разобрать в записной книжке телефон Скорнякова, после расстрела главы московского Угрозыска Вуля пошедшего на повышение и получившего отдельную квартиру:
– Тимофей Лукьянович? Простите, что беспокою в такой час. Дело в том, что пропала моя жена Аглая Игнатьевна. Ушла из дома ещё днём и до сих пор не вернулась. Я совершенно не знаю, что делать… Может быть, вы посоветуете?
Скорняков, несмотря на тяжёлую работу и хмурую наружность, был человеком отзывчивым и обещал проверить, не случилось ли беды с бывшей соседкой.
И снова с изводящей медленностью потекли минуты, часы… Когда за окном начало светать, Замётов бросился в комнату Аглаи и Ани, взглянул на икону, лампада перед которой погасла, неуклюже закрестился, вдруг испугавшись того, как фактически донёс на Петю Юшина, как жесток и груб был с женой… Вспомнилось, как несколько лет назад она лежала при смерти, как в храме на Маросейке каялся он отцу Сергию и принимал его напутствие, как в этот самый миг чудом очнулась Аглая… И ведь первые годы он старался следовать напутствию, старался преодолевать себя, но затем свершившееся чудо поблекло, и голос отправленного в заключение пастыря удалился, не напоминая о себе, и телесная немощь ожесточила душу, исполнив её желчью, выплёскивающейся на всех… Но если чудо всё-таки было? Если Он всё-таки есть?..
В дверь позвонили, и Александр Порфирьевич поспешил открыть. На пороге стоял мрачный Скорняков.
– Вы нашли её… – хрипло проронил Замётов, уже поняв всё по лицу сыщика.
– Александр Порфирьевич, у меня плохие новости.
– Её нет? Нет?! – пересохшие губы Замётова задрожали.
– Сегодня ночью Аглая Игнатьевна попала под поезд в районе Пушкина.
– Пушкина? Но какого чёрта она делала там ночью?!
– Этого я не знаю.
– Но… вы уверены, что это она? Ведь если поезд…
– Александр Порфирьевич, я только что из морга. Я видел тело… Конечно, следовало бы, чтобы кто-то из родственников опознал, но учитывая ваше состояние…
– Нет! – вскрикнул Замётов, гоня от себя страшное видение. – Я не хочу, не могу этого видеть… Ведь она была… такая красавица! Как она могла попасть под поезд? Или… – он в страхе запнулся, – это я убил её?
– Причём же здесь вы…
– Я убил! Я был к ней жесток, я оскорбил её!
– Скорее всего, это не было самоубийство, – покачал головой Скорняков. – Судя по картине произошедшего, Аглая Игнатьевна шла по путям к станции. Была сильная вьюга, темно. Скорее всего, она просто не услышала приближающегося поезда, а машинист слишком поздно заметил её и не успел затормозить.
– Негодяй… – прошептал Замётов. – Как он смел не успеть! Как он смел!.. – забыв о Тимофее Лукьяновиче и уронив палку, он вернулся в комнату, вперил ненавидящий взгляд в извечно полный мировой скорби лик:
– Это всё Ты! – прошипел, стиснув зубы. – Это Ты отомстил мне! Но почему именно так?! Ведь это не она донесла, не она! Ведь это я презрел Твоё чудо и наплевал на него и на Твоего попа! Зачем же Ты толкнул под колёса её? Искалечил, изрубил её тело? Такое белое, нежное тело… Как у барышни… Нет, если Ты есть, то Ты не Бог! Не Бог! Ты демон! Дьявол! Дьявол! – с этим истошным безумным криком Александр Порфирьевич запустил синеватой лампадой в икону и в бесчувствии упал на пол.
Глава 13. Обещание
– Какое сегодня небо, Аня?
– Чёрное и непроглядное…
– Непроглядное… Помнишь, в Ярославле мы с тобой смотрели на звёзды? Так много их было тогда… А теперь не стало вовсе. Все они погасли и осыпались с неба, наши звёзды. Непроглядная чёрная бездна над нами – всё что осталось.
Обычно резкий голос отчима звучал непривычно глухо, медленно. Гибель матери как будто что-то сломала в нём. Он не поехал на похороны, все хлопоты по которым взял на себя Варс, ставший для Ани в эти дни единственной опорой, не пожелал проститься.
– Как это странно. Я ещё есть, но её не увижу больше и даже не услышу.
– Это ведь только здесь, а там…
– Девочка, я не знаю, есть ли это ваше «там». Но если оно есть, то Бог навряд ли пошутит с твоей матерью так жестоко, чтобы и там свести её со мной. Твоя мать не была святой, Аня, но если рай есть, то она там. А меня черти утащат в самое пекло – я знаю.
– Не говори так, – Аня крепко сжимала руки отчима, который стал ей дороже, когда их объединила общая боль утраты. – Ты всегда был добр ко мне. И к другим, я знаю, тоже! Бог видит это, он тебе зачтёт…
Александр Порфирьевич болезненно дёрнулся:
– Довольно! Ты ничего не знаешь обо мне, а я не имею желания исповедоваться! Лучше сядь рядом и выслушай меня в последний раз.
– Дядя Саша…
– Сядь!
Аня покорно села рядом с отчимом, не выпуская его руки, так как он, почти ослепший, не видя лица собеседника, стремился осязать его.
– Ты права, девочка, к тебе я был добр. Я любил и люблю тебя, как родную дочь. В этом ты не должна сомневаться.
– Я не сомневаюсь!
– Молчи и слушай! Я скоро умру, это ты тоже должна знать. И ты останешься одна, Аня. Совсем одна, понимаешь? Ты очень молода, хороша собой, воспитана… Всё это делает тебя уязвимой и беззащитной. Ты не сможешь выжить, если останешься одна. Ты погибнешь, Аня! А я не хочу этого. Единственное, чего я теперь хочу, это знать, что я оставляю тебя в надёжных руках, что ты в безопасности и будешь счастлива. Я прошу тебя, Аня, – в голосе Александра Порфирьевича послышались слёзы, – сними ты эту кладь с моей души, дай мне покой хотя бы перед смертью!
– Чего ты хочешь от меня? – слабо спросила Аня, уже предчувствуя, о чём пойдёт речь.
– Ты знаешь, чего я хочу. Я хочу, чтобы ты вышла замуж за человека, за которым будешь, как за каменной стеной.
– За Варса Викулова?
– Да, за Варса Викулова. Или, может, ты предпочитаешь этого учительского сынка Надёжина с его мракобесной семейкой?