– Тогда и я скажу главное. Я очень люблю тебя, отец. Я всегда стремился быть похожим на тебя, как стремился и Мишка. И ты можешь быть спокоен: стыдиться за меня тебе не придётся.
– Спасибо, – кивнул отец. – А теперь говори, что за нужда у тебя. Давно приметил, что маешься.
– У меня… – Саня глубоко вздохнул. – Ты помнишь Петю? Анютинова друга?
– Конечно, она много о нём рассказывала.
– Они очень любили друг друга, но он, кажется, боялся испортить ей жизнь и поэтому отдалился. А потом куда-то исчез. Прислал ей какое-то ужасное письмо, якобы сошёлся с другой женщиной, будет жить на родине отца и в Москву не вернётся.
– Всякое бывает…
– Да не могло так быть! – воскликнул Саня. – Когда она мне об этом рассказала, я не поверил. Он не мог уехать так вдруг! Бросить работу, ничего никому не сказать… Я решил разобраться, что произошло на самом деле.
– Разобрался? – прищурился отец.
– Почти… Я начал с того, что расспросил его друзей: киношников, поэтов… От них я узнал, что он, действительно, собирался съездить в родные края – вроде получил письмо от кого-то из отцовской родни.
– И что же?
– То, что он обещал вернуться через неделю! И не кому-нибудь, а режиссёру, с которым работал, которого глубоко уважал. Нужно было вовсе не знать Петю, чтобы допустить, что он посмел бы подвести, кого бы то ни было!
– Дальше.
– Дальше моё расследование зашло в тупик, а затем я, как ты знаешь, оказался очень далеко от Москвы.
– Но это ведь не конец рассказа?
– Увы. Это самое начало, – Саня оседлал стул и придвинулся к отцу. – В Сибирь усилиями бедного Дмитрия Антоновича я поехал с мандатом ПКК и заданием, помимо вызволения Сергея Игнатьевича, проинспектировать состояние лагерных больниц в тех краях.
– И надо думать, ты выполнил это задание с рвением, сильно «порадовавшим» лагерное начальство?
– Я выполнил его ровно так, как ты меня сейчас учил – по совести! – ответил Саня. – Конечно, то, что я там увидел описанию не поддаётся… Для меня остаётся полной загадкой, каким образом люди вообще умудряются столько держаться в таких условиях. И самое отвратительное, что я моим филькиным мандатом ничем помочь им не мог! Но не о том речь! Там в одной палате девчонка была лет шестнадцати с повреждением позвоночника и параличом ног. Её, вероятно, актировали бы, но некому забрать – мать умерла, а отец тоже в лагере. Но и не в этом тоже дело… У неё я увидел тетрадочку с рисунками и чуть дар речи не потерял! Эти рисунки были точной копией тех, которые некогда я видел у Пети!
– Очень любопытно, – отец погладил усы. – Ты, конечно, спросил её о происхождении рисунков?
– Она сказала, что ей подарил их молодой человек, какое-то время также лежавший в больнице.
– И она назвала тебе его имя?..
– И даже фамилию, папа!
– Что было дальше?
– В том лагере Пети уже не было, а я слишком мелкая сошка, чтобы наводить более существенные справки. Я сообщил доктору Григорьеву о том, что узнал, и он обещал помочь.
– Но был арестован…
– Накануне ареста он сообщил, что получил какие-то сведения. Но не успел поделиться ими.
– Скверная история, – нахмурился отец.
– Она ещё сквернее, чем ты думаешь, папа!
– Навряд ли. Я думаю, что знаю, что ты скажешь дальше. Муж Ани, не так ли?..
Когда он узнал, что Аня вышла замуж за Варса, то впервые в жизни покусился мыслью на убийство. Иного не заслуживал этот негодяй! В том, что Викулов приложил руку к исчезновению Пети и его странному письму, Саня не сомневался ни секунды. С большим трудом взяв себя в руки, он отправился к Анюте. Та встретила его смущённо и даже испуганно. А он, едва пройдя в комнату, спросил без предисловий:
– Зачем ты это сделала?
Она стояла перед ним, хрупкая, поникшая, печальная – совсем девчонка, беззащитная и потерянная.
– Потому что он оказался единственным человеком, который всё время был рядом, который поддерживал и помогал, – ответила сдавленно, отводя глаза. – Мама погибла, а Александр Порфирьевич отравился. Петя меня бросил, а тебя не было. А я… – Анюта развела руками и всхлипнула. – Я больше не хотела жить, понимаешь? И раньше не хотела, а после мамы… – она опустилась на стул, заплакала, закрыв лицо руками.
Саня стоял, не шевелясь, не находясь, что же делать теперь. Он знал определённо, что муж этой бедной девочки, чтобы завладеть ею, донёс на человека, которого она любила, пытками заставил написать ложное письмо. Может, сам и пытал?.. Удовлетворил ненависть к сопернику? Или по дружбе помогли другие? Не суть важно. А потом он воспользовался трагедией, тем, что она оказался одна и совершенно раздавлена чредой утрат, и принудил её к сожительству. Должно быть, и доктора взяли не без его помощи. Может, узнал он, что тот слишком близко подошёл к его тайне.
– Вы теперь живёте в этой квартире вдвоём?
– Да… Пока новых соседей не подселили. Варс надеется, что и не подселят.
Вот оно что! Варс надеется! Неплохое приданное получил товарищ Викулов… И как же повезло старику Скорнякову, что съехал раньше, а то, пожалуй, и за ним пришли бы.
– Ты не думай, – Анюта, наконец, подняла покрасневшие глаза, – он совсем не такой, как другие! Ведь не может же так быть, чтобы в каком-то доме или учреждении все без исключения были плохими. Это невозможно, правда? А Варс хороший. Он очень любит меня. Он обещал, что мы обвенчаемся, когда представится возможность!
Венчающийся чекист – чудесная картина! Хотя если в роли попа будет выступать его коллега, наряженный в рясу…
Сердце рвалось на части. Саня понимал теперь всё и ничего не мог изменить. Более того, он не смел даже сказать Анюте правду. В конце концов, нужна ли ей эта правда? Если бы знать точно, что Петя жив! А если умер? И что станет с нею, если она узнает, что её муж убил самого дорого ей человека, а сама она – невольно предала его, поверив лжи? Как ей жить с этим? И без того надломленная, сможет ли она вынести ещё и этот удар?
И Саня смолчал. Лишь сказал глухо, погладив её по плечу:
– Это я во всём виноват. Я должен был быть рядом, быть тебе опорой, защищать тебя. А я допустил, чтобы ты осталась один на один со всем этим кошмаром и сломала себе жизнь. Этого я никогда себе не прощу!
Аня потёрлась щекой о его руку:
– Что ты говоришь? Ведь ты ездил выручать дядю, ты ничего не мог изменить. А я… У меня всё будет хорошо. Всё пройдёт…
Пожалуй, изменить он и впрямь ничего не мог. Просто отправился бы с помощью Варса вслед за Петей и Григорьевым. Но от этого нисколько не легче!
– Как ты думаешь, отец, нужно было сказать ей?
– Не знаю… – отец прошёл по террасе, заложив за спину руки. – Нет, в тот момент не надо было. И тебе – не надо было. Но со временем она должна узнать. Что ты намерен делать теперь? Ведь ты же не думаешь остановиться?
– Не думаю, – твёрдо ответил Саня. – Я уже был у Екатерины Павловны и Винавера. Они обещали навести справки и сообщить мне результат. Уж их-то этот подонок не упечёт на Колыму! Если Петя жив, я, по крайней мере, сделаю так, чтобы он получал посылки. Сам отправлять не буду – верный срок. Но можно сдавать деньги и отправлять через фонд. И есть несколько добрых старушек, которые отправляют такие опасные посылки.
– Вот что, – сказал отец, пощипав ус, – обожди, когда что-то прояснится, а уж потом будем решать, как сказать об этом Анюте. Скрывать от неё преступление мужа нельзя. Ведь он же погубит и её! Но сам ей ничего не говори. Это лучше сделать Марочке.
– А что потом? – спросил Саня. – Как она будет жить с этим? Ведь этот мерзавец не отпустит её. А если она попытается уйти, отомстит. И ей, и нам.
– На всё Божья воля, – ответил отец со вздохом. – Но девочка должна знать правду. Это справедливо и по отношению к ней, и по отношению к оболганному и замученному юноше.
От слов отца на сердце у Сани полегчало. Наконец, всё прояснилось, и сомнения оставили его. Теперь оставалось лишь дождаться итогов розысков Пешковой и Винавера.
Глава 17. Анюта
– Аня, спой для Дмитрий Вадимыча что-нибудь бодрое!
– Но я не…
– Никаких «но»! Сейчас Дмитрий Вадимыч, вы услышите мою Аню!
О, какая пытка, какая пытка! Эти ужасные «бодрые» песни, каждая нота которых ранит горло, застревает в нём, эти плотоядные взгляды подвыпивших гостей и сальности, которые они имеют обыкновение рассказывать друг другу в горделивом сознании «подвига».
– Варс, как ты можешь иметь дело с этими людьми?
– Это не люди, а мои коллеги. Более того, начальство.
– Если они твоё начальство, то ведь они и от тебя могут потребовать таких же низостей, Варс!
– Это не твоё дело. Твоё дело, жёнушка, принимать моих гостей и быть весёлой с ними, а не портить своё красивое личико неприятными гримасами.
– Я твоя жена!
– Я прекрасно помню это и горжусь, что у меня такая жена, которую нестыдно представить людям.
Она не нужна ему… Ему нужна – вещь. Красивая вещь, служащая удовольствию его гостей. Комнатная собачка, обязанная выполнять команды хозяина… Но как же так случилось, что она – стала выполнять? Стала улыбаться людям, которые ей отвратительны? Как она позволила обратить себя в куклу и почему не смеет сопротивляться?
Страх! В какой-то момент Аня поняла, что боится мужа. Отчего? Ведь он ни разу не повысил на неё голос, тем более не поднял руку. Лишь иногда, когда она пыталась возражать, в глазах его появлялось нечто, отчего внутри всё холодело. Аня сама не могла объяснить себе, что это было, и почему этот человек обрёл над ней такую власть.
От прежней жизни не осталось ничего, кроме занятий в консерватории. Всё прочее было строго регламентировано: никаких подруг, никаких гостей, никаких поездок загород. Точно петлю накинул и медленно, ласково душил! Вдруг поняла Аня, что о муже своём не знает ничего: ни о прошлой его жизни, ни о теперешней. Но не может же он оказаться одним из тех чудовищ, которые некогда истязали дядю Сашу?.. Варс – такой обходительный, обаятельный, тонко чувствующий прекрасное, умеющий быть таким нежным, что Аня забывала свои подозрения и убеждала себя в том, что любит его?