– И черт с ним…
Даврон вдруг оживился.
– Слышь, Джуманиязов, – заговорил он с хитрым выражением на опухшем лице, – ты помнишь, как мы героин таскали по Высокой тропе?
– И что? – нахмурился Мир-Арзал.
– А то! В Риме тоже есть своя Высокая тропа, Альта Семита по-ихнему! Мы там были вчера, одного типа искали… Так вот, стоит там нехилый домишко, типа наших пятиэтажек, и, знаешь, кто в том теремочке живет? Кафиры! Все четверо! Прикинь?!
– Ну?! – выдохнул Мир-Арзал. Шестеренки в его голове, до этого вяло крутившиеся, вдруг завращались с бешеной скоростью, рождая планы, один другого коварнее. Джуманиязов прикрыл глаза. Так-так-так… А ведь можно и дуплетом пальнуть! Да так, что и Сергия этого, долбаного, завалишь, и в Авидию Нигрину угодишь рикошетом!
– А ты точно адрес знаешь? – спросил Мир-Арзал, взбодрившись.
– Все точно! Как в аптеке!
– Бонус эст![99]
Мир-Арзал сбегал в таблинум и взял с полки вощеные дощечки. Подумал-подумал и нацарапал бронзовым стилом любовную записку:
«Милый Сергий! Я ошибалась, полагая, что забуду о тебе, окунувшись в обычные свои дела и заботы. У меня не получается тебя забыть! Засыпаю и томлюсь, надеюсь, грежу, зову! Приходи сегодня вечером, моя рабыня проводит тебя. Мечтаю о встрече! Твоя Авидия Нигрина».
Мир-Арзал прочитал написанное и хищно улыбнулся. Я вам устрою свидание! А какую выволочку устроит папаша горячо любимой дочурке!
– Адэлла! – позвал Джуманиязов. – Иди сюда!
Галлиянка явилась как штык. Она была вестипликой – помогала Авидии Нигрине одеваться по утрам.
– Помнится, тебе вчера досталось от домны?[100] – спросил он, зондируя почву.
Кукольное личико Адэллы исказилось, обрело недоброе выражение.
– Ничего… – проговорила она. – Я ей еще отомщу! Подумаешь, порылась в вещах! А она за эту малость – по щекам!
– Слушай, Адэлла, а зачем ждать подходящего момента? Авидия и меня достала, давай ее проучим вместе?
– Охотно! – воскликнула Адэлла и спросила, осторожничая: – А что надо делать?
– Сходить кой-куда, позвать кой-кого и провести сюда. Остальное – моя задача!
– Я согласна! – сказала галлиянка.
Когда стемнело, Адэлла закуталась в паллу и прошла к воротам. Там ее ждал Мир-Арзал.
– Пойдем вместе, – сказал он, – я провожу тебя туда, а он – обратно…
– А кто – он? – полюбопытствовала Адэлла.
– Гладиатор!
– Фу-у! – скривилась галлиянка. – И Авидия… с ним?!
– Не уверен, – ухмыльнулся Мир-Арзал. – Но ты организуй ей свидание, а я организую им встречу с папочкой!
Помычав от восторга, Адэлла захлопала в ладоши.
Римские улицы по вечерам не тонули в темноте, у входа в каждый дом горела светильня, а вдоль центральных улиц мерцали бронзовые фонари. Римлянам не спалось, они шлялись компаниями и поодиночке, пуская впереди себя рабов с коптящими факелами – освещать дорогу, а то можно было и в яму загреметь, и в навозе изгваздаться.
Многие уже отправлялись на боковую, но хорошо спалось одним богатым, за высокими заборами, в глубине парков и садов, – они не слышали безумолчного грохота телег, всю ночь подвозивших дрова и мраморные блоки, кожаные мешки с пуццоланой, заменявшей римским бетонщикам цемент, амфоры с вином и зерном, тюки с шерстью, мясные туши, завернутые в грубую ткань, корзины с овощами…
Гремели повозки, цокали по каменным плитам копыта лошадей, орали возницы… А с восходом солнца бедняку пора была вставать – голова чугунная, в глаза хоть спички вставляй.
Дом Гая Аллея Нигидия Мая Джуманиязов сыскал без труда. Остановившись возле арки входа, он сказал:
– Действуй, Адэлла! Сегодня мы отменно повеселимся!
Лобанов помылся перед сном, почистил зубы и уже набрал воздуху в грудь, чтобы задуть свечу, когда услышал робкий стук в дверь.
– Кого это несет? – заворчал Эдик, поднимаясь.
– Я открою, – сказал Сергей.
Прихватив меч, он шагнул в коридор и подошел к двери.
– Кто там?
– Мне нужен Сергий Роксолан! – ответил высокий женский голос.
Сергей очень удивился и отпер дверь. В коридор проскользнула молодая женщина в простой тунике, одной рукой она придерживала паллу, накинутую на плечи.
– Меня послали к тебе, – сказала она заговорщицким тоном, – и передали вот это…
Лобанов принял две сложенные дощечки, ногтем содрал восковую печать и разложил письмо. Первые же слова резко подняли ему давление. Сердце бухнуло, подливая крови к щекам, и затарахтело, как моторчик. «Томлюсь, надеюсь, зову, мечтаю!» Господи, сбылось! «Моя Авидия!» – сладко заныли все жилочки Сергеева организма.
– Пошли! – сказал он решительно.
– Ага!
– Ты куда? – догнал Сергея удивленный голос Эдика.
– Я скоро!
Лобанов бережно положил на столик письмо Авидии опоясался мечом и торопливо переобулся.
– Меня не ждите! – бросил он на ходу, предвкушая ночь любви…
Луна высветила улицы, но и набросила непроглядные тени, каждую ямку превращая в бездонный провал. Неумолчно гремели цикады.
– Сюда! – сказала Адэлла, сворачивая в переулок между домусом Нигринов и каким-то храмом.
– Тут вход в подвалы, – сказала Адэлла. – Сюда с виллы привозят вино и масло… Ну и проводят кое-кого тайком…
Женщина хихикнула. Сергей натужно улыбнулся. Честно говоря, ему было страшно. Бот что ему делать, если его поймают? Ведь убить Гая Авидия Нигрина он не в состоянии, даже побить консуляра – как? Обида, причиненная отцу, рикошетом ударит по дочери! И бумерангом вернется к нему…
Адэлла на цыпочках прошла в атриум и провела Сергея за собой. По всему атриуму были расставлены светильники с восемью и двенадцатью огнями. Лампы были сделаны из алебастра и прикрыты александрийским стеклом или прозрачными индийскими тканями, красными, голубыми, желтыми, – весь атриум переливался разноцветными сполохами.
– Вот кубикула домны… – прошептала она.
Дверь в кубикулу была приоткрыта. Адэлла приникла к щелочке, потом смелее заглянула внутрь.
– Домны пока нет, – сообщила она, – заходи и подожди ее, она скоро придет!
Сергей кивнул. С трепетом он перешагнул порог будуара, втянул ноздрями тонкий запах ладана. Да, так пахли волосы Авидии!
Сверху, надо полагать, со второго этажа, донесся звук размеренных шагов. В окно, открытое в парк, долетели слова:
– …Будет лучше всего, если мы прирежем Адриана на Капитолии, в момент жертвоприношения…
Сергей обратился в слух, даже о прелестях Авидии Нигрины подзабыв.
– Правильно! – сказал Гай Авидии Нигрин – его голос был еще памятен Лобанову. – И тут же выдадим толпе убийцу мнимого, пусть потерзают, как собака хозяйские сокки![101]
Несколько человек хохотнули.
– Что за император такой, – проворчал неизвестный, – целый год не показываться в Риме! Правду ты говорил, Цельс! Адриан проторчал в Мезии до самых холодов, а зимовал в Никомедии! А по теплу опять вернулся туда же – с сарматами мириться!
– Ну, Авл, зато сколько мы успели!
– Это верно… Лузий, как успехи?
– С фрументариями?[102] Никак. Пару раз я заезжал в лагерь, купил кое-кого, посулил еще больше… Плохо то, что фрументарии близки к Аттиану, а тому сам Адриан кинжал префекта вручил…
– Хуже! Ацилий Аттиан был опекуном Адриана! Понимаете или нет?
– Тем более…
– А батавы?
– Полный успех! Эти германские свиньи служат тому, кто сует больше!
– Ты уже платил им, Квиет?
– Нет еще.
– И правильно… А то растратят до поры и опять плати! Г-гвардия…
– Да что батавы! Преторианцы – вот где заноза!
– Ничего… Бросим на них моих арабов! Раххаль привел с собой две алы мечей! Его молодцы выкосят преторию, как острый серп колосья!
– Квиет, а твои где?
– Пять сотен нумидийцев уже на Сицилии, а мои мавры просачиваются мелкими отрядами из Испании в Аквитанию.
– Отлично! Пальма?
– В сенате разброд и шатание, но Катилий Север и Гай Уммидий – с нами.
– Отлично… Мои люди передали весточку из Мезии – Адриан тронется в путь к концу июня. Следовательно, прибудет в Брундизий где-то к июльским календам…
– Да раньше!
– Может, там его и кокнуть? В Брундизий? Или по дороге…
– Нет-нет! Адриан должен быть убит в Риме! Понимаете или нет?!
– Скорей бы…
Наверху задвигались, загремели, передвигая кресла. «Заговор! – толкнуло Сергея. – Переворот затеяли! Вот это я попал…»
– Кто здесь?! – испуганно вскрикнула Авидия Нигрина.
Лобанов обернулся – сердце его погнало кровь, колотясь как ненормальное.
– Это я, Авидия… – вымолвил Сергей.
– Ты?! – изумилась девушка и подняла свечу повыше. – Что ты делаешь в моей комнате? Зачем ты здесь?!
– Но… – Сергей похолодел, чуя неладное. – Ты же сама… В письме…
– Да в каком письме?! Сергий!
– Здесь он, сиятельный, здесь! – заорал в атриуме Мир-Арзал.
Дверь в кубикулу махом распахнулась, и порог перешагнул хозяин дома. С Гая Нигрина можно было хоть сейчас ваять статую «Разгневанный отец». За спиной разгневанного отца маячила торжествующая морда Мир-Арзала и трое в тогах.
– Ты?! – заревел Нигрин.
– Отец! – закричала Авидия. – Это ошибка! Сергия обманули!
– Молчи! – загремел консуляр. – С гладиатором спуталась?! Flava coma![103]
Девушка охнула и закрыла лицо руками.
– Не говорите ерунды, сиятельный, – сказал Лобанов. – Меня подставили!
Темнокожий в тоге протиснулся в комнату, не обращая внимания на Сергеев меч, и прошел к окну.
– А отсюда, должно быть, хорошо слышно, – со значением сказал он. – Соляриум[104] как раз над кубикулой! Этого, – темнокожий показал на Лобанова, – надо убить.