– Нам это подходит, – кивнул Сергей. – Оформляй!
– Позвольте узнать, – поинтересовался препозит, – вы открываете меняльную контору или… по торговой части?
– У нас золотые рудники в Африке, – небрежно сказал Искандер. – Вот, хотим предложить римлянам долю!
– Это как? – навострил уши препозит.
– Очень просто! Вы вкладываете деньги в наше предприятие, мы на них расширяем рудник, а потом отдаем вам золотом!
– Потом – это когда?
Услыхав заветное слово «золото», проходивший мимо мужик, толстомордый и брыластый, резко затормозил и прислушался. Фрументарий Гней Анфидий Орест прошептал на ухо Лобанову:
– Этот, который уши торчком, публикан Марк Тремеллий Скрофа! У него на откупе серебряные рудники в Испании! Это от Скрофы поступила предоплата для нумидийцев и мавров Квиета!
– Ясно, – сказал Лобанов, не кивая, и сделал знак Искандеру: прибавь громкость!
– О, золота очень-очень много! – воодушевился Тиндарид. – Наши рабы, работающие на руднике, едят из золотых мисок! В принципе, мы можем вернуть ваш вклад хоть через десять дней! С процентами!
– И велик процент? – вмешался Скрофа.
– Вложишь миллион сестерциев, – равнодушно проговорил Лобанов, – мы тебе выдадим вексель, и декаду спустя получишь по нему все полтора.
– Не верится даже! – выдохнул препозит.
– А ты проверь, – пожал плечами Лобанов. – Сделай вклад и убедишься… Только учти, суммы меньше ста тысяч мы не принимаем! Некогда, знаешь, с мелочевкой возиться…
Тип подхватил вирус «золотой лихорадки», и Сергей решил его доконать.
– Кстати, – сказал он, – мне бы получить миллиончиков пять-десять наличкой…
Лобанов достал вексель, выписанный наси Гоаром бар-Акивой. Тип был сражен наповал…
– Мой друг Публий Корнелий Лентул Сура, – бархатным голосом проговорил Скрофа, – все сделает в лучшем виде! Его меняльная контора через две таберны от твоей…
– Отлично, – кивнул Лобанов, припоминая – «Публий Корнелий… и так далее тоже числился в „черном списке"». – Акун! Кадмар! Поможете мне…
Вексель обналичили на счет «раз». Рабы поволокли тяжелые мешочки с ауреями, а Лобанов распорядился заносить обстановку в таберну. Толпа миллионщиков у дверей синхронно выдыхала, когда рабы втащили ценнейший стол-моноподию из цитрусового дерева красивого «леопардового» окраса – волокна завивались вихорьками и спутками. Уахенеб, с тяжелой золотой пекторалью на шее, занес в таберну роскошное кресло из черного дерева, инкрустированное слоновой костью и лазуритом. Миллионщики зашептались. И застонали, когда Регебал – все пальцы в перстнях – водрузил на стол драгоценную мурринскую вазу, выточенную из агата. Такой сосуд стоил триста тысяч сестерциев – двадцать пудов серебра!
– Я вижу, – проговорил Скрофа, – дела у вас действительно идут неплохо!
– Не жалуемся, – усмехнулся Лобанов и обернулся к Оресту: – Ты векселя подготовил?
Фрументарий услужливо поклонился.
– На какую сумму?
– На сто двадцать миллионов сестерциев, доминус.
– Ну и хватит пока… – успокоенно кивнул Лобанов. – Больше нам в этом году не потребуется…
– А город, доминус? – подсказал Орест, хорошо выучивший роль.
– Заложим в следующем году!
Публиканы, аргентарии и прочие акулы бизнеса переглянулись.
– Я бы, пожалуй, вложил в ваши рудники миллионов… пять, – протянул Лентул Сура.
– На сколько? – спокойно спросил Лобанов. – На месяц, на два?
– М-м-м… А на полмесяца если?
– Ровно через пятнадцать дней получишь свои деньги обратно плюс три миллиона сверху.
– Тогда я вложу десять! – зажегся в глазах Лентула Суры бледный огонь алчности.
– Получишь пятнадцать.
Миллионщики зашевелились.
– Я вкладываю десять! – быстро сказал Скрофа.
Еще один из «черного списка», иссохший от скупости Эльвий Лонгин Кассий, пробился вперед.
– Выпишите вексель на пятнадцать! – нервно выпалил он.
Лобанов хладнокровно распорядился:
– Орест, обслужи!
– Да, доминус! – сложился пополам фрументарий.
Расталкивая публиканов, к Лобанову пробился Эдик в тоге, увешанный золотыми побрякушками, как ходячая витрина ювелира.
– Благодетель! – возопил Чанба, ломая руки. – Прошу! Хоть один векселек! Я собрал почти девяносто тысяч!
– Послушай, Ардус, – нахмурился Лобанов, – я же предупреждал уже – меньше ста тысяч не принимаю! Почему я должен тебе потакать? Чтобы потом босяки набежали?
– Один векселечек! – простонал Эдик, исполнявший роль Лени Голубкова.
– Тебе же выплатили уже десять миллионов, – сказал Сергей с оттенком неприязни.
– Да! – признал Эдик. – Я виллу купил в Иллирии! Но не везет мне! Виноградник посох, поле сгорело, зерно проросло… Один векселечек!
– Ты меня утомил…
– А если мы с Элием сложимся? – родилась у Эдика идея. – И принесем тысяч двести? Тогда дадите?
– Тогда дам.
– Завтра же! – горячо заверил Эдик «благодетеля». – Прибегу, примчусь, прилечу на крыльях!
И убежал, умчался, улетел.
К вечеру первого дня «великой комбинации» Лобанов заложил в подножие финансовой пирамиды пятьдесят два миллиона сестерциев. Заговорщикам-консулярам не перепало и ломаного асса…
Стало темнеть, и рабы-лампадарии запалили огромные бронзовые светильники, спущенные на цепях с потолка. Дрожащий свет озарил колоннады, сгустил полутьму в углах, и уже не с вокзалом ассоциировалась базилика Ульпия, а с церковью.
Галерея почти опустела. Лобанов стоял, прислонясь к перилам, поджидал сторожей-фрументариев и бездумно пялился вниз, на разукрашенный мозаикой пол.
– Сергий… – зажурчал нежный голосок, и усталый Роксолан воспрял:
– Авидия!
Девушка подходила к нему, кутаясь в палий.
– Ты меня совсем забыл… – надула она губки.
– Что ты, маленькая! – Сергей крепко обнял дорогое ему существо. – Я и домой-то еще не заходил! С коня в термы и сюда! Служба!
– А тебе тога идет… – заметила Авидия.
– Знаешь, я в ней себя дураком чувствую! Как ты?
– Вернулась домой… – вздохнула девушка. – Отец не сразу меня заметил, а когда разглядел, буркнул: «Вернулась?» И опять в свои дела с головой… Я Киклопа каждый день гоняла на Альта Семита, и он, бедный, всякий раз возвращался ни с чем и огорченно разводил руками…
Лобанов прижимал девушку к себе и вдруг почувствовал незнакомое дотоле ощущение – это прекрасное создание, которое доверчиво жалось к нему, было не только волнующим и желанным, оно стало родным. Родненьким…
– Я по тебе соскучилась уже! – прошептала Авидия.
Девушка извернулась в его объятиях, став к Сергею спиною, и откинула голову ему на плечо. Лобанов погладил мягкий животик Авидии и тут же добрался до грудей, ощущая, как под его ладонями напрягаются, деревенеют соски. Услада холодком прошла по хребтине.
– В тоге удобно… – прошептала Авидия Нигрина. Опустив глазки, она пальчиками собирала складки туники, задирая подол, открывая все выше и выше стройные ножки. «Может, я и святой Сергий, – подумал Лобанов, – но уж точно не Антоний!» И не стал противиться искушению.
Если ехать по виа Латералис на север, к Остии, то сразу после Акв Сернистых слева, на берегу моря, покажется храм Венеры. Потом, через милю-полторы, будет речушка, вытекающая из источника Анны Перенны. Тут надо с дороги свернуть, уходя от моря, и вы приблизитесь к роще Юпитера.
Именно туда и направлял коня Лузий Квиет. Он настороженно поглядывал по сторонам, прикрывая лицо плащом и прислушиваясь ко всякому подозрительному звуку.
Если бы он знал, что переворот такая хлопотная затея, то, наверное, не ввязался бы в это дело! Начиналось все просто замечательно и шло легко. Золото открывало любые двери, подкупало всех подряд – от грязного наемника до напыщенного сенатора. Из Александрии в Путеолы стали прибывать арабы Пальмы, дикие и невоздержанные головорезы. Из Карфагена приплыли нумидийцы Орцила, через Испанию добирались его родичи мавры. Сила копилась, все шло по плану, и вдруг отлаженный механизм заговора начало клинить.
Пальма до сих пор в себя прийти не может – две арабские алы вышли из Капуи… и пропали! Растаяли, как дым погашенного костра! Нигрин возлагал большие надежды на Попликоллу, но эти его варвары, бородатые азиаты, все испортили. Лукий убит, а время потеряно! И, как назло, проклятый иудей пропал! А без золота никуда! Только ауреи придадут храбрости трусам, только ауреи поднимут лентяев, только они, золотые кружочки с профилем императора, одних заставят промолчать и отвести глаза, других приневолят изменить Адриану, а третьих бросят в бой!
Нигрин кидается к Скрофе, но сквалыга-публикан мелет всякую невнятицу о срочных вложениях и о нехватке наличности. И другие аргентарии не лучше – жмутся, кряхтят, руками водят… Пр-роклятое золото! Где ж его взять?! Они прозакладывали все, что у них было, – свои дома, свои земли, но мало этого, мало! Может, ограбить кого? Не успев обдумать эту мысль, Квиет въехал под сень дубовой рощи Юпитера. У старого храма Громовержца его уже поджидал Богуд, черный великан, приведший в Италию три алы мавританской конницы.
– Приветствую тебя, – пробасил Богуд, поднимаясь с замшелых ступеней.
– И тебе привет от меня, – сказал Квиет. – Где твои люди?
Богуд закаменел лицом.
– Мы верны тебе, – пророкотал он, – мы согласны биться, мы готовы пролить свою кровь! Она солона, как море, но кровь не вода и стоит дорого…
– Скоро я найду деньги и расплачусь! – заверил Богуда Квиет.
Мавр хмуро покачал головой.
– Мои люди не поймут меня, – пробурчал он, – они живут сейчас, а не потом и хотят получить обещанную плату! Золотом!
– Пусть подождут десять дней! – процедил Квиет.
– Это слишком долго, – покачал головой Богуд.
– Неделю!
– Нет!
Богуд приблизил лицо к Квиету и выдохнул:
– Сегодня!
От ярости стало тепло голове, красный туман застил Квиету глаза. Выхватив кривой кинжал, Лузий всадил его в печень Богуду и провернул. Мавр вздрогнул, заклекотал, захлебываясь темной кровью, и рухнул к ногам Квиета.