На париках все не закончилось. Макарони были одержимы красотой и, не отставая от шикарных женщин, стремились к идеальному фарфоровому образу. Их напудренные парики безупречно сочетались с кожей. Существовали ночные маски против веснушек, кольдкремы, зубные порошки и освежители дыхания — некоторые из них прописывались врачами, другие были самодельными. Красная краска наносилась треугольником на середину губ, а также на щеки, чтобы придать коже молодой блеск. Другой популярной косметической тенденцией среди мужчин и женщин были мушки — бархатные наклейки в форме полумесяцев, сердец, бриллиантов, звезд или точек. Они использовались для скрытия оспин.
Все это не нравилось мужчинам старшего поколения, которые считали, что молодым людям неприлично разгуливать в таком эпатажном виде. Пресса быстро стала одержима макарони, начала склонять их на все лады. В одном из журналов написали, что «экстравагантные прически макарони, казалось, сразу говорили об их приверженности артистизму, декадансу и стремлению к удовольствиям»; в другом — что «такая фигура, надушенная и благоухающая, с пучком кружев, торчащим под подбородком, озадачивает обычного прохожего. Как определить пол подобного существа?»
Каким бы токсичным и гомофобным ни казался этот отрывок сейчас, подобная риторика была нормой, когда речь шла о макарони и их влиянии на британскую культуру. Это наглядно показывает, насколько старшее поколение боялось самой перспективы более либерального будущего. А тем временем макарони вдохновляли художников, скульпторов и драматургов. Серия портретов макарони, выполненных супругами Мэтью и Мэри Дарли, стала всемирно известной. Наброски запечатлели макарони в повседневной жизни. Сегодня многие из них хранятся в Метрополитен-музее в Нью-Йорке. Макарони даже послужили источником вдохновения для популярных песен того времени, таких как «Янки-дудл». «Янки-дудл отправился в город / Верхом на пони, / Засунул перо в шляпу / И назвал его макарони» — это был выпад поп-культуры против американских «янки», которых считали невежественными и невоспитанными. (Конечно, позже американцы переняли эту песню и с гордостью заявили, что они не такие высокопарные, как англичане…)
Стиль, уверенность, внимание к деталям превратили молодых макарони в ослепительные живые произведения искусства. Они приобрели огромную популярность, едва появившись, но всего через десятилетие оказались в немилости. К 1780-м годам они полностью утратили поддержку общества после десятилетия успешных кампаний в прессе, направленных против них. Многочисленные пародийные пьесы и песни перестали быть просто невинным юмором. Ядовитые материалы, в которых их называли «неженками», «женщинами», «обезьянами», «вещами», «гомосексуалами» и даже «гермафродитами», снова набирали силу. К 1800-м для мужчин считалось табу наносить макияж, выбирать эпатажную одежду и вообще проявлять интерес к самовыражению. С эпохой Просвещения пришли интеллектуалы новой породы, которые воспринимали моду и красоту как излишество. Близился, пожалуй, самый скучный период самовыражения, известный как викторианская эпоха, когда все подобие яркого веселья было окрашено в мрачные и унылые черно-белые тона.
Хотя макарони пережили крайние проявления гомофобии, издевательства и, позднее, неприятие своего же общества, их недолгое сияние заставило бескомпромиссных мыслителей считаться с различными примерами маскулинного самовыражения. Макарони в конечном счете показали, как молодые люди всегда боролись с любыми рамками… и как немного пудры и помады могут принести миру пользу!
Эти молодые люди рисковали жизнью ради идеального фарфорового облика. Их косметические средства содержали огромные дозы мышьяка, свинца и ртути. Многие в результате впадали в кому или умирали. И конечно же, чем больше такой чудовищной косметики макарони использовали, тем хуже выглядели. Опухали глаза, кожа воспалялась и чернела, зубы разрушались, а волосы выпадали.
К сожалению, круг был замкнутым: ухудшение внешнего вида способствовало росту продаж косметики. В конце концов, когда ваше лицо начинает отслаиваться, макияж становится еще более необходимым. В косметичке каждого типичного макарони обязательно были следующие средства.
Тональная основа. Рецепт ее изготовления предписывал замочить свинец в кастрюле с уксусом и «оставить его в навозе не менее чем на три недели». После этого свинец размягчался, и тогда его следовало растолочь в белый порошок.
Пудра. Пудра, сделанная из высушенного свинца в виде хлопьев, использовалась и днем и ночью, чтобы подправить цвет лица. Она также использовалась на париках.
Румяна. После тональной основы и пудры макарони наносили на щеки розовые румяна — кругом или треугольником. Это молодило и оживляло их призрачно-белые от пудры лица. В книгах рецептов домашней косметики, таких как популярный «Туалет Флоры» Пьера-Жозефа Бюхоза, давались советы, как смешать белила (из комбинации свинца и уксуса), вермильон, мышьяк и ртуть для создания стойких румян в виде пасты.
Парфюмированная вода для рта. Говорят, макарони полоскали рот сладковатой водой. У них также были мятные конфеты, чтобы скрыть зловоние гниющих зубов: токсичные косметические средства (кремы и лосьоны), которые они использовали, разрушали эмаль.
Мушки. Лучший способ скрыть оспины, изъяны кожи или пятна? Мушки. Сделанные из черной шелковой тафты или бархата, мушки имели круглую или фигурную форму. Они покрывались клеем с обратной стороны. Эти искусственные родинки можно было разместить на щеке, над бровями или на губах, чтобы привлечь внимание к определенным участкам лица.
Джулиус Субиз (1754–1798)
Десятилетний Джулиус был рабом. Его купил в Вест-Индии и доставил в Великобританию капитан Стэр Дуглас. Вскоре Дуглас подарил Джулиуса герцогине Квинсберри, Кэтрин Хайд, которую просто очаровал этот ребенок. Герцогиня освободила его, усыновила и вырастила как родного. Его научили фехтовать, ездить верхом и играть на скрипке, а в юности он стал местным законодателем мод.
Молодой Джулиус — один из немногих британцев африканского происхождения, сумевших занять достойное место в высшем обществе. Этому способствовали в том числе слухи в свете: говорили, что он на самом деле принц, которого взяли в плен и приняли за раба, после чего освободили. Пристрастие Джулиуса к красоте — экстравагантные наряды, яркий макияж, стильные парики — позволило ему вписаться в компанию других макарони. Можно даже предположить, что он тоже посыпал кожу белой пудрой.
«Он пользовался дорогими духами и носил бутоньерки», — писал один из современников Джулиуса. Его единственным темнокожим другом был Игнатиус Санчо, писатель и аболиционист, который вошел в историю как первый афробританец, проголосовавший на всеобщих выборах. Из дневников Игнатиуса мы можем получить представление о том, какой была жизнь темнокожего человека в то время. Он пишет о «национальной антипатии и предрассудках», которые белые британцы демонстрировали по отношению «к своим курчавым собратьям», и о том, что, хотя он и прожил в Великобритании всю жизнь, его никогда не будут воспринимать как британца.
Пресса, которая и без того критиковала макарони, нападала на Джулиуса в особо расистской манере. Его прозвали «мунго макарони» — слово «мунго» («слуга») было уничижительным обозначением для темнокожих британцев. Вскоре появились карикатуры, высмеивающие цвет его кожи и саму принадлежность к аристократическим кругам. На одной из известных гравюр он изображен фехтующим с герцогиней, своей приемной матерью, которую публика по-прежнему воспринимала как его владелицу. Рядом на земле лежит бутоньерка, которой он традиционно украшал одежду.
Еще до тридцатилетия герцогиня сослала Джулиуса в Индию: его обвинили в попытке изнасилования одной из служанок. Ужаснувшись, герцогиня полностью оборвала с приемным сыном связь и забыла о нем. Джулиус никогда больше не видел ни ее, ни своих друзей-макарони. Преступление не было доказано. Поэтому мы можем также предположить, что сам цвет кожи Джулиуса угрожал репутации белой семьи. Возможно, Джулиус стал макарони, чтобы смягчить свою маскулинность и ощущение угрозы для белой Британии. Мы никогда не узнаем, что произошло на самом деле, зато известно, что со временем Джулиус заново обрел себя в Калькутте. В конце концов он открыл школу фехтования для мальчиков и девочек. Всегда верный себе и своему стилю, Джулиус умел не только выживать, но и процветать.
Немного о чистоте
Ваш нос способен распознать более трех триллионов уникальных запахов, однако ирония в том, что вы не улавливаете собственную вонь. Да, это мы про вас, европейцы Средневековья, которые мылись два раза в год.
Этот феномен связан с эволюционным значением обоняния. Запах возникает, когда молекула попадает на рецепторы в носу. Мозг улавливает и хранит эту информацию, пока она не станет полезной. При том количестве запахов, которое необходимо проанализировать (например, определить уровень опасности и вреда), мозг не склонен задумываться над тем, с чем регулярно контактирует и/или что кажется ему относительно безвредным. Именно поэтому, когда вы входите в комнату и чувствуете неприятный запах, вы обычно перестаете замечать его через несколько минут. Все, что нас не убивает, наш мозг просто игнорирует!
Так европейские общества и смогли выжить в условиях коллективного зловония. Лучше всего это выражает цитата святого Бернарда из Клерво: «Мы все воняем. Никто не воняет». Но в отличие от жителей многих европейских стран, не все в мире привыкли к запаху своего тела. В отдельных регионах Африки, в Азии, в доколониальной Северной Америке люди веками по-своему практиковали искусство гигиены. Одни рассматривали купание как ежедневный ритуал для поддержания здоровья, другие — как религиозную практику.