Иногда мне кажется, что я сам себя разрушаю. Я строю вокруг стену, чтобы никто не мог пробиться ко мне. Эта стена делает меня жестче, злее и холоднее. Хочу ли я быть таким? Раньше я бы сказал, что нет. Сейчас не знаю. И не знаю, как вести себя иначе в городе, где почти все смотрят друг на друга так же.
Я пишу тебе это, потому что ты была единственным человеком, кому я мог признаться. Помнишь, как я звонил каждую неделю? Навещал вас с Кариной. Ты была моим якорем в этом мире. Я смотрел, как ты растишь дочь и завидовал, хотел быть на ее месте. Я дрался на улицах, потому что все мои знакомые дрались, а кто этого не делал, считались доходягами. В первый раз я украл деньги на спор в тринадцать. В пятнадцать я боролся с желанием выдернуть из кармана каждый пухлый бумажник, который вижу.
Это плохо, это неправильно, но это было.
Я видел, как зарезали пьяного дядю Кешу, а на следующий день пришел к вам и слушал твои забавные истории о корпоративе. Меня избил мент, а когда синяки сошли, я слушал историю Карины о школьных друзьях и ваши споры о том, что ей следует и чего не следует носить. Вы делали мою жизнь светлее. Как дети другого мира: чистого и светлого. Я слушал ваши истории о мире, где никто не пытается при любом случае унизить другого, где слово «обидеть» воспринимается без тюремного контекста, где, и они казались мне светлой сказкой.
Больше всего я хотел оказаться с вами. На месте Карины, на месте твоего любимого ребенка. Но остался на своем. Я так и не вышел из мира, который казался мне все более чужим и враждебным. Разве что подростковые драки сменились на нечто более жестокое и кровавое.
Я хочу, чтобы ты сказала мне, что со мной все будет хорошо. Что все поменяется. Что я смогу снова стать собой, тем парнем, который не думал, что его могут убить во сне. Но я понимаю, что этого не будет.
Хорошо, что вы уехали из этого кошмара.
Но я так жалею, что вас нет рядом.'
«Отправить».
Я сидел несколько минут, глядя на слово «прочитано».
Когда в прошлый раз не решился отправить сообщение, я боялся, что мама ответит «поняла» или «такое бывает с каждым, если что, звони, я всегда рада поговорить», и на этом все закончится. Но она вообще не написала и не позвонила. И десять минут спустя она была в сети, но по-прежнему ничего не написала.
Наверное, я потерял ее раньше. Возможно, когда она не звонила до и после экзаменов, все уже было порушено. Но как получилось, что я, порченный подросток, пытался наладить связь и любил маму, а мама, жившая в гораздо лучшем мире, не пыталась ничего сделать?
— К черту, — телефон летит на кровать.
Иду к Кириллу Романовичу.
В прихожей кабинета меня останавливает мужик с автоматом, стоящий на страже кабинета. На меня поглядывает нервно — помню, при первом диалоге с Романовичем он находился в кабинете и я его чем-то напугал. Но чем — абсолютно не помню.
— Шеф отсутствует.
— Хорошо, я подожду.
Хочу предложить Кириллу Романовичу сделать на его базе фреску.
Я обещал Эклектике, что сделаю это на Земле. Но я мог разыграть ее между базами Крауна, Бессмертными или другой группой и построить на земле того, кто больше заплатит. Только вот мне было лень с этим возиться. Может, я преисполнился и не вижу смысла в лишних деньгах, но для меня сейчас мое время было важнее торговли.
Когда Кирилл Романович вернулся, он сразу поспешил в кабинет. Мне кивнул, проходя через прихожую:
— Пошли. У тебя что-то срочное?
Я вошел в его кабинет, и рассказал, что планирую сделать на его базе фреску и подробно описал расписал преимущества, которые даст фреска: возможность открыть для любого человека путь практика. Возможность устроить сюда паломничество заинтересованных в развитие своего тела и стричь бабки, репутацию и прочее. За такое предложение я ожидал как минимум восторга или благодарности, но он отреагировал лениво:
— Если хочешь — делай, только рядом с базой.
Я замер на мгновение, пытаясь осмыслить его реакцию. Может, он действительно не понял, о чем идет речь? Или… может, ему просто все равно? Такое равнодушие сбило меня с толку. Я ожидал хотя бы минимального интереса, но Кирилл Романович выглядел так, будто я предложил ему заменить лампочку в коридоре.
— Ты точно понял, что я имею в виду? — осторожно уточнил я, стараясь не выдать своего разочарования. — Я предлагаю артефакт, который сможет давать потрясающие способности обычным людям. Ты что, не веришь мне?
Он остановился у стола, взял со стопки бумаг какую-то папку и мельком глянул на меня.
— Я верю достаточно, чтобы разрешить тебе построить эту твою фреску неподалеку от базы, но то, о чем ты говоришь… По правде говоря, звучит сказочно. Чтобы развеять мой скепсис, скажи: сколько фресок ты уже построил?
Я промолчал. Кирилл хмыкнул и сел за стол, открывая папку.
— Вот и ответ… Ладно, делай, но опять же — не на базе. Не хочу потом перестраивать разрушенные этажи, если вдруг что. Насколько я знаю, артефакты бывают непредсказуемыми.
— Ладно.
Я развернулся, чтобы уйти. Вопрос главы Бессмертных догнал меня в дверях.
— И даже не скажешь, сколько я буду тебе за это должен, если твой артефакт сработает?
— А смысл в этих деньгах? — пожимаю плечами. — Ну дашь ты мне пару сотен тысяч или даже миллион, и на что я его потрачу? Бесплатно сделаю.
— Погоди… Я тут подумал. Полагаю, если у нас появится такая штука, то начнется давление со стороны военных и других групп.
— Предлагаешь сделать каждому по фреске?
— Если тебе не сложно.
— Не хочу. Кстати, не знаю, будет ли у меня желание повторно создавать эту фреску, так что в твоих интересах будет оберегать ее тщательнее, чем личные переписки.
Выхожу с базы Бессмертных и иду к ближайшей многоэтажке.
Как там Рыжая говорила? Вторая стадия — «Конденсация Ци»: практик, достигший первого ранга, учится контролировать свою внутреннюю энергию, усиливая свои физические и духовные способности. Он начинает изучать свои первые техники боевых искусств, и когда он овладевает одной из техник в совершенстве, он полноценно переходит на второй ранг.
Она описала чересчур топорно и не упомянула про стадии развития даньтяней. Впрочем, мне этого никто не говорил, я сам прошел их с помощью заемной энергии фрески.
В последние дни на Острове я почти все свободное время посвящал изучению фрески и медитациям.
Третья — стадия «Золотого ядра», ее достигают только гении, — говорила рыжая. — Практик создает внутри себя сферу энергии, которая служит источником огромной мощи. Это ядро позволяет ему значительно усилить свои способности и начать использовать мощнейшие известные техники. Говорят, что на этой стадии люди могут летать!
Не знаю, могут ли они летать, но строить фрески они должны уметь. Моих сил не хватило, чтобы полностью разобраться в настенном чертеже. Кто бы его не строил, он был куда более умелым и сильным, чем я. Но создать фигуру попроще, вложив в нее хотя бы возможность инициировать практика и помочь достичь стадии основания, я мог.
Стена трехэтажного дома была не лучшим холстом для творчества, но я не жаловался.
Энергия выплеснулась из ядра в центре моей груди и сконцентрировалась в ладони. Это было быстро — я делал это в каждой драке.
Но теперь мне нужно было не драться, а творить. И я добавил к этой энергии еще и еще.
Ци в ладони была максимально сконцентрированной. Я глубоко дышал, стараясь не утратить сосредоточенность. Энергия, сконцентрированная в моей ладони, пульсировала, желала сорваться смертоносным энерголезвием, но у меня были другие планы.
Я поднял руку и медленно провел ею по стене. Раз, другой, девятый… Кирпич под моей рукой трескался, осыпался красной пылью, обнажая тонкие линии, светящиеся слабым, но устойчивым сиянием. Штрихи складывались в силуэт человеческого тела — упрощенный, но удивительно точный. Каждая линия рождалась с четкостью, словно сама энергия знала, куда ей нужно лечь.
Когда контуры фигуры были завершены, я остановился на мгновение, чтобы взглянуть на свое творение.
Это было нечто большее, чем просто рисунок. Фигура словно дышала, пульсировала жизнью, но все еще не была готова.
Мои пальцы, все еще светящиеся энергией, скользнули к верхней части силуэта. Там, где находился бы лоб человека, я оставил первую точку. Это был верхний даньтянь — место сознания и духа. Я сосредоточился, направляя энергию из своей ладони в эту точку. Если в битве я вкладывал в выбросы Ци ярость, то в рисунок я вложил смысл «понимание». Способность видеть истину и ощущать потоки энергии вокруг. Свет в этой точке горел невероятно ярко, как в духовном плане, так и в обычном.
Затем моя рука опустилась ниже, к области груди фигуры. Здесь я оставил вторую точку — средний даньтянь, место сердца и эмоций. Я закрыл глаза на мгновение, ощущая тепло внутри себя. Я вложил в точку смысл связи с миром и другими людьми — то, что я почти утратил, но разбередил отправленным сообщением. Энергия в точке заискрилась мягким золотистым светом, не таким сильным, как в точке верхнего даньтяня.
Наконец, я опустил руку еще ниже — к области живота фигуры. Здесь я создал третью точку — нижний даньтянь, место силы и основы. Я сосредоточился на ощущении устойчивости и мощи, которые всегда были внутри меня, каждую секунду моей культивации. Я вложил сюда смысл роста над собой и способности преодолевать препятствия. Свет в этой точке стал особенно насыщенным. Она светилась, словно раскаленное ядро. Даже кирпич вокруг потрескался.
Ощущение было странным и непривычным. Казалось, что сама энергия мира текла через меня, направляя мои движения. Моя рука двигалась с такой уверенностью и точностью, будто кто-то вел меня за собой, показывая путь. Я чувствовал себя не просто творцом этой фигуры — я был ее частью, связующим звеном между энергией мира и этим новым созданием.
Когда последний штрих был завершен, фигура передо мной засветилась ярче. Три даньтяня пульсировали в унисон, соединенные невидимыми потоками энергии. Я отступил на шаг назад, чувствуя легкое истощение, но одновременно испытывая странное удовлетворение.