— Но от кого будут эти деньги? Не от Сатаны ли?! — Борн поднялся с кресла, взял пистолет, сунул его за пояс и, застегнув куртку, одернул ее, словно это был военный мундир. Потом приблизился к трепетавшему от страха бизнесмену. — Вы не враг, но близки к тому, чтобы стать им, мсье! Пожалуйста, ваш бумажник и торговые документы, а также список всех тех лиц, с кем вы ведете переговоры.
— Вам понадобились деньги?..
— Нет. Не в наших правилах принимать пожертвования: мы не нуждаемся в них.
— Тогда зачем вам все это?
— Мы заботимся лишь о вашей безопасности… Да и о своей тоже… Наш здешний мозговой центр должен проверить ваших контрагентов, чтобы выяснить, не используют ли вас в качестве подсадной утки. Есть факты; свидетельствующие о том, что в нашу организацию пытаются внедриться. Все будет возвращено вам завтра.
— Я должен выразить протест…
— Не надо, — прервал его Борн, засовывая руку под куртку. — Вы спрашивали, кто я, не так ли? Достаточно сказать, что, когда наши враги пользовались услугами таких организаций, как ООП[147], «Красные бригады», «Фанатики Аятоллы» и «Баадер — Майнхоф», мы организовали свои собственные отряды. Мы не ищем, себе и не даем другим пощады! Это борьба не на жизнь, а на смерть!
— О Боже!
— Мы боремся во славу Его имени! Не покидайте эту комнату. Заказывайте еду в номер. Не звоните коллегам или партнерам здесь, в Бэйдцзине. Другими словами, затаитесь тут и молитесь. Должен вам признаться, что, если за мной следят и кое-кому станет известно, что я побывал в вашем номере, вы просто исчезнете.
— Невероятно!.. — Зрачки глаз Ардиссона вдруг резко расширились, и он задрожал всем телом.
— Ваш бумажник и документы, пожалуйста!
Показав полный набор документов Ардиссона, включая список чиновников, ведущих с ним переговоры, и воспользовавшись названием консорциума, который представлял француз, Джейсон взял напрокат машину. При этом он ясно дал понять диспетчеру китайской международной туристской службы на улице Чаоянмень, к явному облегчению последнего, что, поскольку умеет и читать, и писать по-китайски, а автомобилем будет управлять одно из китайских официальных лиц, шофер не требуется. Диспетчер заверил, что автомобиль будет у отеля в 7.00 утра. Если все пойдет как надо, то у Борна останется двадцать четыре часа такой свободы передвижения, какая только возможна в Пекине для человека с Запада, а потом и еще какое-то время. Первые десять часов покажут ему надежность стратегии, которую он выбрал, находясь в столь отчаянном положении: вытащит ли она его из мрачной пучины или сбросит и Мари, и Дэвида Уэбба в бездну. Дельта знал психологию азиатов. На протяжении веков в одном отношении она не менялась: секретность стоит десяти тысяч тигров, если не царства.
Возвращаясь в отель, Борн задержался в запруженном толпою торговом районе Ван-Фу-Дзин, неподалеку от восточного крыла гостиницы. В центральном универмаге, располагавшемся в доме номер 255, он приобрел кое-что из одежды и сопутствующих товаров, а в доме номер 261, где разместилась лавка под названием «Тучжан меньши-бу», что значит «Магазин печатей и штампов», выбрал себе наиболее представительные канцелярские принадлежности, какие только смог найти. Подобные предметы непременно ему пригодятся: к своему удивлению и немалому удовольствию, он нашел в списке Ардиссона не одного, а двух генералов, в чем, впрочем, не было ничего странного, поскольку Франция производила «экзоцет», который, едва ли являясь столь уж модным товаром, высоко котировался в любом перечне сложного военного оборудования. Затем, в «Лавке искусств», находившейся в доме номер 265 на Ван-Фу-Дзин, он купил ручку для каллиграфического письма, план Пекина и его окрестностей и карту, на которой были обозначены все дороги, ведущие от Пекина к южным городам.
Вернувшись в отель с покупками, Джейсон уселся за один из столов в холле и приступил к приготовлениям. Первым делом он написал записку по-китайски, которая освобождала водителя арендованного автомобиля от любой ответственности за передачу машины иностранцу, — поскольку под ней стояла подпись генерала, она была равнозначна приказу. Потом он развернул карту и обвел кружочком маленькое зеленое пятно к северо-западу от Пекина.
Там располагался птичий заповедник Дзин-Шань.
Секретность стоит десяти тысяч тигров, если не царства.
Глава 25
Услышав резкий дребезжащий звонок телефона, Мари вскочила с кресла и, прихрамывая и морщась от боли, подошла к аппарату.
— Да? — спросила она, подняв трубку.
— Это миссис Остин?
— Мо?.. Мо Панов! Слава Богу! — Мари с облегчением и благодарностью закрыла глаза. Прошло почти тридцать часов со времени ее разговора с Александром Конклином, и столь долгое ожидание в напряженной обстановке и к тому же в том беспомощном состоянии, в котором находилась она, чуть не повергло ее в панику. — Алекс хотел просить тебя составить ему компанию. Он надеялся, что ты не откажешься.
— Надеялся? А что, кто-то сомневался? Скажи-ка лучше, как ты чувствуешь себя, Мари?
— Схожу с ума, Мо! Пытаюсь держаться, но это мне мало удается!
— Ты вела себя, я бы сказал, просто отлично! Да и сейчас ты по-прежнему на высоте, вступая в схватку буквально на каждом шагу. Так что в моих дурацких советах психолога ты не нуждаешься. Я просто искал повод, чтобы услышать твой голос…
— И убедиться в том, что я превратилась в хныкающую развалину, — завершила его фразу Мари.
— Я слишком хорошо знаю тебя, чтобы согласиться с тобой. Я никогда бы не поверил ни во что подобное.
— А где Алекс?
— Разговаривает из соседней будки. Он попросил меня позвонить тебе. Ему очень хочется перекинуться с тобой парой словечек, и ради этого он готов в любой момент прервать свой разговор… Подожди секунду: он кивает. Следующим номером нашей программы… И так далее, и тому подобное…
— Мари?
— Алекс?.. Спасибо… Спасибо, что ты смог…
— Как сказал бы твой муж, сейчас не время для подобных разговоров. Что на тебе было, когда они видели тебя в последний раз?
— Что на мне было?
— Ну да, когда ты убежала от них.
— Я дважды бежала от них. Второй раз в — Тьюн-Муне…
— Нет, не там, — перебил Конклин. — Тогда непосредственно с тобой общалось лишь несколько человек и многое вызывало у тебя недоумение, если я правильно понял. Два-три моряка действительно видели тебя, но больше никто. Во всяком случае здесь, в Гонконге. Так что твои преследователи начнут с описания той твоей внешности, которая запомнилась им. Что же на тебе было тогда?
— Дай мне подумать… В больнице…
— Позже, — бросил Алекс. — Ты говорила, что поменяла одежду, купила несколько новых вещей… Тебе же довелось побывать в канадском консульстве, в квартире Стейплс… Вспоминаешь?
— О Господи, как же ты можешь помнить все это?
— Дело обстоит значительно проще: я все записываю. Это — одно из следствий злоупотребления алкогольными напитками. Быстрее, Мари! Что на тебе было?
— Юбка в складку… Да-да, серая юбка в складку… Именно она… И нечто вроде серо-голубой блузки с высоким воротничком…
— Ты вроде бы сменила все это.
— Что?
— Ладно, не имеет значения… И что еще?
— Шляпа!.. Красивая шляпа с широкими полями, закрывающими лицо.
— Отлично!
— И сумочка, выделанная под Гуччи…[148] Я купила ее на улице… Да, еще сандалии, чтобы казаться меньше ростом.
— Понятно. Нам не терпится приступить к делу. Добавлю еще: я узнал все, что хотел.
— Для чего все это, Алекс? Что ты задумал?
— Играю в Симона Сэя. Я уверен, что в Государственном департаменте уже вычислили меня с помощью компьютеров по контролю за паспортами, а с моей легкой атлетической походкой меня смогут поймать на таможне даже эти жабы, находящиеся на службе у государства. Сами они ни о чем не имеют ни малейшего представления, но кто-то дает им соответствующие распоряжения, и мне хотелось бы знать, кто это.
— Я не уверена, что поняла тебя.
— Объясню позже. Оставайся на месте. Мы приедем к тебе, как только убедимся, что за нами нет «хвоста». Все должно быть проведено на высшем уровне, При стопроцентной гарантии безопасности. Поэтому дорога может занять и около часа.
— А каково положение у Мо?
— Он должен неотлучно находиться при мне. Если мы разлучимся, то они, в лучшем случае, будут лишь следить за ним, в худшем же — задержат его.
— А у тебя что?
— Меня они не тронут.
— Надо же, как ты уверен в себе!
— Я просто зол. Они не знают, что и с кем я оставил или каковы мои инструкции на тот случай, если им вздумается вдруг сорвать один из телефонных звонков, о которых я договорился заранее. Для них я сейчас — ходячая, хоть и хромая, атомная бомба огромной разрушительной мощности, способная взорвать всю их операцию, в чем бы она, черт возьми, ни заключалась!
— Знаю, что у тебя нет времени, Алекс, но я очень хотела бы кое-что тебе сказать. Мне самой непонятно почему, но без этого я не могу. По-моему, Дэвид очень болезненно переживал то, что ты, как считал он, всегда был лучшим в вашем деле. Всякий раз, когда мой муж выпивал немного или начинал вдруг предаваться далеко не отрадным воспоминаниям, он печально качал головой или яростно стучал кулаком, спрашивая себя: а почему? «Почему? — говорил он. — Алекс был лучше, чем тот… Он вообще был самым лучшим».
— Я не был соперником для Дельты. И никто не был им. И никогда не будет.
— Мне приятно слышать это.
— Видишь ли, я ведь не возвращаюсь с холода, а выхожу из него. И сейчас у меня есть для этого гораздо более веские причины, чем когда-либо раньше.
— Будь осторожен, Алекс!
— Это они пусть будут осторожны!
Конклин повесил трубку.
Мари почувствовала, как слезы медленно покатились по ее щекам.
Моррис Панов и Алекс вышли из магазина сувениров на железнодорожном вокзале Коулуна и направились к эскалатору, который вел вниз, на платформу к пятому и шестому путям. Как друг Дэвида, Мо готов был следовать инструкциям своего бывшего пациента. Но как врач-психиатр он не мог не высказаться с позиций своей профессии.