— Быстрей! — прорычал Джейсон.
— Вертолет изготовлен специально для Шена, из особой брони, — отозвался спокойно пилот. — Даже стекла и те не пробьют никакие пули. Итак, куда отправляемся?
— В Гонконг! — рявкнул Борн и воззрился удивленно на пилота, обернувшегося к нему с улыбкой.
— Надеюсь, щедрые американцы или доброжелательные англичане предоставят мне убежище, сэр? Выбраться отсюда — моя заветная мечта!
— Будь я проклят, если что-то будет не так! — ответил ветеран «Медузы», когда они поднялись к низко нависшим облакам.
— Удачная мысль — воспользоваться этой машиной, — заявил Вонг, устроившийся в погруженной в полумрак задней части кабины. — Как она пришла к тебе?
— Не так давно я уже проделал нечто подобное, — сказал Джейсон, закуривая сигарету. — История повторяется.
— Мистер Уэбб! — прошептал Мак-Эллистер.
— Что, аналитик? Как самочувствие?
— Не стоит об этом. Объясните мне лучше, почему вы отправились обратно… к Шену?
— Я решил вручить ему на прощание подарок — чековую книжку с тайного счета на Каймановых островах.
— Что?!
— От этого не будет никому ни тепло, ни холодно: имена и номер счета в книжке вырезаны. Однако я с удовольствием посмотрел бы на реакцию Пекина на этот финансовый документ.
Эпилог
Эдвард Ньюингтон Мак-Эллистер, опираясь на костыли, медленно прошелся по кабинету в старом особняке на пике Виктория. Огромные оконные проемы, закрытые прочным пластиком, напоминали о недавних кровавых событиях. Приблизившись к послу Раймонду Хевиленду, государственный советник бросил на его стол папку Шена.
— Я думаю, это то, что вы потеряли, — произнес аналитик, отставив костыли и с трудом усаживаясь в кресло.
— Врачи сказали мне, что вы скоро поправитесь, — заметил дипломат. — Я рад этому.
— Рады?.. Да кто вы такой, черт побери, чтобы выражать свою радость по поводу моего выздоровления?
— Ваша манера высказываться, пожалуй, несколько выспренна, но я в данном случае не лицемерю: я действительно рад. Вам удалось совершить невозможное. Разве мог вообразить я, что вы способны на такое? Да вы настоящий герой!
— Не стану возражать. — Советник сменил позу, поудобнее пристроив раненое плечо на спинке кресла. — Но, если по-честному, сделал это все же не я, а он.
— Однако без вас, Эдвард, ему бы не удалось выполнить столь блестяще свое задание.
— Я взялся не за свое дело — вторгся на чужую территорию, иными словами. Эти люди вершат такое, что мы, простые смертные, видим разве что в своих мечтах, фантазиях да на экране, не веря в реальность подобного: столь уже необычно все это!
— Мы бы не мечтали, не фантазировали и не восхищались художественным вымыслом, если бы чего-то подобного не было в действительной жизни. Они так же делают свое дело на совесть, как мы — наше. У каждого — своя территория, господин государственный советник.
Мак-Эллистер устремил на Хевиленда строгий, бескомпромиссный взгляд.
— Каким образом досье очутилось в их руках?
— В игру опять вступили профессионалы, правда уже с другой территории. Трое молодых людей были зверски убиты, а надежнейший сейф оказался вскрытым.
— Ответственность за это в любом случае должны нести вы!
— Согласен, — кивнул Хевиленд и внезапно повысил голос: — Но и вы должны нести ответственность за свои действия! Вас никто не просил встревать в это дело! Так какое же вы имели право брать инициативу в свои руки, не обладая соответствующим опытом? Вы нарушили все клятвы, которые давали при поступлении на государственную службу! Тридцать лет тюрьмы — это то, что заслуживали бы вы! Знаете ли вы, что могло произойти по вашей вине? Война, которая превратила бы Дальний Восток, — да и весь мир, — в кромешный ад!
— То, что я сделал, я сделал постольку, поскольку смог сделать это. Я многому научился у Джейсона Борна — нашего Джейсона Борна! Но, что бы там ни было, вы можете хоть сейчас отправить меня в отставку, господин посол. И поспешите с этим, если не хотите, чтобы я по-прежнему выполнял свои обязанности.
— Отправить вас в отставку? — Хевиленд откинулся в кресле. — Не смешите меня! Я разговаривал по поводу вас с президентом, и он согласился со мной. Вы возглавите аппарат Совета национальной безопасности.
— Я?.. Возглавлю?.. Да мне же не справиться с этим!
— У вас будут персональный лимузин и прочие атрибуты…
— Я даже не знаю, что сказать на это!
— У вас блестящие аналитические способности, и, высоко ценя вас, я поддержу вашу кандидатуру.
— Боже мой!
— Успокойтесь. Подумайте немного. И посоветуйте нам, что и как говорить. Вы сами понимаете, кто обладает реальной властью: не тот, кто говорит, а тот, кто мыслит.
— Все это так неожиданно для меня и так…
— И так заслуженно, господин государственный советник, — закончил за Мак-Эллистера дипломат. — Разум — великая вещь! Никогда не следует недооценивать его… Кстати, доктор сказал мне, что Лин Вензу выкарабкается. Правда, левая рука у него не действует, но жить он будет. Я уверен, что вы доложите о нем надлежащим образом лондонскому руководству МИ-6: там придают большое значение подобным отзывам.
— А как обстоят дела у мистера и миссис Уэбб? Где они?
— На Гавайях. С доктором Пановым и мистером Конклином, разумеется. И, боюсь, они даже изредка не вспоминают обо мне.
— Вы не дали им особого повода вспоминать о вас, господин посол.
— Может, оно и так, но это и не входило в мои обязанности.
— Кажется, я вас начинаю понимать.
— Надеюсь, ваш Бог относится с состраданием к таким людям, как мы с вами, Эдвард. Мне нечего рассчитывать прийти к Нему, если только Он сам того не захочет.
— Он прощает все и всех.
— Действительно? Тогда я не желаю знать Его: Он оказался обманщиком.
— Почему?
— Потому что превратил мир в арену для состязаний взбесившихся, алчущих крови волков, заботящихся не о выживании племени, а лишь о самих себе. Такого Бога едва ли можно считать совершенным, ведь так?
— Не согласен с вами. Он — совершенен, а мы вот — нет.
— В таком случае жизнь наша — всего-навсего игра для Него. Он расставляет свои творения по местам и развлекается, наблюдая, как они уничтожают друг друга. Как мы сами уничтожаем себя.
— Вот именно — сами, господин посол! Если мы делаем что-то, так только по собственной воле.
— Согласно Писанию, однако, на все Его воля, не так ли? Говорят же: «Да будет воля Его!»
— Это слишком большая тема, чтобы обсуждать ее сейчас.
— Превосходный ответ! Несомненно, в один прекрасный день вы станете государственным секретарем!
— Не думаю.
— Я тоже, — признался Хевиленд. — Так будем же и дальше заниматься своим делом — поддерживать статус кво, спасая мир от гибели. Да возблагодарим духов, как говорят здесь, на Востоке, за то, что есть такие люди, как вы и я или Джейсон Борн и Дэвид Уэбб! Трудясь изо дня в день, мы предотвращаем повторение битвы при Армагеддоне. Подумать страшно, что могло бы произойти, не будь здесь нас с вами.
Ее длинные каштановые волосы падали ему на лицо, она прижималась к нему всем телом, касаясь губами его губ. Дэвид открыл глаза и улыбнулся. Все это наяву, будто и не было кошмара, ворвавшегося в их жизнь. Совершенное над ними насилие не сломило ни его, ни Мари, хотя они и были на краю пропасти, где их ждали лишь ужасные муки и в конечном итоге — смерть.
Одна только мысль о том, что они снова вместе, переполняла его душу блаженством. У него есть все, что ему нужно, — значительно более того, о чем он мечтал.
Дэвид начал восстанавливать в памяти события последних двадцати четырех часов. На губах его заиграла улыбка, из горла вырвался короткий смешок. Никогда ничего не знаешь заранее. Они с Моррисом Пановым изрядно набрались, пока летели из Гонконга на Гавайи. Зато Алекс Конклин попивал чай со льдом, содовую или еще что-то в том же роде, как бы желая дать им понять несообразность того, чем они занимались. Свою праведную миссию он осуществлял молча, без нотаций, но с выражение тихой скорби на лице. Когда известного психиатра рвало в душном маленьком туалете самолета, Мари поддерживала его голову и затем, когда Мо погрузился в глубокий сон, укрыла врача одеялом. Мягко, но решительно отвергнув любовные притязания мужа, она компенсировала свой отказ чуть позже, когда они прибыли в отель в Кахале.[239] Восхитительная, чудная ночь любви, о какой грезят в юности, развеяла все ужасы и кошмары.
Алекс?.. Ах да, он вспомнил: Конклин вылетел первым коммерческим рейсом из Оаху в Лос-Анджелес, откуда путь его лежал в Вашингтон.
— Кое у кого там такие головы, которые стоит оторвать, — пояснил он, — и я намерен сделать это.
Александр Конклин взялся за выполнение очередной в своей богатой событиями жизни задачи, заключавшейся в данном случае в составлении отчета.
Ну а Мо?.. Моррис Панов?.. Гроза безмозглых психологов и шарлатанов от его профессии? Он находился в смежной комнате и, без сомнения, страдал от самого сильного в своей жизни похмелья.
— Смеешься? — прошептала Мари, не открывая глаз и прижавшись лицом к шее мужа. — Что, черт возьми, так развеселило тебя?
— Ты, я, мы… В общем — все.
— Я так и не поняла, чему ты улыбаешься. Но мне показалось, что я услышала человека, которого зовут Дэвид.
— Только его ты и будешь слышать с этих пор.
Раздался стук в дверь, выходящую в смежную комнату. Это был Панов. Уэбб встал с постели, прошел торопливо в ванную и, взяв полотенце, обернул его вокруг бедер.
— Секунду, Мо! — крикнул он, подходя к двери.
Моррис Панов, бледный, но совладавший с хмельным недугом, стоял за дверью с чемоданом в руке.
— Могу я войти в храм Эроса?
— Ты уже здесь, приятель!
— Надеюсь, что так. — Проходя к креслу мимо стеклянной двери на балкон, откуда открывался вид на гавайский берег, психиатр обратился к лежавшей в постели Мари: — Добрый день, дорогая! Не суетись, не бросайся готовить еду и не смущайся, если будешь вылезать из постели: я ведь врач, как-никак.