Покончив с взаимным обменом любезностями и значительно облегчив свой карман, Дэвид влез на заднее сиденье «даймлера». Ему понравилось морщинистое утомленное лицо облаченного в униформу водителя средних лет, которому так и не удалось скрыть от пассажира своей усталости даже за словесным каскадом, призванным произвести на клиента самое благоприятное впечатление.
— Добро пожаловать, сэр, — приветствовал он Уэбба. — Мое имя — Пак-Фей, и я постараюсь услужить вам, как только смогу! Скажите лишь, куда вам надо, и я мигом доставлю вас туда: я знаю здесь все!
— На это я и рассчитываю, — произнес мягко Уэбб.
— Жду ваших указаний, сэр!
— Во буши люке[41], — сказал Дэвид, давая понять, что он не какой-то там турист. И затем продолжил, также по-китайски: — Но так как я не был здесь много лет, мне хотелось бы снова увидеть все. Что, если проехать по острову обычным, нудным маршрутом, а потом быстро промчать через Коулун? Мне надо вернуться через пару часов, не позже… И давайте-ка с этого момента говорить по-английски.
— Ах, ваш китайский исключительно хорош! Просто великолепен! Я понял все, что вы сказали! Выходит, в нашем распоряжении только два дзонгтоу…
— Два часа, — поправил водителя Уэбб. — Помни, мы разговариваем теперь лишь по-английски: я боюсь, что ты вдруг неправильно поймешь меня, если я буду говорить по-китайски. И вот еще что: размер твоих чаевых за эти два часа, как и чаевые за последующие двадцать два часа, находятся в прямой зависимости от того, как у нас пойдут дела, ясно?
— Да-да! — воскликнул водитель Пак-Фей, заводя двигатель «даймлера», и уверенно втиснулся в немыслимо плотный поток автотранспорта на Солсбери-роуд. — Я сделаю все, чтобы вы остались довольны мною!
Он не обманул ожиданий, и во время этой поездки нашел подтверждение тот факт, что названия и образы, которые всплывали в памяти Дэвида в номере отеля, имели под собой реальную основу. Уэбб узнавал улицы центрального района, вспомнил отель «Мандарин» и клуб «Гонконг», площадь Чатэ со зданием Верховного суда колонии, расположенным напротив банковских гигантов Гонконга. И вот наконец, пронесшись по узким, запруженным пешеходами улочкам, «даймлер» доставил Дэвида к поддерживающему бесперебойную связь между островом и Коулуном парому «Стар». А дальше пошли Куин-роуд, Хили, Позэшн-стрит, шумный Ванхай… Все это вновь в каком-то смысле вернулось к нему: он теперь понимал, что бывал уже когда-то в этих местах, что ему знакомы все эти улицы и проулки, сокращающие путь не только пешеходам, но и машинам. Дэвид узнал извилистую дорогу на Абердин, заранее предугадал появление затейливых плавучих ресторанов и вслед за ними — невероятного скопища людского на джонках и сампанах, — этого многочисленного сообщества неимущих, вынужденных всю жизнь свою проводить на воде. Он даже смог расслышать чьи-то голоса, шлепки и крики игроков в маджонг, жарко бившихся об заклад при смутном свете раскачивающихся ночных фонарей. Некогда он здесь встречался с мужчинами и женщинами, выступавшими в роли связных и проводников, плавал в кишащих судами всех видов водах залива Рипалс с его огромными эрзац-статуями и старомодно-элегантным, колониального типа отелем. Вспомнилось также и то, что происходило на пляжах Шек-О и Большой Волны. В общем, Уэбб все это уже видел, все это знал и, однако, не в силах связать воедино разрозненные впечатления, вопрошал себя в недоумении, что же скрывалось за ними.
Дэвид взглянул на часы. Они были в дороге почти два часа. Предстояло сделать последнюю остановку на острове, а потом он подвергнет Пак-Фея проверке.
— Направляйся назад к площади Чатэ, — приказал он. — Подождешь меня там. У меня дело в одном из банков.
Деньги — это не только горючее и смазка для общества и промышленности, они еще, когда их достаточно, предоставляют своим владельцам определенный простор для маневра. Без денег же затухает людская активность, любые усилия сводятся на нет, ну, а если вдруг кто-то попытается все же выбраться на поверхность, он, как правило, рано или поздно выбывает из игры, поскольку на то, за что он взялся, ему явно не хватит ни сил, ни средств. И чем больше денег, тем большие возможности предоставляют они. Ни для кого не секрет, как тяжко приходится человеку, чей источник существования позволяет ему воспользоваться кредитом не более чем в пятьсот долларов, и сколь относительно легко шагает по жизни тот, кто может распорядиться спокойно суммой в пятьсот тысяч долларов.
Крупная сумма — это как раз то, ради чего и посетил Дэвид банк на площади Чатэ. Обслуживали здесь быстро и профессионально. Без всяких просьб со стороны Уэбба ему предоставили «дипломат» для наличности и даже предложили охранника для сопровождения в отель, чтобы он чувствовал себя в пути более спокойно. Отклонив это предложение, Дэвид подписал соответствующие бумаги. Никаких вопросов ему больше не задавали.
Вернувшись к автомобилю, поджидавшему его на оживленной улице, он наклонился вперед и опустил левую руку на мягкую ткань спинки переднего сиденья в нескольких дюймах от головы водителя. Между большим и указательным пальцами была зажата стодолларовая американская купюра.
— Пак-Фей, — произнес он, — мне нужен пистолет.
Водитель слегка повернул голову. Уставился на купюру, потом обернулся и посмотрел на Уэбба. С лица его слетела маска показной любезности, горячей готовности услужить. Выражение изборожденной морщинами физиономии стало вялым, раскосые глаза потухли.
— Это — в Коулуне, — ответил он. — В Монгкоке.
И взял сто долларов.
Глава 9
Роскошный «даймлер» с трудом пробирался по многолюдным улицам Монгкока, пользовавшегося незавидной репутацией самого густонаселенного городского района во всей истории человечества. Обитали там, нужно заметить, практически одни лишь китайцы. Лицо европейца было здесь такой редкостью, что невольно привлекало к себе любопытные взгляды прохожих, как правило, враждебные и насмешливые. Ни один белый, будь то мужчина или женщина, никогда не отважился бы пойти в Монгкок после наступления темноты, тем более что здесь не было подходящих для них клубов. И дело тут вовсе не в расистских предубеждениях, а в реально сложившейся обстановке. Китайцам катастрофически не хватало земли, и посему они бдительно охраняли заселенную ими территорию, как делали это тысячелетиями и предыдущие поколения, начиная с самых ранних династий. Как они жили, лучше не спрашивать. Многие семьи, — а семья для китайца — все и вся, — ютились в стенах единственной комнаты с одной лишь кроватью и матрасами на грубых, но чистых полах. Бесчисленное множество балкончиков свидетельствовало о соблюдении местными жителями правил санитарии, ибо там вечно красовалось вывешенное бесконечными рядами выстиранное белье. Эта балконы, на которых редко когда кто появлялся, сплошь облепляли боковые стены примыкавших друг к другу многоквартирных домов и как бы находились в постоянном движении: порывы ветра, вздымая огромную массу ткани, заставляли пританцовывать развешанную одежду, демонстрировавшую лишний раз неисчислимым количеством своим, в какой скученности приходится вести жизнь этим людям.
Но Монгкок не был бедным. Везде, куда бы ни упал взгляд, можно было видеть огромные, изощренно оформленные зазывные надписи, на улицах и аллеях, громоздясь друг на друга, поднимались на высоту трех этажей внушительных размеров рекламные щиты, китайские иероглифы изо всех сил соблазняли покупателей. В по-праздничному ярком карнавале красок явно преобладал притягательный как магнит красный цвет.
В Монгкоке были деньги — и заработанные каждодневным тяжким трудом, и добытые в результате не всегда законных ловких операций. Чего же здесь не хватало, так это свободного пространства. Ну а тем, которое имелось, пользовались исключительно свои, но не посторонние, если только они — и то при условии, что их привел кто-то из своих, — не приносили с собой денег, чтобы питать ими ненасытную машину, выбрасывавшую на рынок огромное количество потребительских товаров, многие из коих качеством своим доставляли покупателям одни лишь огорчения. Чтобы не попасть впросак, надо было точно знать, где что искать и где что сколько стоит. Пак-Фей, водитель «даймлера», знал это, а от него — и Джейсон Борн.
— Мне надо остановиться и позвонить по телефону, — сказал Пак-Фей, пристраиваясь у обочины позади грузовика с прицепом. — Я вас закрою в машине, а сам быстренько туда и обратно.
— Это так необходимо — запирать меня?
— Я для вас стараюсь: это же ваш чемоданчик, сэр, а не мой.
Боже, надо же быть таким простофилей! — подумал Дэвид о самом себе! Забыть начисто о своем кейсе! И беззаботно, как по собственной гостиной, болтаться по самому сердцу Монгкока с тремястами тысячами долларов при себе!
Он судорожно схватился за ручку чемоданчика и проверил запоры. Они были в порядке, а вот кнопки заклепаны слабовато, да и крышка держалась не очень-то прочно.
— Достань мне ленты! Липкой ленты! — окликнул Дэвид водителя. Но тот уже не слышал его.
Шум многолюдной улицы оглушал, толпа двигалась сплошным потоком и сверху походила бы на ковровую дорожку. Прохожие были всюду.
Внезапно, словно взорвался вулкан, «даймлер» с его дразнящими любопытство окнами оказался в центре внимания. Сотни пар глаз заглядывали в него со всех сторон, затем расплющенные лица прижались к стеклу. Уэбб слышал недоуменные возгласы вопрошавших: «Биг го ах?» и «Чонг ман туи?» — что в переводе на английский звучало бы приблизительно так: «Что это за тип?» и «Кто этот богатей?». Ну а глубинный смысл обеих этих фраз сводился к одному: «Кто этот негодяй?» Дэвид чувствовал себя посаженным в клетку диким животным, которого изучает звериное племя иного биологического вида, возможно и хищного. Уставившись прямо перед собой, он облокотился на «дипломат» и, когда пара рук начала протискиваться в маленькую щель в верхнем правом окне, нащупал в кармане охотничий нож. Еще миг — и пальцы уже были внутри.