— Ответь мне все же, почему он убил тех людей в Лондоне? — не успокаивался Борн.
— Причина столь же банальная, как и бессмысленная: ему указали на дверь, и его «я» не могло этого перенести. Я сильно сомневаюсь, чтобы им руководили какие-то иные чувства, поскольку он наверняка не способен на них. Его пьянство или сексуальная распущенность просто дают ему возможность расслабиться… Mon Dieu, а ведь у него действительно был повод!
— А именно?
— Будучи раненым, он вернулся в Лондон после выполнения какого-то особенно грязного задания в Уганде, рассчитывая забыться в объятиях одной своей подружки, скорее всего, по выражению англичан, высокого происхождения, — во всяком случае, я так понял из его слов. Они давно уже знали друг друга. Но на этот раз она отказалась с ним встретиться и даже наняла после его звонка вооруженную охрану, чтобы чувствовать себя в безопасности в своем доме в Челси… Видишь ли, она заявила, что он ни в чем не знает удержу, а когда у него запой, то становится просто опасным, и была, разумеется, абсолютно права… Так вот, среди тех семерых, которых он укокошил в ту ночь, оказались и двое из ее охранников… Но когда я впервые встретился с ним в Сингапуре, он был для меня всего-навсего многообещающим кандидатом на твою роль. Когда он выходил из одного низкопробного кабака, я отправился следом за ним. В аллее он преградил путь двум жутковатого вида амбалам — это были контрабандисты, недурно подзаработавшие на торговле наркотиками в этой грязной портовой забегаловке. Прижав их к стене, он прямо на моих глазах одним махом резанул ножом горло тому и другому и обчистил их карманы. Я понял тогда: у него есть все, что надо. Так я обрел своего Джейсона Борна. Подойдя к нему медленным шагом, я без единого слова протянул ему руку, в которой было значительно больше денег, чем оказалось их у его жертв. Мы поговорили. Начало было положено.
— Итак, Пигмалион создает свою Галатею, а первый заключенный с нею контракт является, своего рода Афродитой, вдохнувшей в твое детище жизнь. Бернард Шоу был бы от тебя в восторге, а я могу и убить.
— Какой смысл? Ты рассчитывал найти его здесь сегодняшней ночью. Я же пришел сюда, чтобы его уничтожить.
— Это тоже — часть твоей истории, — сказал Дэвид Уэбб, переведя взгляд с француза на залитые лунным светом горы, и перенесся мыслями в штат Мэн. Он думал о своей жизни с Мари, которая была так беспощадно разрушена, а потом неожиданно заорал: — Сволочь! Я убью тебя! Есть у тебя хоть малейшее представление о том, что ты наделал?!
— Это уже твоя история, Дельта. Дай мне сперва закончить свою.
— Выкладывай… Эхо!.. Твоя кличка Эхо, да? Ведь Эхо?
Память возвращалась к Уэббу!
— Да, у меня была такая кличка. Ты однажды сказал в Сайгоне, что не стал бы передвигаться по тылам, не будь с тобой «старого Эха». Я был нужен в твоем отряде, потому что мог отличить, когда идет заваруха с каким-нибудь племенем, а когда — с его царьком. У других это не получалось… Но моя кличка тут совсем ни при чем. Да и, понятно же, мистики здесь тоже не было никакой. Просто я прожил десяток годков в колонии и видел, когда цюань[97] лжет.
— Заканчивай рассказ! — приказал Борн.
— Кончилось все тем, что мой подопечный предал меня! — воскликнул патетически д’Анжу, раскрывая театрально ладони. — Как создали в свое время тебя, так же и я создал своего Джейсона Борна. И, подобно тебе, он тоже лишился рассудка: пошел против меня. Мое творение зажило своей жизнью. Какая там Галатея, Дельта! Он превратился в чудовище Франкенштейна, но, в отличие от того, его не терзали угрызения совести. Он вырвался из-под моей власти и стал все решать сам и самостоятельно действовать, не считаясь с моими интересами и преследуя лишь собственные цели. Как только он очухался после операции, которая прошла весьма успешно благодаря мастерству хирурга и моей помощи, которой просто не было цены, к нему вернулись его прежние диктаторские замашки, спесь и склонность к разным вывертам. Он считает меня пустышкой. Так и обращается ко мне: «Эй ты, пустышка!» Я, по его мнению, мелкое, ничтожное существо, которое безжалостно эксплуатирует его. Вот как он думает обо мне, о своем создателе!
— Ты полагаешь, он сам заключает с кем-то контракты?
— Да. И эти контракты чудовищны, противоестественны и необычайно опасны.
— Но я вышел на него через тебя, через твои тайные связи с казино «Кам Пек», где я должен был оставить на пятом игральном столе свой номер телефона в отеле в Макао и свое имя — вымышленное конечно.
— Он не прочь сохранить и такой способ установления контактов с потенциальными клиентами. А почему бы и нет? В сущности, подобная система абсолютно безопасна, тем более что я не представляю для него никакой угрозы. Да и что смог бы я в случае чего предпринять? Отправиться к властям и сказать: «Обратите внимание, джентльмены, этот парень, за которого я в ответе, требует, чтобы я и впредь пользовался разработанной мною системой связи с возможными клиентами, с тем чтобы он мог получать свои денежки за совершаемые им заказные убийства»? Он даже непосредственно обращается к моему связному.
— Не к «чжунгожэню» ли с ловкими руками и проворными ногами?
Д’Анжу посмотрел на Джейсона.
— Так вот каким образом ты оказался здесь! Дельта не забыл своих приемов, n’est-ce pas?[98] А человек-то этот жив?
— Не только жив, но и стал на десять тысяч долларов богаче.
— Он — жадная до денег свинья. Но не мне его осуждать. Я сам то и дело прибегаю к его услугам. Вот и в этот раз я заплатил ему пятьсот долларов, чтобы он передал «чаду моему возлюбленному» приглашение явиться сюда.
— Где ты смог бы спокойно его прикончить? А с чего ты взял, что он непременно явится?
— Об этом мне говорили и интуиция ветерана из отряда «Медуза», и доскональная осведомленность об установленных им весьма необычных связях, очень выгодных для него в денежном отношении и в то же время чреватых глубокими политическими потрясениями. Действия моего «питомца» могли бы спровоцировать войну в Гонконге и парализовать экономику всей колонии.
— Мне уже доводилось слышать рассуждения на эту тему, — сказал Джейсон, вспомнив слова Мак-Эллистера, произнесенные им ранним вечером в штате Мэн, — но я все-таки не очень верю в то, что такое возможно. Когда убийцы уничтожают друг друга, они же, как правило, сами и проигрывают. Стоит только им начать сметать друг друга, как тут же полиции просто отбоя нет от осведомителей из лиц, которые, решив вдруг, что и их черед недалек, вылезают из разных щелей в надежде доносами отвратить свою гибель.
— Если жертвами бандитских разборок становится обычная в подобных случаях публика, то ты, несомненно, прав. Но когда в игру включают видную политическую фигуру, представляющую многочисленную и к тому же агрессивно настроенную нацию, дело принимает иной оборот.
Борн выразительно взглянул на Д’Анжу.
— Ты имеешь в виду Китай? — спросил он тихо.
Француз кивнул:
— В Тим-Ша-Цуи было убито пять человек…
— Я знаю.
— Четыре трупа не стоят упоминания, а вот пятый — это да! Подумать только, сам вице-премьер Китайской Народной Республики!
— Боже мой! — Джейсон нахмурился, вновь вспомнив пресловутый автомобиль с тонированными стеклами и с наемным убийцей в нем. Машину из автопарка правительственного аппарата Китая.
— Мои осведомители донесли мне, что между губернатором[99] и Пекином в последнее время велись интенсивные переговоры. В итоге прагматизм и здравый смысл одержали победу. Но это на сей раз. Зададимся же в связи со всем этим вопросом: что делал вице-премьер в Коулуне? Была ли эта августейшая особа из Центрального Комитета типичным продажным чиновником, падким до взяток, или за этим скрывалось что-то другое? Как я сказал, на сей раз все обошлось, а что будет потом, нам неизвестно. Так что, Дельта, мое детище нужно убрать еще до того, как он заключит новый контракт, который может всех нас кинуть в бездну.
— Прости, Эхо, но убивать его нельзя. Его нужно взять живым и передать кое-кому из рук в руки.
— Так это и есть твоя история? — спросил д’Анжу.
— Лишь часть ее.
— Расскажи же, в чем дело?
— Скажу тебе только то, что тебе действительно следует знать. Мою жену похитили и переправили в Гонконг. Чтобы освободить ее, — а я освобожу ее непременно, в противном же случае сдеру шкуру со всех без исключения сукиных сынов из твоей шайки, — мне нужно доставить в Гонконг твое ублюдочное создание. Теперь я ближе к нему еще на один шаг, поскольку ты станешь помогать мне, по-настоящему помогать. Попробуй только…
— Угрозы излишни, — перебил Борна бывший боец «Медузы». — Я и так знаю, на что ты способен, не раз видел тебя в деле. Он тебе нужен по одной причине, мне — по другой. А в итоге у нас одна на двоих боевая задача.
Глава 17
Кэтрин Стейплс настойчиво уговаривала своего сотрапезника подлить себе крепкого мартини, свой же бокал наполнять не давала под предлогом, что в нем и так достаточно вина.
— Я тоже еще не допил, — слабо возражал, застенчиво улыбаясь, тридцатидвухлетний американский атташе, вместе с которым она решила отобедать сегодня в ресторане. Отбросив назад со лба свои темные волосы, он добавил смущенно: — От мартини я не делаюсь умнее… Простите, но я никак не могу забыть, что вы видели те фотографии… чтоб их черт побрал!.. Хотя и сознаю, что вы тогда спасли мою карьеру, а возможно, и мою жизнь.
— Я их никому, кроме инспектора Бэллентайна, не показывала.
— Но их видели вы, и это заставляет меня чувствовать себя неловко.
— Я же вам в матери гожусь.
— Я верю, что вы не причините мне зла. Но смотрю я вот на вас и сгораю от стыда: чтобы вляпаться в такую грязь!
— Мой бывший муж, — вне зависимости от того, как сложились наши с ним отношения, — резонно заметил как-то, что, когда мужчина и женщина остаются наедине, ни о какой грязи и непристойности не может идти и речи. Подозреваю, у него были какие-то личные основания для такого заявления, но и я пришла потом к такому же выводу. Чего там, Джон, выбросьте свои фотографии из головы! Так, как сделала это я.