— Губернатор будет под надежной защитой, — изрек не совсем уверенным тоном Мак-Эллистер, направляясь к двери с тревожным выражением лица.
— Я рассчитываю на это, — бросил ему вдогонку посол. Затем, повернувшись к Кэтрин Стейплс, Хевиленд поинтересовался: — Вы и в самом деле начинаете меня понимать?
— Слова и их смысл — да, но в сути происходящего я так и не разобралась, — призналась Кэтрин, посматривая на дверь, которую только что закрыл за собой государственный советник. — Странноватый он человек, не так ли?
— Мак-Эллистер?
— Да.
— Это вас беспокоит?
— Наоборот. Все, что он говорит, мне внушает доверие. Впрочем, так же, как и вам, и этому Рейли, и, боюсь даже, вашему президенту. Я вполне искренна.
— Надеюсь. Я понял, что вы хотите сказать. Мак-Эллистер — один из лучших аналитиков в Государственном департаменте, выдающийся работник аппарата, который, однако, так никогда и не поднимется на более высокую ступень.
— Почему?
— Я думал, вы знаете, а если не знаете, то догадываетесь. Он — человек высокой морали, и его нравственные принципы мешают продвижению по службе. Будь я таким, никогда не стал бы тем, кто я есть, и, скажу в свое оправдание, никогда бы не сотворил того, что сделал сейчас. Но я полагаю, что вам это прекрасно известно: придя сюда, вы примерно так и говорили.
— Ценю вашу искренность.
— Рад слышать. Я хочу, чтобы между нами не осталось недоговоренностей, потому что мне нужна ваша помощь.
— В связи с Мари?
— Не только, — ответил Хевиленд. — Что еще остается неясным для вас? В чем мог бы я помочь вам разобраться?
— По-видимому, опираясь на Расчетную палату и комиссию банкиров и тайпанов, Шен предложит пересмотреть финансовую политику колонии…
— Позвольте мне высказать свое предположение, — прервал ее дипломат. — Внешне эти организации будут отличаться одна от другой и по характеру и по позиции, и никто не сможет привести аргументированных доводов против них. Как сказал я Мак-Эллистеру при первой встрече, если бы эта бредовая идея действительно была панацеей от всех зол, мы бы, пожелав удачи тем, кто выдвинул ее, изменили свою тактику, но у них нет шансов на успех. У всех влиятельных особ имеются враги. И Шен не исключение. Здесь, в Гонконге, его противники представлены скептиками, в Пекине — кучкой завистников, оттесненных на задний план. И эти последние станут копать несколько глубже, чем ожидает Шен. Я думаю, для вас не секрет, что они обнаружат.
— Все дороги, явные и скрытые, ведут в Рим. Перефразируя это изречение, мы можем сказать, что все дороги ведут к отцу Шена — тайпану, чье имя в ваших столь тщательно подобранных материалах никогда не упоминается. Он — паук, чья ловчая сеть опутала всех членов этой Расчетной палаты. Их деятельность полностью контролируется им. Боже мой, да что же это за дьявол такой?
— Мы были бы не прочь узнать об этом, — проговорил ровным тоном Хевиленд.
— Вы и в самом деле не в курсе? — удивилась Кэтрин Стейплс.
— Если бы мы все знали, жизнь бы была намного проще и я бы с удовольствием поделился с вами всем тем, что известно мне самому. Я не играю с вами: нам и впрямь так и не удалось узнать, кто же он. Сколько всего тайпанов в Гонконге? И сколько фанатиков хотели бы тем или иным способом отомстить Пекину за поражение гоминьдана? Они считают, что Китай попросту украли у них. Китай же — это их родина, могилы предков, принадлежавшая им собственность — короче, все. Многие из них были людьми добропорядочными, миссис Стейплс, и многие же не были таковыми. Политические лидеры, военачальники, крупные землевладельцы и толстосумы, они образовывали привилегированную часть общества, существовавшую исключительно за счет жесточайшей эксплуатации и угнетения миллионов. И то, что слова мои формально созвучны сегодняшней коммунистической пропаганде, являет собой не более чем классический пример того, что творимые в прошлом бесчинства могут и ныне приводить к демагогическим выкрутасам. Мы имеем дело с горсткой одержимых эмигрантов, желающих вернуть себе все, что они потеряли когда-то. Но они забывают о том, что привела их к краху их же собственная распущенность.
— А вы думали когда-либо о том, чтобы оказать противодействие лично Шену?
— Конечно, и его реакция на это была бы вполне предсказуема. Прикинувшись возмущенным, Шен заявит нам в довольно резкой форме, что если мы не прекратим немедленно выдумывать разные глупости с целью его дискредитации, то он, ссылаясь на наше двуличие, тотчас аннулирует подписанное Китаем соглашение с нами и включит Гонконг в экономическую систему Пекина. При этом он упомянет о том, что многие члены Центрального Комитета, продолжающие придерживаться марксизма в трактовке ортодоксов, одобрили бы такой шаг, и будет прав. А затем он посмотрит на нас и, возможно, произнесет: «Джентльмены, выбор — за вами! Желаю удачи!»
— Выходит, вам ничего не дало бы предание гласности того, что Шен столь тщательно скрывает ото всех. И он знает; что вы отлично понимаете это, — произнесла, нахмурившись, Стейплс. — Попытка сокрушить его может привести лишь к тому, что Пекин порвет соглашение по Гонконгу и обвинит Тайвань и Запад во вмешательстве в свои внутренние дела. Лицо у Запада, олицетворяющего разложение капиталистической системы, становится свекольно-красным при виде того, как территория колонии переходит в руки марксистов, — выбора же у Гонконга не будет. Ну а затем наступает крушение экономики.
— Этот вариант нами также предусмотрен, — заметил Хевиленд.
— И в чем же решение этой проблемы?
— Только в Шене.
Стейплс кивнула:
— Задача не из легких!
— Это — на крайний случай, если мы оба думаем об одном и том же.
— Полагаю, что так оно и есть, — сказала Кэтрин. — А муж Мари, этот Уэбб, имеет какое-то отношение к подобному решению проблемы?
— Да, Джейсон Борн имеет к этому самое непосредственное отношение.
— И все потому, что этого самозванца, этого убийцу, именующего себя Борном, может схватить только тот неординарный человек, которого он задумал превзойти? Во всяком случае, так заявил Мак-Эллистер, хотя и в ином контексте. Уэбб подменяет его собою и доставляет Шена в безопасное место, чтобы привести в исполнение решение… Чтобы, черт возьми, убить его!
— Совершенно верно. И это, само собой, должно произойти где-то на территории Китая.
— Китая?..
— Естественно. Все будет выглядеть так, будто налицо — внутренняя разборка, к которой заграница не имеет никакого отношения. Пекин никого не сможет обвинить в убийстве, кроме неизвестных врагов Шена из китайских же сановников. Учитывая данное обстоятельство, мы можем предвидеть, что, если убийство и произойдет, сенсации оно не вызовет. В течение нескольких недель о смерти Шена будут хранить молчание, когда же наконец появится официальное сообщение, то мир узнает лишь, что причиной его «внезапной кончины» стала сердечная недостаточность или церебральное кровотечение, но никак не убийство: исполин не выставляет напоказ свои язвы, наоборот, он тщательно скрывает их.
— И это отвечает вашим интересам?
— Несомненно! Жизнь продолжается, тайпаны отрезаны от источника, Расчетная палата Шена рассыпается, как карточный домик, а не лишенные здравого смысла лица заявляют о своей поддержке соглашения ради общего блага… Но до всего этого слишком далеко, миссис Стейплс. Взять хотя бы сегодняшний день, обстановку в этот вечер в Кай-Таке. Это может быть началом конца, поскольку мы не приняли своевременно контрмер, чтобы не допустить ничего подобного. То, что я выгляжу спокойным, всего-навсего результат выработанного годами умения скрывать свои чувства. В настоящий момент меня утешают лишь две вещи: во-первых, полиция в колонии — одна из лучших в мире и, во-вторых, если убийце и удастся осуществить свой замысел, то сколь бы трагичной ни была смерть губернатора, Пекин заранее оповестили о ситуации. Гонконг, мол, ничего не утаивает и впредь не собирается этого делать. В каком-то смысле угроза террористического акта направлена против обеих сторон — Гонконга и Китая, а предпринятые нами действия в целях обеспечения безопасности могут быть расценены как их совместная акция.
— И что это даст, если случится все же худшее?
— В данном случае следует учитывать психологические аспекты резонанса на кровавое событие. Если даже факт отсутствия стабильности в Гонконге и не может быть опровергнут, то внешне все будет выглядеть совсем иначе: как-никак, а меры безопасности были приняты заблаговременно, покушение же на жизнь губернатора — лишь одиночный акт преднамеренного убийства, а не свидетельство разгула преступности в колонии. К тому же у обеих делегаций есть собственный вооруженный эскорт, который также будет задействован в случае чего.
— Таким образом, по вашему мнению, формальными по сути своей объяснениями можно свести негативные последствия убийства губернатора практически к нулю?
— Судя по тому, что мне о вас сообщили, вам не надо рассказывать о том, как нормализовать положение или, наоборот, обострить обстановку. При желании можно утаить что угодно: для этого вполне достаточно прикрыть чем-нибудь кучи с мусором. Однако несмотря на все, что я вам сказал, я умираю от страха: ведь так легко допустить ошибку или просчет, а ведь они — наши злейшие враги, миссис Стейплс. И все, что нам остается сейчас, — это ждать, ну а ожидание изматывает душу как ничто другое.
— У меня есть еще вопросы, — не успокаивалась Кэтрин.
— Задавайте мне их сколько хотите. Попытайтесь заставить поработать мою головушку, да так, чтобы пот прошиб меня, — а вдруг и получится это у вас. Может, так мы с вами хоть немного отвлечемся от ожидания.
— Вы только что упомянули, правда без особых на то оснований, будто я знаю, что следует делать для нормализации обстановки. И добавили, но уже, как показалось мне, более уверенным тоном, что для меня не секрет и то, как можно обострить ситуацию. Интересно, что вы имели в виду?
— Мне жаль, но я попросту сболтнул не подумав. Дурная привычка, ничего не скажешь!