— Ты больше веришь в меткость старика, чем я.
— Надеюсь, что мы обойдемся и без ножа. Двери здесь из тонкой фанеры, голову же твоего убийцы распирает от разных дум. Преступник уверен, что нас тут нет. И в самом деле, откуда нам знать, что он сейчас в Пекине? И если бы даже мы и узнали каким-то чудом об этом, то как бы смогли взять да и сразу же пересечь границу?.. Он мне нужен! Сейчас я возьму его! Ну как, ты готов?
— Как всегда! — отрапортовал француз, опуская на пол свой рюкзак и вытаскивая из-за пояса медный сувенир. Нож он держал на растопыренных пальцах, искавших точку равновесия.
Борн снял с плеча свою сумку и поставил ее на пол. Потом подошел тихо к комнате 325 и взглянул на д’Анжу. Эхо кивнул. Нацелившись левой ногой под замок и используя ее как таран, Джейсон прыгнул на дверь. Она, словно от взрыва, влетела внутрь. Дерево растрескалось, петли соскочили с болтов. Борн, ворвавшись в номер, покатился по полу, обшаривая глазами комнату.
— Arretez![121] — заревел д’Анжу.
Из внутренней двери вышел седой человек — убийца! Джейсон вскочил на ноги и бросился на свою добычу. Схватив преступника за волосы, он дернул его влево-вправо и втолкнул обратно в дверной проем.
Француз резко вскрикнул. В воздухе сверкнуло медное лезвие и вонзилось в стену, заставив дрожать ручку сувенирного ножа. Это было предупреждение Борну, и пришлось оно в самый раз.
— Дельта, прекрати!
Джейсон остановился. Его добыча, парализованная неожиданным и мощным наскоком, осталась недвижима.
— Посмотри, кто это! — крикнул д’Анжу.
Джейсон, продолжая крепко держать своего противника, слегка откинулся назад, чтобы получше разглядеть его. Но… перед ним оказалось исхудалое морщинистое лицо старика с редеющими седыми волосами.
Глава 22
Лежа на узенькой койке, Мари пристально вглядывалась в потолок. Сквозь окна струились лучи полуденного солнца, наполняя небольшую комнату ослепляющим светом и зноем. На ее лице выступал обильный пот, порванная блузка прилипала к влажной коже. Ноги ныли, словно в наказание за утреннее безумие, выразившееся в том, что она спустилась по неровной, в колдобинах дороге к прибрежным скалам. Конечно, поступила она очень глупо. Но это — единственное, что оставалось ей, чтобы не лишиться рассудка.
С улицы доносился шум — престранная какофония произносимых громогласно слов, восклицаний, велосипедных звонков и протяжных сигналов грузовиков и автобусов. Создавалось впечатление, будто этот запруженный людскою толпой деловой район Гонконга переместился с острова куда-то вдаль, где полноводный речной поток, простершиеся вширь поля и высоченные горы заняли место гавани Виктория и бессчетных рядов многоэтажных строений из стекла и бетона. Во всяком случае, Мари казалось, что так оно и было. Малюсенький Тьюн-Мун являлся одним из тех феноменальных городских поселений, которые выросли как грибы словно в одночасье на Новой территории к северу от Коулуна. Всего лишь за год иссушенная зноем речная долина покрылась сетью шоссейных дорог, и в этом погруженном некогда в спячку уголке Гонконга появились свои фабрики, торговые центры и жилые кварталы. Тысячам обитавших южнее гонконгцам были обещаны работа и жилье, и те, кто отозвался на зов, принесли с собой и сюда пронизывающий дух коммерции. А это, в свою очередь, создавало благоприятную для предпринимательской деятельности атмосферу. Заправлять экономикой стали выходцы из Гуанчжоу, известного также как провинция Кантон, а не из пресытившегося финансовыми благами Шанхая…
Мари проснулась на рассвете, с первыми лучами солнца. Но и в коротком сне ее мучили кошмары…
До тех пор, пока Кэтрин не позвонила ей вчера поздней ночью, время как бы остановилось для нее. Стейплс долго пришлось звонить, прежде чем ей удалось наконец пробудить свою подругу от глубокого забытья, вызванного истощением нервной системы, и сообщить доверительно, что произошли кое-какие события, которые, возможно, изменят ситуацию к лучшему. Она, Кэтрин, встречалась с одним мужчиной, проявившим к ним обеим искреннее участие, и не исключено, что этот замечательный человек сумеет чем-то помочь. От Мари же требовалось одно: сидеть у телефона в квартире на случай, если она вдруг понадобится. С тех пор, как Кэтрин сказала ей, что они не должны называть по телефону ни своих имен, ни чьих-либо еще и стараться обмениваться лишь общими фразами, чтобы никто не разобрался, о чем именно идет речь, Мари, строго следуя ее указаниям, никогда не пыталась выяснять при разговоре какие бы то ни было подробности.
— Утром, как только проснусь, я первым же делом непременно позвоню тебе, дорогая моя! — заверила Стейплс Мари и опустила трубку.
Но она не позвонила ни в 8.30, ни в 9.00, ни в 9.30. Мари не могла больше ждать. Она понимала, что им действительно не обязательно было называть при разговоре свои имена, поскольку они знали голоса друг друга, однако Кэтрин должна была бы все же понять, что жена Дэвида Уэбба имела право рассчитывать на то, что ее подруга и впрямь «первым же делом непременно» позвонит ей «утром, как только проснется».
Мари набрала номер телефона квартиры Стейплс в Гонконге, но никто не ответил. Она еще раз набрала, чтобы убедиться, что не ошиблась. И снова — тот же результат. В отчаянии, не думая о последствиях, она позвонила в консульство:
— Пожалуйста, соедините меня с сотрудницей международного отдела миссис Стейплс. Я — ее подруга из министерства финансов в Оттаве. У меня есть для нее хорошие новости.
— Вас так хорошо слышно, дорогая!
— Я звоню не из Оттавы, я нахожусь недалеко от вас, — сказала Мари, ясно представляя себе лицо словоохотливой секретарши в приемной.
— Сожалею, милочка, но миссис Стейплс сейчас нет на месте и где она, никто не знает. Скажу вам по секрету, ее разыскивает также верховный комиссар. Может, оставите мне свой телефон?
Мари, не на шутку встревожившись, опустила трубку на рычаг. Было уже около десяти. Кэтрин же из ранних пташек. «Утром, как только проснусь, я первым же делом непременно позвоню тебе, дорогая моя!» — обещала она. «Утро» может означать любое время между 7.30 и 9.30, но никак не десять часов, — во всяком случае, при сложившихся обстоятельствах.
И тут, в двенадцать минут одиннадцатого, раздался телефонный звонок. И хотя миссис Уэбб ждала его, у нее екнуло сердце.
— Мари?
— Кэтрин, у тебя все в порядке?
— Да, конечно.
— Ты сказала, что утром, как только проснешься, первым же делом непременно позвонишь мне! Так почему же не позвонила до сих пор? Я просто с ума схожу. Можешь ли ты разговаривать?
— Да, я звоню из телефона-автомата.
— Что случилось? Что происходит? И с кем ты встречалась вчера?
На короткое время на линии Тьюн-Мун — Гонконг пропал звук.
Мари вновь ощутила тревожное чувство, но почему, этого она не смогла бы объяснить и сама.
— Прошу тебя, моя дорогая, выкинь из головы все дурное, — сказала Стейплс. — Я не звонила раньше потому, что боялась тебя разбудить: главное сейчас для тебя — это отдохнуть. Я могу получить ответы на те вопросы, которые особенно волнуют тебя, и не без основания. Дела у нас не так уж плохи, как ты думаешь, так что не стоит зря изводить себя.
— Черт побери, я и так держу себя в руках, раз до сих пор не лишилась рассудка!
— Я могу сказать тебе, что муж твой жив.
— А я могу сказать тебе, что он не знает себе равных в том, что делает сейчас… и что делал в прошлом. Так что я не услышала от тебя ничего нового!
— Я отправляюсь к тебе буквально через несколько минут. Хотя ездить теперь в машине стало еще сложнее, чем прежде, из-за всех этих мер по обеспечению безопасности китайской и английской делегаций, когда прочесываются практически все улицы и туннели, я тем не менее надеюсь все же добраться до тебя часа за полтора или, самое большее, — за два.
— Кэтрин, я хочу, чтобы ты рассказала мне все!
— Я так и сделаю, как только мы встретимся. Как я и обещала, ты получишь ответы на кое-какие вопросы. Все идет к лучшему. Жди меня.
— А этот мужчина? — произнесла неуверенным тоном жена Дэвида Уэбба. — Он что, тоже приедет с тобой?
— Нет, я буду одна, со мной никого не будет. Мне хотелось бы поговорить с тобой наедине. С ним же ты встретишься чуточку позже.
— Хорошо.
Искренне ли звучал голос Стейплс или нет? — подумала Мари, повесив трубку. Кэтрин заверила ее, что может говорить свободно, поскольку звонит из телефона-автомата, однако по существу так ничего и не сказала. Для миссис Уэбб между тем не было секретом, что, если только Стейплс удастся заполучить обнадеживающего свойства факты или раздобыть информацию, позволяющую более оптимистично взглянуть на жизнь, она тотчас же попытается успокоить терзаемую страхами подругу, поделившись с ней тем, что узнала сама, хотя бы при этом обстановка в целом по-прежнему оставалась крайне сложной. Так почему же сейчас Кэтрин отделалась общими словами? Жена Дэвида Уэбба вполне заслужила, чтобы та была с ней откровенна. Но, разговаривая со Стейплс, она столкнулась с типичным для дипломата словотворчеством, подменяющим реальность лишь видимостью ее. Что-то, в общем, было не так, но что именно, этого Мари никак не могла понять. Кэтрин самоотверженно защищала ее, рискуя не только карьерой, поскольку не поставила в известность о своих действиях консульство, но и жизнью, так как включилась в игру, где смерть — обычное дело. Мари сознавала, что должна испытывать по отношению к Стейплс глубокую, бесконечную благодарность, но вместо этого в ней росло сомнение в возможностях подруги.
«Скажи мне это снова, Кэтрин! — издала она безмолвный крик. — Скажи, что все идет к лучшему! Я сама не своя! Уже ничего не соображаю, сидя здесь! Я должна немедленно выйти! Глотнуть свежего воздуха!»
Мари поискала одежду, которую они купили ей уже в Тьюн-Муне, куда приехали прошлым вечером. Поскольку перед тем, как заглянуть в магазин, подруги посетили врача, который, осмотрев ноги Мари, наложил на них марлевую повязку, дал ей больничные тапки и порекомендовал обзавестись туфлями с супинатором на случай, если ей вздумается вдруг в течение ближайших дней совершить прогулку, гардероб в действительности пришлось подбирать Кэтрин, Мари же ожидала ее в машине. При выборе одежды Стейплс, перед которой сами обстоятельства поставили довольно жесткие условия, исходила из того, что она должна быть практичной и в то же время неплохо смотреться. Со своей задачей Кэтрин справилась. Светло-зеленую, из чистого хлопка юбку дополняли из такой же ткани белая блузка и белая же сумочка в форме раковины. Кроме того, были приобретены темно-зеленые брюки, поскольку шорты были неприемлемы для миссис Уэбб, и еще одна кофточка, но уже подешевле. Все эти изделия, произведенные якобы по эскизам или в салонах всемирно известных модельеров, являлись на самом деле продукцией местных искусников, не забывших столь же успешно подделать и ярлыки, которые были совсем-совсем как «настоящие» и без единой грамматической ошибки.