— Прежде, однако, он должен был бы изменить свою внешность, чтобы не иметь ничего общего с тем пассажиром, которого являл он собою, находясь в самолете, — впрочем, я уже говорил тебе об этом. Он бы не позволил себе выйти из гостиницы в прежнем виде. И я бы тоже не позволил ему сделать это. Он хочет спокойно ходить, куда ему вздумается, зная, что его не выследил никто, и у него нет «хвоста».
— Не думаю, чтобы, изменив свою внешность, он смог бы чего-то добиться. Не исключено, что непосредственно в данный момент его номер уже находится под наблюдением, и если он выйдет из своей комнаты в новом обличье, это сразу же станет кое-кому известно.
— Если бы я оказался вдруг на его месте, то, учитывая сложившуюся обстановку, не стал бы сиднем сидеть, а подыскал бы себе другой номер.
— Ты противоречишь сам себе, — возразил француз, когда они проходили мимо стеклянных дверей запруженного многолюдной толпою вестибюля отеля аэропорта. — Ты говорил, что он получит указания по телефону. Но тот, кто должен ему звонить, спросит конечно же его номер, а не комнату-ловушку Уодсворта.
— Если телефоны работают, что было бы весьма желательно для твоего Иуды, то перевести звонок из одной комнаты в другую — пара пустяков. Переставить на коммутаторе, если идет речь о простейшей системе, или запрограммировать перевод звонка из одного номера в другой, если в отеле установлен компьютер, не составит большого труда. Деловое совещание, встреча со старыми друзьями — говори все, что хочешь, манипулируя с телефоном, или вообще не давай объяснений, что было бы еще лучше.
— Ты не прав! — воскликнул д’Анжу. — Его клиент здесь, в Бэйдцзине, заранее свяжется с операторами в отеле, и те особо выделят в коммутаторной системе номер самозванца.
— Это как раз то, чего клиент ни в коем случае не будет делать, — заявил убежденно Борн и, взглянув на суетившихся бестолковою толпой туристов и бизнесменов, пытавших разрешить для себя проблему с транспортом, добавил, когда они уже проходили мимо выстроившихся в ряд небольших, видавших виды автобусов и почтенного возраста такси на обочине: — Он просто не может позволить себе пойти на связанный с этим риск. В его задачу входит держаться от твоего коммандос на почтительном расстоянии, чтобы не дать никому ни малейшей возможности проследить существующую между ними связь. Короче, все ограничено тесным, элитным кругом, так что никаких дел с коммутатором, дабы не привлечь ни к кому и особенно к нашему коммандос чьего-либо внимания. Эти люди не станут расхаживать на виду у всех по отелю или где-то еще, ибо это грозит им срывом всей операции. Наоборот, укрывшись в тени, они позволят ему самому выбирать свой маршрут, чтобы не дать засветиться кому-либо из своего элитного круга: нельзя забывать о разветвленной сети весьма многочисленной тайной полиции в этой стране.
— Ну а как быть с телефонами, Дельта? Все нам говорили, что они не работают. Что же он делал тогда тут?
Джейсон нахмурился, словно пытаясь припомнить что-то. Потом произнес:
— У него есть еще время. Несомненно, ему были даны соответствующие указания и на тот случай, если после своего прибытия сюда он не сможет в силу тех или иных причин связаться с ними в заранее обусловленный срок… Принимая во внимание, сколь необходимо им проявлять крайнюю осторожность, подобных указаний может быть бесчисленное множество.
— Но все это ведь не исключает возможность того, что за ним наблюдают, не так ли? Скажем, поджидают его где-то в сторонке, чтобы затем подойти к нему незаметно?
— Да, подобное действительно не исключается, и он это знает. Они должны сами выйти на него, его же задача — добраться до условленного места не замеченным кем-либо еще, поскольку в противном случае возможен провал. Итак, первые шаги его нам известны.
Д’Анжу схватил Борна за локоть:
— Кажется, я вычислил одного из тех, кому поручено вести наблюдение за убийцей!
— Что? — обернулся Джейсон, замедляя шаг.
— Продолжай идти как ни в чем не бывало, — сказал ему д’Анжу. — И обрати внимание на грузовик, стоящий задними колесами на тротуаре. Там, на выдвижной лестнице, стоит человек.
— Вижу, — ответил Борн. — Это телефонная ремонтная служба.
Ничем не выделяясь из толпы, они приблизились к грузовику.
— Взгляни вверх. Смотри внимательно. Затем переведи взгляд налево. Там, за крайним автобусом, стоит фургон. Ты видишь его?
Джейсон, посмотрев в указанном направлении, сразу же понял, что француз не ошибся. Белый фургон выглядел совсем новым и, если бы не его цвет, ничем не отличался бы от машины, подобравшей убийцу в Шеньжене, на границе с Ло-Ву.
Борн прочитал китайские иероглифы на дверцах:
— Ниао Дзин-Шань…[134] Боже мой, все как в прошлый раз! Надпись не имеет значения: это — название птичьего заповедника. Так и переводится она: птичий заповедник Дзин-Шань! В Шеньжене это был Шутангский птичий заповедник, здесь — другой. Что заставило тебя обратить внимание на эту машину?
— Человек в открытом оконце, в последнем с нашей стороны. Тебе отсюда плохо видно, но я заметил, что он то и дело оглядывается на вход в отель. В общем, ведет себя странновато и на работника птичьего заповедника ничуть не похож.
— Почему?
— Он, несомненно, офицер. И, судя по покрою его френча и качеству ткани, весьма высокого ранга. Неужто славная народная армия призывает теперь в свои штурмовые отряды и белых цапель? А может, он ждет все же с нетерпением появления кого-то, кого ему приказано выследить довольно известным способом ведения тайного наблюдения через открытое окно и затем уже не упускать из виду?
— Действительно, нельзя никуда отправляться без Эха, — заметил Джейсон Борн, бывший когда-то Дельтой — карающим мечом «Медузы». — Птичьи заповедники — как, о Боже, все это прекрасно! Отличная дымовая завеса! Ничего не скажешь, расположенные в глубинке мирные уголки природы — превосходнейшая, черт возьми, крыша!
— Это так по-китайски, Дельта: за праведной личиной — неправедное лицо! Суждения Конфуция предупреждают о подобной возможности.
— Я не о том. Там, в Шеньжене, у Ло-Ву, где я упустил твоего малого первый раз, его забрал точно такой вот фургон — тоже с тонированными стеклами и также принадлежавший государственному птичьему заповеднику.
— Как ты сказал: это — крыша что надо?
— И не только крыша, но и нечто большее, Эхо, — своеобразная символика или отличный знак.
— Птиц чтят в Китае веками, — заметил д’Анжу, глядя задумчиво на Джейсона. — Их изображали в своих произведениях величайшие представители китайского искусства, оставившие нам знаменитые рисунки по шелку. Любоваться этими созданиями считалось признаком утонченного вкуса.
— В данном случае мы имеем дело с более обыденным, более прагматическим подходом к этим творениям природы.
— Что ты имеешь в виду?
— Птичьи заповедники, занимая обширную территорию, открыты для публики, хотя и при определенных условиях, установленных, как и повсюду, государством.
— Куда ты клонишь, Дельта?
— В стране, где и десять человек, противостоящие официальной линии, не могут собраться вместе, не опасаясь, что сразу же попадут под подозрение, лучшее место для встречи, чем природный заповедник, простирающийся, как правило, на многие мили, едва ли найти. Никаких тебе офисов, особняков или многоквартирных домов, круглосуточно находящихся под наблюдением, никто не прослушивает твой телефон и не ведет за тобою электронную слежку. И у тебя ко всему, как и у остальных подобных тебе истинных сынов почитающей птиц нации, этаких невинных любителей-орнитологов, — выданный тебе администрацией охранной зоны постоянный пропуск, позволяющий проходить на территорию заповедника в любое время дня и ночи — и даже тогда, когда он для других по каким-то причинам — закрыт.
— Но ведь от Шеньженя до Пекина — немалое расстояние. Ты пытаешься охватить сейчас значительно большее пространство, чем делали это мы, анализируя обстановку.
— Что бы там ни было, — произнес Джейсон, оглядываясь вокруг, — это в данный момент непосредственно нас не касается. Пока что единственная наша забота — твой «питомец»… Мы должны разделиться, но находиться в пределах видимости. Я отправляюсь вперед…
— Это уже ни к чему! — прервал его француз. — Вот же он!
— Где?
— Сзади нас! У грузовика. Укрылся в тени от него.
— Но там несколько человек. Который же из них — он?
— Священник, похлопывающий ребенка, маленькую девочку, — ответил д’Анжу, стоя спиной к грузовику, и, уставившись на толпу перед входом в отель, добавил горько: — Человек в черном одеянии… Это — одно из обличий, принимать которые я научил его сам. У него заранее была припасена черная одежда священника, сшитая для него в Гонконге в полном соответствии с предписаниями англиканской церкви портным по имени Севиль Роу. По костюму-то я сразу же его и узнал: как-никак, я сам заплатил за этот наряд.
— Глядя на его облачение, можно подумать, что вы с ним — из богатой епархии, — заметил Борн, приглядываясь к человеку, которого он хотел бы большего всего на свете сию же минуту схватить и, сломив его волю к сопротивлению, затащить в свой гостиничный номер, откуда шла бы прямая дорога к Мари. Маскарад удался убийце на славу, и Джейсон, признав этот факт, постарался получше рассмотреть своего противника. Из-под темной шляпы выглядывали седые баки, очки в тонкой стальной оправе сидели на кончике носа на бледном, невыразительном лице, глаза широко открыты, брови изогнуты дугой. Весь облик святого отца излучал неизбывную радость и восторженное изумление при виде всего, что разверзлось пред взором его в доселе незнакомом ему месте. Несомненно, привел сюда служителя культа указующий перст Божий, и Божья же благодать снизошла и на китайскую девчушку, которую гладил ласково по головке духовный пастырь, улыбаясь и кивая благожелательно ее матери. Отличный спектакль, подумал Джейсон, невольно восхищаясь актерским мастерством. Сучьего сына окружала аура любви, сквозившая в каждом его жесте, каждом робком движении, каждом взгляде добрых-предобрых глаз. Сей преисполненный сострадания к окружающим клирик в черном одеянии надзирал благостным оком всезрящим за смиренною паствой своей, и известность его простиралась далеко за церковный приход. Хотя он и приковывал к себе внимание публики, мельтешившей вокруг, тот, кто искал бы убийцу, не ст