— А я, грешным делом, подумал, что ты хочешь одолжить у меня еще пару лишних долларов. Ведь у нас была заключена честная торговая сделка, заметил Конклин, наклоняясь вперед и вглядываясь в темноту.
— Я просто не хочу быть замешанным в этом, и никаких долларов я не получал!
— Бедный Мэтт, ты слишком прямолинеен и понимаешь все в буквальном смысле.
— Тогда, что ты имеешь в виду?
— Пока я еще не уверен, что именно я собираюсь сделать, но ты должен подъехать к этому дому точно так же, как подъехал бы и к любому другому. Я скажу тебе, где остановиться и выпустить меня.
— Ты скажешь?
— Да, в зависимости от обстоятельств. Это как раз и будут те самые доллары, о которых мы говорили. Как видишь их не трудно отработать, а кроме того, всегда хорошо иметь своего человека «внутри». Так что, я буду время от времени позванивать тебе, Мэтт, и приглашать тебя или на ленч или на обед, или мы будем встречаться на Хэлли Валей Рейс...
— Нет, только не там, — прервал его Ричардс.
— Хорошо, тогда, я думаю, нам подойдет Музей восковых фигур или все что угодно, кроме автомобильных дорог. — Я даже не знаю, где ты остановился! Ты просто попросил подхватить тебя на углу Гренвилль и Карнарван-стрит.
— Так ты еще не ответил мне, согласен ли ты быть моим гуру «внутри»? — Да, черт возьми. И я хотел бы обойтись без пехотинцев. — Вот и чудненько, Мэтт. Тогда останавливайся здесь, дальше я пройду пешком. Пусть они думают, что я остановился где-то здесь, в этом районе, а сюда доехал либо на трамвае, либо на такси. Ты доволен, Мэтт?
— Я просто в экстазе, — сказал офицер, едва скрывая раздражение, и нажал на тормоз.
— Теперь можешь спокойно отдохнуть. Со времен Сайгона утекло много воды, мы стали старше, и отдых нам особенно нужен.
— Я слышал, что ты превратился в алкоголика. Но похоже, что это не так?
— Ты слышал то, что нам хотелось, — воскликнул Конклин очень решительно. Но в этот момент он был готов скрестить пальцы на обеих руках, прежде чем выбраться из автомобиля.
Дверь мгновенно распахнулась после первого короткого удара. Немного испуганный, Хэвиленд настороженно уставился на Мак-Алистера, который с пепельным лицом буквально влетел в комнату. — Конклин стоит у ворот, коротко доложил помощник Госсекретаря. — Он хочет видеть вас, и готов, по его словам, оставаться там всю ночь. Он так же сказал, что если ночь окажется холодной, то ему придется развести костер на дороге.
— Калека или нет, но своего щегольства он не потерял, — сказал посол. — Но это все так неожиданно, — продолжил Мак-Алистер, потирая правый висок. — Мы не готовы к таким визитам.
— Кажется, у нас действительно нет выбора. Эта дорога принадлежит местным властям, а поскольку окружающие немедленно отреагируют на огонь, то встреча с пожарными неминуема.
— Но вы думаете, что он действительно...
— Да, он действительно это сделает, — прервал Мак-Алистера дипломат. — Пусть он войдет. Это не только неожиданно, но это еще и необычно. У него не было времени для анализа всех фактов, чтобы хорошо подготовиться к атаке. Хотя, с другой стороны, в этом есть своя опасность. Ведь он один из тех, кто сам работал «вне закона», и он не остановится ни перед чем.
— Но если он встречался с «женщиной»! Ведь тогда он смог получить все необходимые факты! — продолжал сопротивляться помощник Госсекретаря, направляясь к телефону, стоявшему на столе посла.
— Нет, такого явно не было. Она не связалась с нами.
— А вы? — продолжил Мак-Алистер, положив руку на телефон. — Как он узнал про вас?
Хэвиленд мрачно улыбнулся. — Все, что ему необходимо было услышать, это то, что я прилетел в Гонконг. — Но этот дом?
— Он все равно никогда не скажет нам об этом. У Конклина очень длинные руки на Дальнем Востоке, и о многих связях мы не можем даже догадываться. И, прежде всего, мы не знаем, что привело его сюда.
— Да, не знаем, — согласился Мак-Алистер, поднимая трубку. — Офицер охраны?.. Пожалуйста, пропустите мистера Конклина через ворота, проверьте его оружие и лично сопроводите его в кабинет. Он? Что он?.. Быстро впускайте его!
— Что случилось? — спросил Хэвиленд, когда Мак-Алистер положил трубку.
— Он зажег огонь на противоположной стороне дороги.
Александр Конклин, хромая, вошел в витиевато украшенную комнату викторианского стиля, как только офицер открыл перед ним дверь. Хэвиленд поднялся ему навстречу с протянутой рукой.
— Мистер Конклин?
— Уберите руку, господин посол, я боюсь подхватить инфекцию.
— Я понимаю. Гнев плохо сочетается с хорошими манерами.
— Нет, я действительно не хочу что-нибудь подхватить здесь. Как говорят в этой части света, здесь дурно пахнет. Вы все что-то подхватили, и я думаю, что это болезнь.
— И как бы вы ее назвали?
— Смерть.
— Так мелодраматично? Но, мистер Конклин, вы должны были бы придумать что-нибудь получше.
— Нет, я имею ввиду именно это. Меньше, чем двадцать минут назад, я видел как некто был убит, буквально разрезан на куски автоматными очередями. Ее убили на пороге ее дома, прямо в стеклянных дверях, всадив в нее сорок или пятьдесят пуль. Ее шофер был убит прямо в машине. Я должен сказать, что это место выглядит очень впечатляюще, осколки стекла и кровь покрывают весь тротуар... Глаза Хэвиленда стали круглыми и были готовы выскочить из орбит, и только истеричный вопль помощника Госсекретаря прервал рассказ офицера. — Ее? Она? Так это была женщина?
— Женщина, — подтвердил Конклин, поворачиваясь к Мак-Алистеру, чье присутствие он до сих пор старался не замечать. — А вы, видимо, Мак-Алистер?
— Да.
— Ну, вашу руку я тем более не хочу пожимать. Она была связана с вами обоими.
— Жена Вебба мертва? — завопил помощник Госсекретаря, его тело было буквально парализовано.
— Нет, и одновременно спасибо за подтверждение.
— Господи! — воскликнул вытянувшийся во весь рост дипломат. — Это была Степлс. Кэтрин Степлс!
— Я еще раз должен поблагодарить вас за информацию, господин посол.
— Она сотрудничала с нами против своего желания, ей просто ничего не оставалось делать. И я опечален этой потерей и тем, как она погибла, больше, чем вы можете себе представить.
— Вас печалит ее смерть сэр, или то обстоятельство, что ваша операция уже не представляет тайны для кого-то?
— Да как вы смеете? — Хэвиленд понизил голос почти до шипения, но присутствие льда в нем только возросло. Он поднялся со стула и уставился на человека из ЦРУ. — Слишком поздно вы заговорили о морали, мистер Конклин. В свое время именно вы планировали операцию по уничтожению Вебба. — Я заплатил за эту ошибку, и только один Бог знает, какова была цена!
— А я подозреваю, что вы все еще платите за нее, иначе вас не было бы в Гонконге, — сказал дипломат, но лед в его голосе постепенно таял. — Поэтому, если у вас есть какое-то мнение на счет этого покушения, то давайте обсудим его.
— Пока у меня нет определенных идей, от которых можно было бы оттолкнуться в поисках.
— Вы получите ту информацию, которой обладала Степлс...
— Мне кажется, господин посол, что вы плохо слушали меня. Ваша операция и все вы находитесь под колпаком! Степлс была убита потому, что получила информацию, которую она не должна была получать! Короче говоря, крот, который роет здесь подземные ходы, увидел ее в компании с кем-то из вас. Связь с Канадой была установлена, приказ отдан, а вы при этом отпустили ее одну, без охраны!
— Вы что, боитесь за собственную жизнь? — спросил посол.
— Постоянно, — воскликнул офицер. — Особенно сейчас, когда я беспокоюсь о ком-то еще.
— Вебб?
Конклин сделал паузу, изучая лицо старика. — Если то, о чем я догадываюсь, действительно правда, — тихо заговорил он, — то я ничего не смогу сделать для Дельты, кроме того, что он может сделать сам. Но если он не справится с этим, то я знаю, о чем он попросил бы меня. Защищать Мари. И я сделаю это, даже если мне придется вступить в драку с вами.
— И как вы себе это представляете?
— Так, как могу сделать только я один. Низким и очень грязным способом. Во всех темных уголках Вашингтона я распространю слухи, что вы зашли очень далеко и потеряли былую хватку, и что слабоумие вполне характерно для вашего возраста. Я могу украсить их несколькими фактами, включая и смерть Кэтрин Степлс, что будет весьма интересным и захватывающим для многих, кто постарается сделать надлежащие выводы из этого.
— Но поступая таким образом, вы ставите под удар всю операцию.
— Это будет уже вашей проблемой.
— Да, кажется, что опять я не имею выбора, — проговорил посол, и лед в его голосе соединился со льдом в его глазах. — Вы вынуждаете меня поступать аналогичным образом. Вы не выйдите отсюда живым.
— О, господи! — прошептал Мак-Алистер в углу комнаты.
— Это будет самая дурацкая вещь, которую вы можете сделать, — сказал Конклин, замыкая свой взгляд на Хэвиленде. — Вы не знаете, где и что я оставил. Вы не знаете, с кем я связался перед тем, как прийти сюда. Вы должны понимать все это.
— Но вы не должны забывать, мистер Конклин, что человек, имеющий длительное хроническое заболевание, никогда не гарантирован от несчастного случая. Ситуация может быть драматизирована вашим самоубийством, например...
— Хэвиленд! — воскликнул Мак-Алистер, оглушенный всем происходящим.
— Сидите спокойно и не нервничайте, господин помощник Госсекретаря, отрезал ему дипломат. — Мистер Конклин и я знаем, откуда мы оба вышли.
— Но между нами есть небольшая разница, — заметил офицер ЦРУ, не отводя взгляда от глаз Хэвиленда. — Я никогда не получал удовольствия от этой игры.
— Вы думаете, что мне это нравится? — Раздался телефонный звонок, и Хэвиленд рванулся вперед, хватая трубку, — Да? — Он слушал некоторое время, хмуро глядя в темное окно, выходящее на залив. — И если я не выражаю смятения, майор, то только потому, что эту новость я узнал на несколько минут раньше вас... Нет, не полиция. Это человек, с которым вы должны будете встречаться сегодня ночью. Через два часа будет удобно?.. Да, теперь он работает с нами. — Хэвиленд поднял глаза на Конклина. — Некоторые считают, что он лучший из нас, и я осмелюсь заметить, что его прежн