– Чтобы раздобыть для тебя одежду.
– Одежду? Человеческую? – теперь я раскусил её жуткий план. – Ты же говорила, что я буду сам по себе!
– Я такого не говорила, – твёрдо сказала мама. – Я говорила, что найду безопасное место, где ты подождёшь меня, – именно это я и сделала. Почему, ты думаешь, меня так долго не было? Я плавала от острова к острову в поисках женщины, которая бы жила одна, и потом наблюдала за ней, чтобы убедиться, что она заслуживает доверия…
– Никто из них не заслуживает доверия, – сказал я.
– А затем мне пришлось уговорить её взять тебя, при этом не вызвав подозрения, что ты шелки. Мы возьмём здесь одежду и поплывём на её остров. Ты будешь там в безопасности до моего возвращения.
– В безопасности? С кем-то из них? Безопаснее всего одному. У меня есть нож.
– Один маленький нож! – мама пренебрежительно фыркнула. – Он не пригонит рыбу в твою сторону, не защитит от шторма и не спрячет тебя от людей. В одиночку тебе будет угрожать опасность от всех людей сразу. А я оставлю тебя всего с одним человеком, с доброй женщиной. – Прилив подталкивал нас всё ближе к берегу. – Я делаю это не ради себя, Аран, а ради тебя, чтобы ты получил то, что тебе нужно. То, что ты заслужил, – она помедлила. – Ты обещал мне.
Я попался. Даже несмотря на то что мама водила меня за нос, я был не из тех шелки, кто не держит слово. Стиснув зубы, я развернулся и поплыл к берегу.
Глава 21Паутина
Мама выскользнула из шкуры и спрятала её в яму, прикрыв сверху камнями. Её чёрные волосы развевались на ветру. Из-за сгустившихся облаков вот-вот должно было выглянуть солнце.
Мама направилась к крутому склону. Я заставил себя идти следом. В голове звучало предостережение бабушки:
От бурных приливов и бурных отливов,
От водоворотов игривых,
От косаток, акул и людей —
Шелки, беги поскорей!
И вот теперь я оказался на территории врага.
Мы крались среди деревьев. Раздался крик вороны, и тут перед нами в полумраке страшной серой громадиной появился дом. Я затаил дыхание. Мы прошли на цыпочках вдоль стены и свернули за угол.
За домом, словно нить гигантской паутины, между двумя деревьями был натянут толстый шнур. Паук тут явно уже поработал: руки и ноги свисали пустыми оболочками, высосанными досуха.
– Одежда! – прошептал я.
– Тихо! – мама подкралась к паутине, схватила пару ног и сдёрнула их. Они, соскользнув, упали ей в руки.
В доме загорелся свет. Мама задрала голову и толкнула меня назад, в сторону деревьев. Мы пригнулись.
– Она рано проснулась, – прошептала мама, напряжённая, как струна.
В доме что-то затарахтело и задребезжало. Моя рука дёрнулась к ножу. Я наклонился в мамину сторону:
– Пойдём! Мне не нужна одежда.
Безжизненная одежда, болтающаяся на ветру.
Не успела мама ответить, как дверь распахнулась. Низкорослая толстая женщина, покачиваясь, вынесла что-то, оперев это на бедро. Она опустила свою ношу на землю, достала мокрый комок одежды и сильно его встряхнула. На моих глазах он превратился в сморщенную пару ног. Она закинула их на шнур, и ноги повисли, изредка дрыгаясь.
Пока женщина занималась своим делом, с противоположной стороны дома крадучись приближалось жалкое животное. Из-под свалявшейся шерсти проступали торчавшие рёбра. Я вопросительно поглядел на маму.
– Собака, – прошептала она.
Животное с надеждой заскулило. Лицо женщины, и без того хмурое, стало ещё мрачнее. Она подняла камень и швырнула в сторону собаки. Та взвизгнула и убежала прочь.
Я отшатнулся тоже и наклонился к маме.
Я наклонился к маме:
– Как ты можешь оставить меня с кем-то из них?
– Не все из них такие. Многое можно узнать по их лицам. И по рукам.
Руки женщины превращали комки в одежду.
Из дома донёсся пронзительный перезвон, и она поспешила вернуться туда. Потом хлопнула ещё какая-то дверь, взревел мотор, и потрёпанная конструкция с урчанием отъехала от фасада дома.
Я ахнул:
– Наземная лодка!
– Это грузовик, – объяснила мама. – Наконец-то она ушла, слава Луне! Теперь приоденем тебя, да и меня тоже, для нашего визита!
Она поспешила назад к паутине и схватила побледневшую кожу, которая была настолько бесформенной, что совсем не походила на тело.
– Мне подойдёт, – сказала она. Затем стала стягивать руки и ноги, прикладывая их ко мне одни за другими, пока не подобрала то, что нужно.
Чтобы натянуть ноги, мне пришлось лечь. Они были выцветшего голубого цвета. Я встал и споткнулся об их концы, после чего мама подвернула их немного выше. Когда мы закончили, я был голубого цвета снизу и серого сверху, похожий на торчащий из моря утёс.
– Она чешется, – заметил я.
– Ты привыкнешь. Это просто другая кожа.
Но она ошибалась. Это была жалкая пародия шкуры.
Мама положила руки мне на плечи и покрутила меня, осматривая со всех сторон.
– Чего-то не хватает, – сказала она. Её взгляд остановился на волосах. Она подвела меня к пеньку. – Сядь, – попросила она. – И дай мне нож.
Она вытянула клок волос и срезала его покороче. Параллельно с этим она наставляла меня:
– Ты останешься у женщины по имени Мэгги. Хотя её дом стоит в одиночестве, на том острове есть и другие люди. Постарайся, чтобы никто тебя не увидел. Следовательно, никаких блужданий по острову или заплывов в море.
– Мне даже плавать нельзя?
– Только у берега и если ты уверен, что никого рядом нет, – она принялась за мой затылок. – И запомни, Аран, это важно: Мэгги должна считать, что ты человек, поэтому веди себя по-человечески. Смотри, что делает она, и делай так же. Она не должна заподозрить, кто ты на самом деле.
Взмах, и на землю упал клок волос.
– Я сказала ей, что твой отец – жестокий человек и что он бьёт нас. Я собираюсь разводиться – это значит уйти от него, и это настолько злит его, что он может нас убить. Поэтому тебе и следует скрываться, пока я не найду нам жильё. Я вернусь за тобой во второе полнолуние.
– Разводиться, – повторил я, стараясь запомнить непонятное мне слово. История попахивала стыдом и обманом. Хуже всего было то, что я и чувствовал себя прескверно.
Мама отошла, чтобы оценить работу.
– Отлично, – сказала она, глядя на моё лицо. – Постарайся сохранить это же выражение лица, когда мы подойдём к её двери.
Я коснулся рукой плеча, затем потянулся выше. Мои волосы свисали короткой неровной бахромой. Я посмотрел вниз. Ни рук, ни ног – они исчезли. Моё тело было погребено под одеждой.
Вернувшись на берег, мама свернула всю одежду в узел так, чтобы было удобнее плыть. Затем достала из ямы свою шкуру. Она принесла её к берегу, расправила и потянула на себя…
Шкура не натягивалась.
Мамины глаза расширились. Она крепче ухватилась за края, но шкура висела на её плечах рыхлая, тонкая и сморщенная, словно чужая. Это выглядело так, будто бы она пыталась засунуть себя в странный чехол из кожи.
Я вздохнул. Когда я был маленьким и мама часто превращалась, бабушка просила её быть осторожней.
– Не стоит злоупотреблять даром Луны, – говорила она. – Будешь слишком часто снимать шкуру, однажды в неё не влезешь!
В этот момент я почувствовал резкий и горький привкус маминого страха.
– Пожалуйста, – прошептала она.
Ветер усилился. Накрапывал дождь. Капли стекали по маминой мешковатой шкуре, как слёзы.
– О Луна, – тихо молилась она, – пожалуйста!
Моё сердце посетила мрачная надежда. Если мама не превратится, то останется со мной навсегда-навсегда. Она не сможет заставить меня носить одежду. Она не оставит меня с людьми. Мрачная надежда расправляла крылья, словно летучая мышь перед тем, как сесть.
Нет! Я проник в глубину своего сознания и всеми фибрами души попытался изгнать эти тёмные мысли. Я думал о Лунном дне, о том, как мы все стояли у Пика и как все наши голоса сливались в один. И тогда та песнь зазвучала во мне. Я открыл рот, и из него вырвался высокий и чистый голос, словно я был Взывающим к Луне:
– Пой, Луна, напевай песню моря!
Звуки искрились в воздухе. Мама затаила дыхание, а затем запела:
– Воспевай воду, слёзы, свободу, стирая границы меж волною и берегом. Грядёт сладостное превращение, которое делает душу свободной.
Раздался звук, похожий на быстрые вдох и выдох, слившиеся воедино, – и морщины на маминой шкуре разгладились.
Она посмотрела на меня своими тюленьими глазами, глубокими и сияющими от слёз.
Мы долго молчали. Лежали там, в крошечной бухте, в окружении набегающих волн. Мамина ладонь-ласт лежала на моей щиколотке. Всё вокруг было наполнено шумом дождя.
Глава 22Остров Спиндл
Мы подождали наступления сумерек. Дождь перестал моросить, но в воздухе ощущалась тяжёлая влажность. Птицы улетели. Надвигалась буря.
Я зажал под мышкой узел с одеждой и взобрался маме на спину. Прямо из уютной бухты мы попали под оглушительный рёв. Нас окружили огромные бушующие волны, выл ветер, а сверху давили низкие тучи. Я таращился в темноту, в то время как мы всё плыли и плыли, и мамино тело изо всех сил рвалось вперёд, и мои руки гудели, вцепившись в верёвки упряжки.
Наконец перед нами возникли угрюмые очертания, черневшие на фоне окружавшей нас темноты. Суша.
Мы обогнули скалистый мыс, который скрыл нас от ветра, и внезапно наступила тишина. Мама остановилась перевести дух. В крошечной бухточке, где воды было с гулькин нос, на волнах покорно покачивалась дюжина привязанных лодок. На берегу, сбившись в кучу, стояло несколько домов.
– Это единственное поселение острова Спиндл, – сказала мама. – Гавань слишком мелкая для роскошных яхт и паромов, а подводное течение отпугивает туристов. Тут мало людей, и живущие здесь держатся сами по себе, – она удовлетворённо кивнула. – Идеальное место!