Заберут меня… Это про клетки и зоопарк? Она отправит меня туда, и мама никогда меня не найдёт. Но я обязан остаться! Всё кружилось перед глазами, жар душил меня, и я сжал руки в кулаки…
В ладонь впился твёрдый металл.
Дублоны!
Я подскочил к Мэгги и протянул руку. Диски слегка засверкали в ладони.
Женщина удивлённо приподняла бровь.
– Это золото! – сказал я. – Для вас, покрыть расходы.
Она взяла одну монетку и взглянула с жалостью:
– Золото. Тебе мама это сказала?
Я кивнул, со звоном передавая оставшиеся монеты, чтобы она ощутила их вес.
Мэгги вздохнула:
– Они игрушечные. Безделушки из пластмассовых сундучков в сувенирных лавках. Фальшивое пиратское золото.
– Оно не фальшивое! Оно настоящее!
– Ну, тогда я королева Англии!
Я ничего не понял, но не решился спросить.
Мэгги бросила дублоны перед собой на доску и наклонилась ближе, опустив руки на колени:
– Послушай, сынок. Я скажу тебе прямо, начистоту. Мама, которая подбросила тебя незнакомке, даже не удостоверившись, что с тобой всё в порядке… Знаешь, тебе лучше в приёмную семью.
– Но я должен остаться здесь, – сказал я. – Мама уехала за моей… за помощью. Она доверяет вам.
Мэгги поднялась на ноги:
– Давай-ка искупаем тебя, а потом подберём сухую одежду.
– Золото покроет расходы на меня, – сказал я, следуя за ней по комнате к другой двери. – Я могу помогать вам. Я сильный. Могу ловить рыбу. Это всего лишь до второго полнолуния.
За дверью находилась комната поменьше, не загромождённая вещами. Она была светлой и сияющей. Мэгги наклонилась к кранику, и вода хлынула в удлинённую полость.
– Не сомневаюсь в том, что ты будешь помогать, – сказала она, водя рукой в воде. – Но у меня никудышное здоровье. На меня нельзя рассчитывать, а уж на Джека тем более.
– Что такое Джек?
– Не что, а кто. Мой муж.
– Это как партнёр?
По её взгляду я понял, что сказал что-то не то, но она лишь ответила:
– Да, верно.
– Мама говорила, что здесь больше никто не живёт.
– Что ж, она ошиблась. Мой муж сейчас на Аляске, работает на рыболовецкой шхуне. Тебе нельзя здесь оставаться, когда он вернётся. Джек… – её губы сжались, она мотнула головой. – Никогда не знаешь, как он отреагирует. Иди снимай мокрую одежду и запрыгивай в ванну.
Над полостью с водой поднимался пар. Я смотрел на него с ужасом. Неужели люди варят себя в горячей воде? Я сделал шаг назад и вдруг уловил какое-то движение в противоположной части комнаты.
Сквозь просвет в стене на меня смотрел человеческий мальчик. Он был худой и жилистый, с копной волос, торчащих во все стороны, как пучки травы. Его одежда тоже была мокрая и липла к рукам и груди, как водоросли после отлива. Я ахнул, и его рот открылся. Я сделал шаг назад, и он тоже отступил. Его глаза блеснули. Один глаз карий, другой – голубой.
– Ты будешь снимать мокрую одежду или нет? – спросила Мэгги.
Но я не мог отвести глаз от мальчика в просвете стены. Я подходил всё ближе и ближе. Я протянул руку, и он сделал то же самое. Наши пальцы соприкоснулись на блестящей поверхности.
Человеческим мальчиком был я.
Глава 24Изображая человека
Мэгги выключила воду. В наступившей тишине комната наполнилась паром, в облаках которого скрылся и второй я.
– Ты не будешь купаться? – спросила Мэгги.
– Не буду.
Она вздохнула:
– Ну хорошо. Но мы переоденем тебя в сухую одежду, и никаких возражений. Ты такой худенький, вещи Томми должны тебе подойти. Пойдём.
Я проследовал за ней через загромождённую комнату, а затем по мрачному коридору. Она остановилась в темноте и глубоко вздохнула, словно готовила себя к чему-то, а затем открыла дверь. Там было так темно, что я ничего не мог разглядеть.
– Кто такой Томми? – спросил я.
– Это был мой сын, – ответила она. Её голос прозвучал так глухо, словно темнота обволокла и его.
В воздухе висел застарелый, затхлый запах. Мэгги вновь закашлялась, сотрясая плечами. Я вдохнул и задержал дыхание, пока её не отпустило. Она дотронулась до стены, и комнату наполнил свет.
Бо́льшую часть комнаты занимал широкий выступ. На нём лежала ткань с изображением большого синего кита. На стенах повсюду были нарисованы плывущие маленькие синие киты.
– Одежда в кладовке, – сказала Мэгги, открывая ещё одну дверь в самую маленькую комнату.
Зачем людям столько дверей? Они строят стены, чтобы спрятаться от ветра и волн, а потом ещё и кучу стен внутри этих стен для ещё большего одиночества.
Мэгги закрыла дверь кладовки.
– Ну, вот сухие шорты и майка. Проголодался? – Я кивнул. – Хорошо. Одевайся, а я приготовлю что-нибудь.
Она закрыла за собой дверь. Моё сердце вновь начало колотиться. Я был в ловушке, как рыба, которую закинули в приливной бассейн, чтобы съесть попозже. Мэгги сказала, что позвонит людям, забирающим детей. Может быть, она звонит прямо сейчас? Я навострил уши, пытаясь услышать, если вдруг она начнёт звать их на улице. Я потянул за ручку двери, дерево заскрипело, но не открылось. Я уставился на руку, моё дыхание участилось. Потом я вспомнил, как Мэгги повернула ручку. Я тоже повернул и сильно потянул дверь, которая с грохотом распахнулась.
– У тебя там всё в порядке? – спросила Мэгги.
– Да, – отозвался я. – Всё отлично.
Я стянул с себя влажную одежду и надел сухую. По крайней мере, в шортах мои ноги оставались голыми и я при необходимости легко мог выхватить нож. Я натянул майку на голову. В какое-то мгновение мне показалось, что я запутался в ней, но потом пролез и просунул руки в лямки.
Я услышал шипение и, ориентируясь на этот звук, нашёл Мэгги, которая склонилась над большой белой коробкой и тыкала во что-то лопаткой.
– Привет, – сказал я.
Она повернулась и ахнула. Лопатка упала на пол. Когда Мэгги наклонилась, чтобы её поднять, её взгляд задержался на моём ноже. Однако она ничего не сказала, лишь заметив:
– Забавно видеть тебя в его одежде. Тебя, с твоими разноцветными глазами. Садись, я положу тебе яичницу.
Я едва не сел на пол. Но потом вспомнил о сиденьях в другой комнате и сел на доску с четырьмя деревянными ножками. Люди ко всему приделывают ножки. Может быть, это даёт им возможность лучше себя чувствовать в длинноногом обличье, в котором они застряли.
Я ожидал, что яйца будут похожи на те, которые я таскал из птичьих гнёзд: свежие и жидкие. Но когда Мэгги поставила передо мной еду, мой живот скрутило. От бледно-жёлтого холмика шёл пар. Рядом лежали три тёмных брусочка, чем-то напоминавших мясо, но только безжизненное, как пень после удара молнии.
– Видимо, тебе нужна вилка, – сказала Мэгги, положив на стол серебристую палочку.
Для чего это?
– Острый соус будешь? – повисла пауза. – Знаешь, было бы проще, если бы ты отвечал мне. Хочешь кетчуп? – На яйца потекла красная жижа, вязкая и тёмная, словно загустевшая кровь.
«Вилка, – повторил я про себя, ощущая тошноту. – Кетчуп».
Мэгги вздохнула:
– Что ж, если ты не любишь бекон с яйцами, почему сразу не сказал? Что ты обычно ешь? – она открыла блестящую дверь, из-за которой подуло холодом. – Взгляни: чего бы ты хотел?
Внутри лежала всякая всячина, но не было ничего напоминавшего еду. Среди прочего было плоское блюдо с прозрачными листами. Возможно, это был незнакомый мне вид морского салата, который, по крайней мере, пах не так дурно, как мясо. Я взял один и уже открыл было рот…
Мэгги выхватила его у меня из рук:
– Ты с ума сошёл?! Это же пластиковая обёртка!
В конце концов мы всё же нашли кое-что съедобное. Оно называлось хлопьями. Я высыпал их на ладонь. Они хрустели, как маленькие косточки, и были почти такими же вкусными, как лосось.
Снаружи по-прежнему барабанил дождь. Небо прояснилось и стало светло-серым.
– Девять часов, – наконец сказала Мэгги. – Пора звонить в соцзащиту.
– Нет! – я последовал за ней из комнаты. – Меня несложно содержать, правда. И мама скоро вернётся. Возможно, даже раньше второго полнолуния!
Я ожидал, что она откроет дверь и закричит кому-то (чего с её кашлем, пожалуй, делать не стоило). Но она подняла какой-то чёрный предмет и приложила его к уху, а потом в задумчивости потрясла им.
– Телефон не работает, – сказала она, возвращая предмет на место. Затем посмотрела на окно, покрытое мелкими каплями дождя. Дождь стучал по крыше, сбегая с неё тонкими струйками.
– Это… это значит, что вы не можете позвонить? – спросил я. – Получается, я могу остаться?
– Можешь оставаться, – ответила она. – Пока не заработает телефон либо пока не утихнет буря и мы не сможем добраться до гавани – одно из двух.
Весь день буря звала меня выйти из дома. И весь день я сидел на стуле, потому что, видимо, так делали люди. Мэгги подбрасывала поленья в огонь. Нахмурившись, она прикладывала телефон к уху или выглядывала в окно, словно это могло остановить бурю.
К середине дня я проголодался. Мне ужасно хотелось свежей рыбы, в которой ещё билась жизнь, но пришлось согласиться на хлопья.
– Вот ложка, – сказала Мэгги.
В закрытом доме висел тяжёлый запах обгоревшего мяса. Я не знал, как называются вещи и для чего они нужны. Я следил за тем, как Мэгги прикасалась к разным предметам, что она чувствовала, когда брала что-то в руки, и как это использовала. Я навострил уши, чтобы ловить каждое новое слово. Кружка. Раковина. Плита. Худшим было слово ванна.
На закате Мэгги в последний раз коснулась телефона.
– Видимо, ты остаёшься на ночь, – объявила она. – А с учётом того, как разбушевался шторм, возможно, и на завтра. Давай приберёмся в этой комнате и приготовим тебе постель. Вот, держи метлу.
Я в недоумении уставился на неё. Мэгги показала, как подметать мусор и складывать его в особое место под названием урна, где под специальной маленькой дверцей люди прятали свои отходы.
Когда мы закончили, кровать была завалена кучей всяких покрывал. Ещё там была