– Верни нож, – подступил я к Марлону, – хватит, наигрался. Давай сюда.
Не надо было вообще отдавать ему этот нож – с каждой победой Марлону всё легче меня тиранить.
– Именно сейчас никак не могу, – ухмыльнулся Марлон сверху вниз, он ведь был на полголовы выше меня.
Зато я был быстрее его. Намного быстрее. Не успел Марлон опомниться, как мои пальцы уже ухватили гладкую рукоятку ножа. Жаль, лезвие торчало наружу. На одну секунду я отвлёкся, чтобы сложить нож, и как раз в этот момент Марлон со всей силы налетел на меня, как нападающий в американском футболе, так что я повалился назад, треснулся спиной о деревянный настил и проехал по скользким доскам под ограждение. Запах горячей серы сдавил мне горло. Неужели я сейчас полечу в кипяток?! У меня началась паника.
Я попытался подняться на ноги, но Марлон двинул мне ещё раз – так, что я проскользнул под перилами и мои ноги, угодив в горячую грязь, тут же в ней увязли. Ах ты, чёрт! Я ухватился за перила, напряг пресс и с трудом вытянул ноги в мокрых, облепленных тяжёлой скользкой грязью кроссовках. В нескольких метрах кто-то закричал на нас и стал браниться.
Марлон веселился от души:
– А одной рукой справишься?
И он занёс ногу. Что этот псих задумал? Хочет отдавить мне руку, чтобы я рухнул в кипящее болото? Он же сам только что рассказывал, как в этом пруду заживо сварился человек!
– Если ты меня убьёшь, тебя посадят в тюрьму! – зарычал я.
– Да ладно, за что? За то, что ты испачкал в болоте кроссовки?
Деревянные мостки задрожали. К нам кто-то бежал. Если Марлон настроен серьёзно, они не успеют. Но, кажется, предупреждение о тюрьме подействовало: он больше не стал меня топить – только стоял и злобно лыбился.
Я перевалился через край мостков и лёг на доски. И увидел нож. Он выпал у меня из рук и упал на скользкий настил. Я инстинктивно потянулся за ножом.
– Не получишь! – крикнул Марлон и приготовился пнуть нож ногой.
Спасибо, Марлон. Я вцепился в его ногу, подтянулся и одним движением вскочил на ноги. Потом схватил его руку и заломил ему за спину. Этому приёму меня научил Билл Зорки. Марлон скорчился, но успел пнуть нож ногой. Тот полетел в бирюзовый кипяток и, сверкнув и пустив пузыри, опустился на дно, где на него теперь годами могли любоваться туристы.
– Прекратите! – заорал нам Дональд, подбегая и хватая меня и Марлона за руки. – Совсем озверели!
Да уж, озверели – подходящее слово! Мы все трое обернулись на плеск и в крайнем изумлении увидели, как нож на дне пруда стал бешено вращаться, распадаться на куски и в конце концов с глухим всплеском взорвался! В настил плеснула волна кипятка.
– Господи, что это было?! – выговорила Анна, подходя к нам и держа за руку Мелоди.
– Хотел бы и я это знать, – ответил я.
Вечер не удался. Нотации, допрос, угрозы, стирка испачканной одежды и обуви. Версии Марлона, будто я ни с того ни с сего напал на него, никто, к счастью, не поверил. Однако без ужина оставили обоих. Но мне было наплевать. Я всё вспоминал взорвавшийся под водой нож, и мне становилось не по себе. Что это на самом деле была за штука? Может быть, прибор слежения? Видимо, Эндрю Миллингу осточертело подслушивать безмозглый трёп Марлона и его приятелей о футболе.
– Итак, я, Анна и Мелоди ночуем в семейной палатке, – объявил Дональд, – Марлон и Джей спят в двухместной.
– Никогда в жизни! – выпалил я. – Я буду спать снаружи.
Они вылупились на меня, как будто я заказал на ужин живого кролика.
– По тебе будут муравьи ползать, – скривилась Мелоди.
– Переживу, не рассыплюсь.
Дональд только задумчиво поглядел на меня, и я на секунду испугался, что он догадается, кто я на самом деле.
Когда костёр уже догорел, а Мелоди уснула, я лежал поверх спального мешка на опушке леса и глядел на звёзды. Хрустнула ветка – кто-то идёт. В темноте мои глаза различили Анну.
– С тобой всё в порядке? – спросила она, опускаясь рядом со мной на колени и гладя меня по волосам. – Ты изменился.
– Ещё как.
– Ты уверен, что новая школа идёт тебе на пользу?
Я был тронут её заботой.
– Уверен, – ответил я, – всё хорошо. Правда.
– Ты же знаешь, ты можешь со мной поговорить о чём угодно.
– Да, – солгал я с тяжёлым сердцем.
О самом важном для меня я никогда не смогу с ней поговорить.
– Ну, тогда спи сладко до утра, – шёпотом пожелала Анна и поцеловала меня в лоб.
– И ты, – пробормотал я.
Анна поёжилась, обхватив себя руками:
– Брр, как холодно по ночам в сентябре. Если тебе на нос упадут первые снежинки, приходи спать в палатку, ладно?
– Ладно, приду, если что.
Без меха действительно прохладно. Но это легко изменить.
Как только все заснули, я выбрался из спальника, улёгся на землю, усыпанную сосновыми иголками, закрыл глаза и стал вспоминать, как хорошо быть пумой. Когда я поднялся с земли, у меня уже были лапы. Я проскользнул между деревьями. В кемпинге ещё не спали, но меня никто не заметил.
Я обыскал всё, обнюхал каждое помеченное дерево, изучил все следы когтей, перепроверил остатки добычи, исследовал всю долину. Всё напрасно. Моей семьи здесь не было. Я учуял только одну старушку-пуму, семейство бурых медведей и одного барсука, который рыл себе нору.
Утро выдалось солнечное. Рэлстоны выбрались из палатки, кутаясь во флисовые свитера, и стали разводить костёр. Мы с Мелоди покормили бурундука кукурузными хлопьями. Он взял хлопья в передние лапы и быстро схрумкал. Это был простой бурундук, не оборотень. Мог бы сойти на завтрак, хотя яичница с беконом тоже недурно.
– Сегодня идём в горы, – объявил Дональд, – растрясёте свою агрессию.
– И вообще, ходить в походы – это спорт, Марлон, – заметила Анна, – для подростков особенно полезно.
Марлону в этот момент было наплевать на спорт и его пользу для подростков, он без остановки тыкал пальцем в свой смартфон.
– Чёрт, сигнала нет! – злился он.
– Вот и отлично! – Анна выхватила у него телефон. – Мы сюда не за этим пришли. Тут и без телефона хорошо.
– Ты совсем уже?! – нахамил матери Марлон и в наказание был лишён участия в походе и отправлен в палатку.
Без него было гораздо лучше. В превосходном настроении мы следовали один за другим по тропинке. Тропинка вилась по лесу, через полынь с дикими цветами. Мелоди восхищалась жирными цикадами на стволе дерева, подбрасывала пёстрые осенние листья и снова кормила белок и бурундуков. Я с удивлением слушал, как общаются между собой обычные белки. Язык зверей для нас, оборотней, как иностранный язык для людей. Белку я понял хорошо: она жаловалась на конкуренцию на их территории. Смешно, ей-богу! Она обозвала меня «человековонючкой», а я запустил в неё сосновой шишкой.
– Ты чего? – рассердилась Мелоди.
– Она противная, – объяснил я, и Мелоди посмотрела на меня как на психа.
Мы вышли к месту, где пару лет назад бушевал пожар. Здесь из подлеска торчали голые мёртвые корявые сосновые стволы. На одном из них сидел, как толстый бело-коричневый шар, белоголовый орлан.
– Гляди-ка, – сказал я Мелоди.
– Ух ты! – выдохнула она.
– Какое у тебя острое зрение, – похвалила Анна. – А я его и не заметила.
Уж не директриса ли наша сидит там на верхушке обгорелой сосны и наблюдает за мной? Да нет, не она. Орлан расправил крылья и плавно примкнул к своим, а у тех было какое-то дело в траве. Мы подошли поближе – оказалось, они доедали мёртвого оленя, уже несвежего. Лисса Кристалл точно не станет такое есть.
– Орлы часто доедают добычу крупных хищников, – объяснил я Мелоди, и она посмотрела на меня с неожиданным уважением.
– Как много ты знаешь о животных, – оценила она.
Следующая находка меня совсем не обрадовала: следы двух бурых медведей на берегу ручья в прибрежном иле. Отпечатки совсем свежие, даже не успели заполниться водой. Самка с детёнышем-подростком. Если этой мамаше померещится, что мы угрожаем её ребенку, нам несдобровать. В человеческом обличье я медведю не противник. Сердце у меня заколотилось. Отпугивающего спрея с собой нет. Надо ли вообще сообщать семье, что я заметил следы? Запаникуют ещё. Что тогда делать? Если Мелоди рванёт от медведицы бегом – только хуже раззадорит зверя, а медведи сейчас голодные, им надо много еды, чтобы запастись жиром для зимней спячки.
Я шёл последним, и меня никто не видел. Я принюхался. Медведи были метрах в пятидесяти от тропинки! Нужно было срочно что-то предпринять!
– Давайте повернём назад, – предложил я.
– Но мы гуляем всего час, – огорчилась Анна. – Тебе нехорошо, Джей?
– Мне ботинки жмут, – объявила Мелоди.
Как удачно! Мелоди села на поваленный ствол, Анна сняла с неё ботинок и стала осматривать её ногу, а Дональд растирал в пальцах какую-то целебную траву.
Я пробормотал, что мне надо отойти, и ускользнул. Я подкрался к медведям – они не обращали на меня внимания. Дурной знак! В шкуре пумы я бы прогнал их без труда: огрызнулся бы, пару раз двинул лапой по морде – и моя приёмная семья была бы в безопасности. Надо быстро превратиться, пока Рэлстоны не видят.
Только… я слишком напряжен. На руках у меня выступил светло-коричневый ворс, и больше ничего не получалось. И тут медведи меня заметили. Меня, человека, чужого и опасного. Я сосредоточился. На ушах выросла шерсть, клыки начали вытягиваться и снова замерли. Такими клыками не напугать даже сурка.
Медведи не уходили: они объедали рябиновое дерево. Медведица время от времени поднимала голову и недоверчиво глядела на меня. Не надо знать медвежьего языка, чтобы понять её недовольное рычание: «Отвали, чужак, живо! Иначе пожалеешь!»
Её пацан наелся рябины и с любопытством потопал в мою сторону. У матери был дурацкий вид. Она последовала за сыном. И вот уже они оба от меня на расстоянии брошенного камня.
Ну давай же, превращайся! Стань пумой и двинь на них полцентнера своих стальных мышц! Коготь вырос только на одном из моих пальцев. Вот спасибо!