– Я так не думаю.
Один из гномов зарычал. Низкорослый, но всё равно выше полурослика на голову. Плечи вдвое шире. Гномы всегда взрываются первыми. Резчик это знал.
– Оглодыш! Огрызок! Иди сюда!
Нож.
Гном упал на колени. Чёрная в лунном свете кровь выплеснулась на дорогу из развороченного горла.
Резчик проскользнул под разрубившим воздух мечом эльфа, – клинок слишком длинный – рассёк сухожилие на локте, почти отрезал остроухому руку. Аккуратно, как повар обычно отделяет куриную ножку по суставу. Бомми даже не успел вытащить оружие. Резчик сделал это сам, когда тот уже падал. С двумя ножами он стал похож на садовника с секатором.
Живот, связки под коленом, шея… Кровь брызнула, окрасила одежду. Щель между доспехами под мышкой, пах. Второй гном и второй человек.
Кто-то из раненых заскрёбся на дороге, в агонии царапая землю, но Резчик не обернулся.
Следующая группа охотников застала Резчика врасплох, когда он переходил канал по бревну возле покосившегося лодочного сарая.
Резчик. Сейчас его не могли звать Палец. Маленького деревенщины, мужа пугливой и доброй, смешливой и нежной полурослицы не было. Он вскочил на колено нападающему и вогнал оба кинжала под подбородок, пробив череп насквозь. Шипастое било кистеня почти задело Резчика, но он ушёл из-под удара в длинном прыжке. Резчик услышал глухой удар стали о рёбра уже мёртвого бандита.
Резчик проскочил между ног бородача с кистенём и подрезал ему оба сухожилия под коленями. Ноги бородача подогнулись, он упал на колени. Резчик сделал шаг, приподнял раненому бороду и перерезал горло. Демонстрация силы оставшимся противникам.
Смерть двоих в едва начавшейся драчке отрезвила остальных.
– С Резчиком не сдюжить, – тихо, с отчаянием в голосе проговорил длинный, молодой ещё парень, щедро испещрённый оспой.
Резчик помнил этого парня, тот появился в банде на три года позже. После посвящения долго и мучительно блевал от выпитой браги, а Резчик носил ему воду.
Долговязый отступил на шаг, ещё на один, бросил под ноги чекан и побежал в ночь. За ним отступил старый эльф.
Остался здоровенный северянин с небольшим, в сравнении с его лапищей, топором. Он ринулся в атаку, ловко и неожиданно быстро орудуя топором. Так ловко, что задел обухом ногу Резчика и отшвырнул лёгкого полурослика шагов на десять.
Резчик, запретив себе чувствовать боль, отпрянул от топора, пронёсшегося в ногте от его лица. Прыгнул, занося в прыжке кинжалы, и приземлился на плечи гиганта, вогнав клинки в глазницы. Нож для бумаг скользнул по кости и сломался.
Резчик нашёл замену тут же, обшарив трупы.
К дому у овощных складов он вышел после полуночи.
Жадные тучи старались поглотить серебристо-серый шар луны – маленький, холодный и недосягаемый, как монетка в чужой руке.
У двери дома Резчика встречал только один противник. Дроу. Он стоял, скрестив руки на груди.
– Я думал, что мастер преувеличил твои возможности, – сказал дроу с лёгким змеиным шипением выходца из Подземья. – Ты убил всех? Их было двадцать!
Стоило спешить. Ещё десять противников могли появиться за спиной.
– Я слышал о тебе, Резчик. Твоё прозвище до сих пор вспоминают в Хвантише. Но теперь уже реже. Теперь появился я.
Он вытащил из-за спины два изогнутых, как когти виверны, кинжала.
Кинжалы сплелись в угрожающем танце, кромсая лунный свет и разбрасывая отражённые блики.
Дроу был опытен, силён и очень быстр. Те, кто отказывался платить весёлым парням дань, могли с полным основанием бояться его, как знамения судного дня. Не будь дроу таким самоуверенным и будь он полуросликом, всё закончилось бы иначе. Но полурослики были незаметными и их часто не принимали в расчёт, забывая, что они – самая ловкая раса.
Резчик сменил один из ножей на кинжал дроу, оставил себе гномский. С трудом поднялся с колен. Оторвал полоски ткани от рубахи дроу, перевязал предплечье, бедро и голову – боли не чувствовал, но из пореза на лбу не останавливаясь текла густая и горячая кровь, застилая обзор.
Толкнул открытую дверь и вошёл.
Шейлом всегда считал себя лучшим и в подражание известным магам старых эпох мастерскую организовывал на верхних этажах занимаемых бандой домов.
Кабинет мастера охраняли двое в доспехах: гном и человек. Оба с топорами.
Резчик пропустил всего один удар, но он едва не стал для него последним. Кромкой щита гном ударил Резчика в солнечное сплетение. В то мгновение, пока не мог сделать вздох и готовился к тому, что топор гнома расколет его голову, как орех, Резчик снова стал Пальцем. Палец не мог дышать, не мог увернуться. В отчаянии чувствовал, что в глаза его будто сыпанули песку, и по носу скатилась и упала на грязный мрамор пола розовая, смешавшаяся с кровью слеза.
Он увидел три маленькие фигурки: половинчики, оглодыши, люди-с-пальчик. Все трое были замотаны в тряпки. Ветер швырял в лица снежную крошку. На ресницах застыл иней. Из глаз самой высокой фигурки медленно выкатилась, сползла по щеке, оставив блестящий, тут же замёрзший след, слеза. Искрясь, как бриллиант, слеза упала в снег, растопив в нём тонкую лунку. И в этот же миг Палец сделал судорожный вздох и стал Резчиком.
У гнома он разрезал кожаные крепления доспехов и вогнал лезвие по рукоять в шею, у самого края кольчуги. Гном дёрнулся, вырвал из руки Резчика нож, пошёл вдоль стены, оставляя за собой красный след, хватаясь ладонями за выступающие кромки кладки. Погибнуть гному от гномского ножа – какая злая ирония! Палец мог задуматься о том, стали бы делать гномы оружие, зная, что будут сами гибнуть от него. Или, по крайней мере, насколько дороже стали бы продавать. Резчик об этом не думал. С человеком справиться было проще. Шлем мог служить хорошей защитой от палицы, но прорези в нём не спасали от кинжала.
Резчик вырвал из тела гнома кинжал. Скупой гном даже мёртвым не хотел расстаться с куском стали из родных Шадарских гор.
***
Шейлом расхохотался, увидев Резчика.
– Говорил же им, дуралеям! Предупреждал! Но ты, ты… как в старые времена! Весь в крови и всех победил. И, как раньше, это не твоя кровь?
– Моей тут не меньше, – ответил Резчик.
В большой реторте кипела и пузырилась жидкость, перетекала по стеклянным трубкам в другие сосуды. Самым важным сосудом служил маленький принц, из надреза на руке которого в бурлящую жидкость большой реторты капала кровь. Принц был связан. Его кудрявая головка покоилась на груди. Волосики слиплись, на бледных висках поблёскивали капли пота.
– Не мешай! – крикнул Шейлом. – Завтра утром принц вернётся к отцу. Объеденное крысами тело другого ребёнка найдут в нижних канавах. Принц вернётся к отцу, а потом станет королём.
– Шейлом, ты же всегда был умным человеком. Неужели ты действительно решил, что осуществишь этот идиотский план?
Теперь уже Резчик расхохотался. И стал Пальцем.
– Я уже осуществил его! – крикнул колдун. – Только ты мешаешь. Но это ненадолго.
Он поднял руки, готовясь сразить Пальца заклятием.
– У тебя когда-нибудь были дети, Шейлом? – спросил Палец. – Знаешь ты, что дети меняются и растут? Как ты собираешься взрослеть в теле принца, Шейлом?
На миг колдун замер с открытым ртом.
– Какая неприятная мелочь, да, Шейлом?
Палец оказался рядом.
И тут же шея Шейлома раскрылась страшной улыбкой, сквозь которую хлынула кровь.
***
Палец достал из-за пазухи обломки короны. Большая чёрная жемчужина выпала из гнезда на колени мальчику. Полурослик встретил взгляд принца, и ему понравились внимательные и умные глаза будущего короля.
Палец снова полез за пазуху, вынул и вручил наследнику престола, совсем ещё ребёнку, деревянную игрушку – рыцаря в доспехах. Рыцарь был измазан кровью, словно сам побывал в сражении.
Маленький принц улыбнулся, сжал рыцаря в кулаке и протянул Пальцу на ладони чёрную жемчужину.
– Простите, Ваше Высочество.
Маленький принц кивнул.
– Спасибо.
Палец поклонился и вышел. В его кармане лежал сжатый до блестящей перламутровой горошины Домик-возле-холма. Внизу со стуком открылась дверь.
Послышались голоса, зовущие Шейлома.
Пальцу предстояло ещё раз стать Резчиком. И после этого окончательно сменить боевые кинжалы на столярные ножи.
Субботняя встреча
Наконец. Сегодня – тот самый день. Мой день. Так устала на работе. Вымоталась. Кажется, все силы к пятнице израсходованы. Всю неделю мечтала о выходных. Субботу жду больше всего. Я мечтаю о ней всю неделю. Представляю, как произойдет наша встреча. Я и он. Готовлюсь заранее. Думаю, как мы отдохнем. Растворюсь в нем. Обязательно! Дотронусь до него и поплыву по течению моей страсти. Я это могу – плакать и смеяться одновременно, становиться немного шальной. Думать, что теперь можно и умереть. Не сейчас, конечно, а после долгожданной встречи с ним. Как еще один глоток свободы и счастья. Мне просто необходимо еще раз забыть про рутину, скуку, всё, что надоело до тошноты.
Я жду этого дня всю неделю, и ожидание счастья дает мне силы. Они просто необходимы, чтобы дотянуть пять дней на нелюбимой работе. Только так я могу делать то, что мне совсем не нравится. Ненавижу, терпеть не могу…
И вот наступает день нашей встречи. С утра чувствую прилив сил. Отлично! Я даже делаю нечто отдаленно напоминающее зарядку. Зачем мне это? Говорят, бодрит. Смеюсь громко. Меня-то зачем бодрить сегодня? С утра ношусь, как заведенная. У меня все по графику – составлен с вечера пятницы. До встречи я должна передалать уйму дел. Все у меня в мозгу расписано по пунктам – пропылесосить и вымыть пол, поставить стирку. Сегодня, в субботу, перегладить всё, что высохло. Я включаю Вивальди или Чайковского и глажу. Музыка и плавные движения утюга вводят меня в транс. Да, музыка способна на такое. Я даже забываю, что не люблю гладить. Это не важно, когда звучит божественная классика. Кажется, мысленно подпеваю. В реале себе это плохо представляю – с моими музыкальными способностями. Но какие-то “Kя-ля-ля” отчетливо звучат у меня в душе. Вот, всё прогладила и сложила.