Анатолий Константинович Сухотин
Превратности научных идей
От автора
С давних дней наука помогает обживать внешнее пространство, постигать наш внутренний мир, свои возможности и пределы. Она и появилась, чтобы содействовать освоению среды, ее преобразованию в очеловеченные ценности, приспособленные к интересам и нуждам людей.
Однако между столь высоким назначением и его олицетворением в осязаемых итогах — напряженная цепь преодолений, борьбы идей и характеров.
Не сразу, не вдруг становится очевидным практический смысл научного открытия. Как говорится, наука не любит выставлять напоказ свою красоту и величие. Многое из ее обещаний выглядит поначалу далеким от запросов момента, а то и вовсе беспомощным. Даже самому первооткрывателю отнюдь не всегда ясно, на что годится его результат, где найдет он широкожеланный прием. Уходят годы, быть может, десятилетия и более, прежде чем завоеванные истины вернутся к нам изобретениями необходимых орудий, механизмов, вещей.
Такова повседневная, еще не переписанная набело жизнь науки, продвигающейся сквозь заслоны и драматизмы.
Книга и предлагает невыдуманные истории, казалось бы, бесплодных открытий, курьезов, которые, однако, в другое время, в другом измерении оборачиваются ценными воплощениями в человеческих решениях и делах. Перед нами пройдут не принятые родной эпохой фантазеры, приносящие несбыточные проекты, чудаки, наводняющие мир нелепыми гипотезами, вообще люди, рискующие идти вразрез общепринятому и… побеждающие. Ведь все в последнем звене полезные вещи у истоков не более чем поток воображения смелых, но увы, не признанных умов.
Соседи милые, не тратьте слов впустую
И чудаков не осуждайте зря.
Ведь корабли, что в мире существуют,
Однажды поднимают якоря.
Наше повествование пройдет и по территориям действительно бесполезного знания, каковым оно становится под властью известных обстоятельств, препятствующих воплощению задуманного мыслью, а также из-за недостатка нравственной чистоты у тех, кто, заступая в науку, лелеет корыстные цели.
Надеемся, что рассказанное поможет молодым смелее войти в научную жизнь, понять устремления, заботы и радости — все, чем наполнена ее текущая, будничная работа, понять и вынести из этого идущие к делу применения.
Наука на весах практического отсчета
Чем дальше в дальнее уходит цивилизация, тем ощутимее вклад науки в размер ее шагов, выше зависимость жизни от успеха ученых, глубины их помыслов, величины исполнения. В свое время М. Ломоносов написал: «Широко распростирает химия руки свои в дела человеческие». С тех ломоносовских дней наука еще старательнее входит в нужды общества, теснее проникаясь его интересами.
Ее лучшие умы всегда внимали этому предназначению, не ведая иных побуждений своим силам. Выдающийся немецкий ученый XVII — начала XVIII столетия Г. Лейбниц был тверд: «Цель науки — благоденствие человечества, преумножение всего, что полезно людям». Его слова не разомкнулись с делом. Он многое успел у себя в Германии, а затем проникся участием к заботам народа российского (не потому ли, что по происхождению славянин, уроженец одной из пограничных с немцами земель?). Г. Лейбниц встречался с Петром Первым, помогая ему распространять и укреплять науки. В награду получил звание советника юстиции русской службы — седьмой по табели о рангах чин из четырнадцати, дававший дворянское звание на уровне подполковника.
Заинтересованность в жизненной отдаче своего труда по-особому занимала многих русских ученых, вообще отечественную интеллигенцию. Великие в познании природы — Д. Менделеев, К. Тимирязев, другие — были столь же великими в пристрастии к судьбам России.
Вступая в науку, Д. Менделеев определил это как шаг помощи в закреплении новых форм хозяйствования, в повышении пульса жизни, овладении знаниями. Выдающийся химик немало успел на этом пути, и не в одной лишь химии. Он берется за исследования в горном деле, в металлургии, по морскому ведомству, участвует даже в пробных полетах на шатких воздухоплавательных конструкциях. Д. Менделеева заботили экономическая обстановка в стране, положение торговли, денежное обращение. Он тщательно проникал в вопросы управления, обременяя себя многими социальными проблемами. С таким же пристрастием входил в темы переустройства народного К. Тимирязев.
Так наука, ее сыны, по крайней мере любимые сыны, во все времена близко участвовали в переменах жизни, в подъеме ее состояния, культуры, нравственности.
Наше время много решительнее, чем прежде, обращается к науке. На глазах вершатся дела, которые можно воплотить, лишь сверяясь с резолюцией ученых. Вопрос не только в том, что с их приговором необходимо считаться, с ними искать встреч. Обществу выгодно разворачивать научные исследования, часто даже более выгодно, чем, скажем, умножать производство, возводить новые предприятия, линии транспорта и связи. Все более оправдываются описания К. Марксом науки как «самой основательной формы богатства». Не случайно ныне в большинстве развитых стран (США, Японии, СССР, ФРГ) доля затрат на научные, опытно-конструкторские цели составляет до 5–6 процентов национального дохода. А почему?
Прежде других по той причине, что научно-техническая мысль умеет предъявить наиболее эффективные промышленные установки и технологические режимы, посоветовать удобные схемы упорядочения труда. При том важна затратная, точнее, антизатратная страница в государственном плане и бюджете. Это факт, что однажды полученный наукой результат можно использовать вновь и вновь, решительно не расплачиваясь каждый раз за подобное использование. После того, как открытие сделано, оно становится всеобщим достоянием и практически не знает цены в том смысле, что не является предметом купли-продажи.
Что касается трат на само получение открытия, то и здесь у науки своя привилегия: оплата научного труда обходится, как правило, ниже его стоимости. Сейчас посмотрим почему.
Будучи поглощен решением задачи, исследователь — если, конечно, перед нами неподдельно исследователь — не «отпустит» ее. Он станет думать про то не только в часы службы (за что, собственно, ему и выходит заработанная плата), но и дорогой на службу, во время обеда, на отдыхе и даже… во сне.
Рассчитывая экономичность науки, учтем также, что воспроизводство ее «продукта» требует — в отличие от обычного — много меньше затрат (времени, сил, материальных расходов), чем его первоначальное производство. Научное открытие дается дорогой ценой и лишь избранным, но освоить, понять его (воспроизвести) доступно практически широкому кругу людей, к тому же в гораздо более спрессованные дни. Так и оборачивается, что гении в неимоверных трудах добывают то, что мы проходим в школе…
Такова подоплека считать науку одной из рентабельных в народном хозяйстве структур (если не самой рентабельной) и рассчитывать в поисках наиболее эффективных путей промышленного и социального развития на нее.
Возьмем дефицит сырья. XX век преподает такие скорости извлечения полезных ископаемых, что сеет полное смятение умов. В течение 80 последних лет взято у земных глубин намного больше, чем за всю человеческую историю «от неолита до теодолита». И то сказать, нас уже пять миллиардов. Но каждому отдай на сутки 300–400 литров воды да два килограмма пищи, а еще около килограмма многих разных материалов — металла, бумаги и прочее.
Ныне ежегодно у Земли изымают около 35 миллиардов тонн горных пород. Верно, и возвращают немало: столько же миллиардов литров промышленных стоков каждый год пополняют наши и без того мутные реки. И все от того, что используется лишь три-пять (по другим данным — всего только два) процентов вещества, доставленного наверх, остальное — в отвал. Сейчас на каждого землянина ложится около 20 тонн отходов ежегодно!
Естественные запасы планеты на исходе. Уже прибрано к рукам 85 процентов мировых запасов меди, 87 процентов железа. Не лучше рисунок и по другим ископаемым. Если пойдет и далее с таким же разворотом, то изведанные земные источники свинца, олова, цинка, всех благородных металлов будут в ближайшие годы «съедены». Лишь немногим удачливее судьба алюминия, марганца, никеля, ряда других. С ними обещают «справиться» на старте следующего столетия. Что же предпринять?
Рецепт, и, пожалуй, единственный, — искать обходные пути, подставляя заменители металлов, изобретая новые технологии, режимы производства, то есть уповая на мощь науки. Не случайно так настойчиво пробивается убежденность, что современная экономика должна опираться скорее не на естественные ресурсы, а на головы ученых. А то ведь впору на Луну идти за железом. Но и тут без науки ни шагу.
От науки, ее творцов, естественно ждать изобретений и открытий, несущих уверенную практическую прибавку. Если теория не продвигает нас по пути воздействия на нашу жизнь, совершенствуя и украшая ее, то в оценках такой теории наблюдается заминка. Это и понятно, нужны ли исследования, которые вдали от каждодневных забот, которые не умеют облегчить труд или обставить наш быт полезными вещами?
Эту позицию можно понять. А. Эйнштейн как-то заметил: «Теперь я знаю, почему столько людей на свете охотно колют дрова. По крайней мере сразу видишь результаты своей работы». Великий физик знал, что от его теорий к практической науке путь неблизкий.
Знание, имеющее прямой выход в хозяйственную жизнь, в промышленность, быт, обычно и квалифицируют как полезное.
Когда речь заходит о фундаментальной науке, кажется, все принимают ее значение (хотя и не все едины в толковании самого обозначения). Между тем именно на головы «фундаменталистов» сыплются прежде и теперь упреки в оторванности от практики, в неспособности подойти к темам эпохи. У этих наветов давняя традиция, не остывшая до нынешних распрей. Пометим ее хотя бы немногими примерами.