– Прекрасно, мсье. В добрый час. В ассигнациях так в ассигнациях. По крайней мере установим их твердую стоимость хотя бы на нынешний день. Только так мы можем знать, что мы с вами делаем. Иначе вы заставите меня, продавая вам эти ружья, впутаться в чудовищную авантюру, и один Бог ведает, до какой степени вздуется цена на эти ружья при подобном риске и неопределенности дня оплаты. При этом учтите ещё ту разницу, которая возникнет оттого, что я вынужден покупать ружья оптом, а вам продавать их поштучно, не зная заранее, сколько придется выкинуть негодных. Я не могу подвергать себя одновременно стольким случайностям.
Не стоит напоминать, что министр, ничего не понимающий в такого рода делах, отправляется в комитет. В комитете тревога. Австрийские войска подходят к границе, чтобы спасти от анархии Францию и Европу. Герцог Брауншвейгский назначен главнокомандующий, а этот герцог слывет талантливым полководцем. Дюмурье, министр иностранных дел, требует от императора заверений, что Австрия воздержится от вмешательства во внутренние дела Франции, как будто и без того не видать, что она не воздержится. Из Вены приходит ответ, что Австрия станет действовать в согласии с другими монархиями, пока кровавые заговорщики во Франции будут стремиться ограничить свободу короля и нанести ущерб монархии. Становится ясно, что это война.
Войне нужны ружья. Комитет предлагает поставщику тридцать ливров на ассигнации за ружье. Пьер Огюстен переводит по курсу и получает восемь флоринов восемь су за ружье. Его расходы могут составить от шести до шести с половиной флоринов. Может получиться хоть и небольшая, но все-таки прибыль. Прибыль сегодня. А что будет завтра и послезавтра? Ученик Пари дю Верне, он знает, что с началом войны курс ассигнаций полетит в тартарары и что вместо прибыли его ждут не просто убытки, а разорение.
Он вынужден взять назад свое слово, после чего попадает в щекотливое, даже опасное положение. Патриоты кричат на всех перекрестках. Всюду видят измену, и в самом деле изменники всюду. Только патриоты разбираются в этих делах точно так же, как военный министр разбирается в курсе валют, а потому хватают первого встречного и волокут на фонарь или в трибунал, если, разумеется, ещё повезет. А что делает он? Он отказывается поставить Франции пятьдесят тысяч ружей. Это фонарь.
Он придумывает отгородиться от фонаря документом. Он предлагает изложить эту историю письменно, с тем, чтобы министр ознакомился с ней и скрепил её своей подписью. На прощание он говорит:
– Я тем более удручен, что крах нашей сделки повлечет за собой не только абсолютную, но также и относительную потерю. Эти ружья не могут не быть проданы. Если я расторгну купчую, мой поставщик вынужден будет вступить в переговоры с нашим врагом: ведь он купил, чтобы продать. Стало быть, для нас станет на шестьдесят тысяч ружей меньше, а у них на шестьдесят тысяч ружей больше. Другими словами, мы теряем сто двадцать тысяч ружей, не считая тех, которые мне обещал мой поставщик.
Записка составлена. Министр отказывается её завизировать. Причина проста: если он подпишет её, обвинение в измене будет предъявлено ему самому. Министр предпочитает договориться. Интересуется, не имеет ли иных преград, которые можно было бы устранить. Ну, в этом сложном деле слишком много препятствий. Вот одна:
– Если бы мы пришли к соглашению, я был бы вынужден взять в долг около пятисот тысяч франков на ассигнации. С этой целью мне придется заложить мои облигации женевского займа, на чем я потеряю громадную сумму в тридцать тысяч, хотя при старом режиме эта операция стоила только шестьсот ливров. А если начнется война? Залог облигаций женевского займа может обернуться обвинением в недостатке патриотизма или в измене. Кроме того, ружья придется везти окольным путем. В таком случае я понесу слишком большие убытки.
Министр в комитет. В комитете судят и рядят. Разрешают взять в залог облигации без процентов на время залога и выдать аванс из казны. Со своей стороны министр уверяет, что война не успеет начаться до того дня, когда ружья будут во Франции. Ведь понадобится месяца два или три. Это военный министр говорит, когда война уже на носу.
Пьеру Огюстену приходится согласиться. Ему тоже остается надеяться, что у него в запасе два месяца мира, если об этом говорит военный министр. Остается подписать соглашение. Не тут-то было! В канцелярию военного министерства будто бы поступает предложение купить те же ружья на два франка за штуку дешевле.
Пьер Огюстен в тупике. Что? Попытка сорвать сделку? Чья-то преступная провокация? Или чиновники министерства решили поторговаться? Его изворотливый ум находит выход и тут:
– Есть отличная возможность разобраться, в чем дело. Вместо того чтобы порвать наше соглашение и заключить другое, из которого ничего не выйдет, поскольку ружья безвозвратно переданы мне нотариально оформленной купчей, пойдите на обе сделки, но обяжите поставщиков уплатить неустойку в размере пятидесяти тысяч франков в случае невыполнения условий договора. Один из поставщиков окажется не в состоянии выполнить обязательство, так как одни и те же ружья не могут быть одновременно проданы двумя разными людьми. Вы увидите, как ваше предложение разгонит этих почтенных людей, подобно зимнему ветру, который сметает сухие листья.
Договор переписывается. В него включается неустойка. Второе предложение испаряется, как он и предполагал. Наконец появляется подпись министра. Остается получить аванс под залог. Только теперь Пьер Огюстен открывает свой сейф и приходит в недоумение. Он ведет множество операций. Его счета многочисленны. Его состояние в различных банках Европы достигает такого размера, что он не всегда знает, что где лежит. Он обнаруживает пакет женевских облигаций на семьсот пятьдесят тысяч, тогда как в кассу министерства обязался внести под залог только пятьсот. Дробить пакет – терять время и деньги. Он настолько доверяет министру и министерским чиновникам, что вносит пакет целиком, переплачивая таким образом двести пятьдесят тысяч франков, в надежде, что очень скоро оплатит аванс и получит обратно залог. Министр тоже верит себе и министерским чиновникам, любезно улыбается и заверяет его:
– Поскольку в нашем соглашении не содержится ни требования, ни упоминания об этих лишних контрактах, то вы можете быть уверены, что найдете их здесь, если они вам понадобятся для получения новых средств, чтобы ускорить выполнение сделки.
В знак благодарности он отвешивает поклон:
– Надеюсь, в этом не будет нужды.
Он выбирает посредника и представляет его Дюмурье, своему старому соратнику по тайным дипломатическим предприятиям ещё времен Шуазеля. Дюмурье вручает посреднику важные депеши своего министерства, и тот отбывает на другой день.
Переговоры с военным министром чересчур затянулись, и время, конечно, потеряно. Кроме того, под носом министра в самом деле гнездится измена, и невозможно сказать, не замешан ли в неё сам министр, ставленник короля. К счастью, Пьер Огюстен, имея за плечами опыт американской войны, осторожен. Его человек находит в Брюсселе одного из друзей, который о сделке с ружьями не имеет никакого понятия. Тем не менее тотчас в доме этого друга появляется неизвестный и спрашивает, не приезжал к нему кто-нибудь из Парижа, а, получив ответ отрицательный, говорит с убеждением:
– Мы подозреваем его. Ему тут придется несладко.
Посредник не теряя ни дня отправляется в Роттердам и обнаруживает, что правительству Голландии уже стало известно о сделке, заключенной в Париже. Как только начнется война, оно будет прямо обязано запретить поставку ружей во Францию. Необходимо было спешить, как на пожар. Посредник и спешил, как только мог. Но он не мог опередить французского короля.
Двадцатого апреля 1792 года французский король объявляет войну королю Богемии и Венгрии, как он в оскорбительной форме именует в своей декларации австрийского императора. Для чего он спешит? Для чего забегает вперед? Для чего не ждет объявления войны с той стороны? Он знает, что Законодательное собрание не располагает вооруженными силами. Он рассчитывает, что пруссаки и австрийцы беспрепятственно вступят на французскую территорию, через неделю-другую будут в Париже и положат конец революции.
Северной армией командует Лафайет.
Глава девятаяВолокита
В тот же день, так совпало, Пьер Огюстен получает депешу. Посредник обеспокоен. Тайна сделки выходит из стен военного министерства и уже достигает Голландии, причем известно доподлинно имя покупщика. Голландское правительство впадает в бешенство при одном звуке этого имени.
Вполне вероятно, что это след американской войны. Слишком многим в Европе не нравится до сих пор, что своими поставками он спас взбунтовавшиеся колонии. Может быть, голландское правительство не стало бы чинить препятствий другому покупщику, поскольку сделка совершена, и совершена она между частными лицами. Но только не этому.
Прямого запрета, разумеется, нет, ведь частная собственность неприкасаема. На бумаге и на словах. На деле всегда найдется возможность к ней прикоснуться и наложить на неё казенную руку. Голландское правительство облагает уже не голландские, а французские ружья такой гибельной пошлиной, что покупщику они обойдутся в копеечку.
Пьеру Огюстену с первого слова становится ясно, что его либо хотя разорить, либо опозорить перед новым французским правительством, которому он так же по доброй воле взялся помочь, как помогал американским повстанцам.
Такого рода дела известны ему, как дважды два. Всего-то и надо, что оказать на голландское правительство дипломатическое давление. Такие операции он с успехом проделывал и при нерешительном, вялом Вержене. Теперь же во главе министерства стоит его старинный соратник, человек энергичный, сильный и властный.
Двадцать первого апреля он отправляет министру письмо, в котором просит принять его и коротко излагает суть дела. Вечером ему приносят ответ:
«Я неуловим, по меньшей мере, в той же степени, в какой Вы глухи, мой дорогой Бомарше. Но я люблю Вас слушать, в особенности, когда Вы можете рассказать что-нибудь интересное. Будьте же завтра в десять часов у меня, поскольку несчастье быть министром из нас двоих выпало мне. Обнимаю Вас.