видел, — сказал Арчи.
После этого он обратился к дяде Алику, поняв, что главный здесь он, а не крепыш: уж больно почтительно последний с ним разговаривал.
— Вы имеете какие-нибудь претензии к гражданке Франции?
Сказать, что у дяди Алика отвисла челюсть — значит ничего не сказать. Казалось, его язык чуть было не выпал изо рта.
Впрочем, оцепенение продолжалось недолго. И дядя Алик затараторил, причем полностью изгнав из своей речи букву «э»:
— Товарищ офицер, извините! Увидели красивую девушку, хотели подвезти. Она нас не поняла. Если мы ее обидели, хотите, я сейчас ей в этом магазине любую косметику куплю? Или, вот, возьмите сто долларов, пусть она сама с вами выберет, что ей надо…
— Засунь их в… — медленно начал Арчи, но, постеснявшись Женевьевы, просто повторил: — Засунь их. И если через минуту… — сказал он еще медленней.
К этому моменту крепыш уже успел погрузить в салон своего оглушенного приятеля. Алик, все еще кряхтя и постанывая, залез через переднюю дверцу. Николай растолкал плечами толпу зевак, запоздало окружившую место завершившегося сражения, и потащил Женевьеву к своей машине. Сжимая своей рукой ее руку, он почувствовал, как она дрожит, и удивился: девчонка, почти как одна из этих зрительниц, а удержалась против троих.
Однако удивляться и успокаивать Женьку времени не было. В любой момент могла проехать патрульная машина, и пришлось бы потратить час-другой на разговоры в отделении.
Возможно, они ехали по очень красивым местам, но Женевьева не обращала на них внимания. Она все еще дрожала, хотя и более мелкой дрожью, и слушала.
— Это наша Пляс Пигаль. Точнее, таких «пига-лей» у нас много. Эта — самая крупная. Конечно, я, любой другой бывший мент, а может, и просто прохожий, что гуляет здесь годами, проститутку от нормальной девчонки отличит с одного взгляда. Но это у вас они все в кожаных юбках и в ботфортах стоят, ключами поигрывают. Здесь же традиционной «рабочей формы» — нет. Поэтому тот, кому хочется поскорее «расслабиться», смотрит здесь на любую девицу, как на потаскуху.
— А если она с ним не хочет?
— Иногда — отваливает. Иногда происходит так, как с тобой.
— Николя, скажи, а так может быть только на этой улице? Или везде?
Арчи задумался, но не потому, что не знал, как ответить, а просто вспомнил историю со Слоном, захватившем девчонку на пригородном шоссе. Он на одну секунду представил Женевьеву на ее месте и подумал: может, стоило бы оставить на полу в сауне не два трупа, а три? Раз уж помощник сделал ошибку — так довести ее до конца. Чтобы меньше такой мрази гуляло вокруг. Да, в те времена, когда в России можно было свободно купить дамский «браунинг» или «велодог», они не были так нужны девушкам, как сейчас.
— У нас, — повторил он слова, сказанные Женевьеве недавно, — все может быть. Даже и такое, на другой дороге. Но не часто.
— И у нас так бывает, — ответила она. — Ты знаешь, как я попала в сыскное агентство? Тогда я училась в последнем классе лицея. Я путешествовала с Анри по Нормандии автостопом. Мы стояли на перекрестке, когда подъехали два местных байкера. Анри не смог меня защитить…
— И? — спросил Николай, тут же пожалевший о своем неуместном вопросе, ибо понял, что Женевьева тоже пожалела о своей откровенности.
— И я узнала, что есть люди, которые хотят заниматься любовью даже если знают, что девушка не хочет этого. Анри проломили голову. Он выжил, но не смог работать океанотрафистом, как хотел. Я вырвалась от них с меньшими потерями, потому что Анри их задержал. Когда я бежала по лужам и продиралась через кусты, слыша сзади топот, я поклялась никогда больше не быть беззащитной. Сперва я училась карате, но тренер сказал, что мне будет легче перейти на у-шу. А потом, когда в школе выдавали дипломы, один из членов комиссии спросил меня: чем я намерена заниматься в жизни? Я еще не знала, и он сказал: если ты будешь учиться некоторым другим полезным вещам с таким же азартом, как училась драться, у тебя будет очень интересная работа, на которой ты не соскучишься… С того года прошло пять лет, я, и вправду, не соскучилась.
— А я думал, ты посмотрела фильм про «Никиту», — сказал Арчи.
— Нет, — постаралась улыбнуться Женевьева, — Я всегда была хорошей и послушной девочкой. Моя бабушка до сих пор не знает, кем я работаю.
«И не знает, что ее Красная Шапочка без проблем скрутит любого волка, — подумал Арчи. — Вот тебе и европейская душа, дом-на-замке. Впрочем, она, наверное, из Марселя, южная кровь. Но все равно, не попытались бы три жителя солнечной республики полапать ее на Невском, она всегда рассказывала бы мне лишь о бытовых мелочах сыскной конторы, да средиземноморских красотах».
Женевьева все еще дрожала. На это были и дополнительные причины: она была в легком платье, а к вечеру похолодало и пошел дождь.
— Хочешь коньяка? — спросил Арчи.
Она кивнула, и Николай указал ей на сумку, где у него для разных экстремальных случаев была припасена фляжка с «Дербентом».
— Это не коньяк… — сказала она.
— Потому что он изготовлен за пределами провинции Коньяк и даже за пределами Франции, — закончил Арчи. — Я это знаю. Но у нас такая традиция. Считай, что я предложил бренди.
— А где рюмка?
— У нас этот сорт принято пить без рюмок, — ответил Арчи и усмехнулся: вот он какой, Запад: без труда может вырубить любого мужика, а вот впервые узнала, что крепкие напитки можно употреблять без рюмок и даже стаканчиков.
Женевьева два раза отхлебнула.
— Это очень хорошее бренди, — сказала она. — Вот теперь со мной все в порядке. Кстати, а куда мы сейчас едем?
«Куда мы едем? — подумал Арчи. — Ах ты, черт, лишь только выехали на площадь Восстания, сразу автоматом направился домой! Забыл про пассажира. И буду на Петроградской уже через три минуты. Я же еще в конторе согласился на авантюру, что француженка пока поживет у меня. Как говорится в модной байке: — за язык никто не тянул, а за базар ответишь. Теперь-то точно придется отвечать. Вот так вот, Женька».
— Вот так вот, Женька, — сказал он. — С жильем на сегодня ты сама выбрала. А вот с вещами — хуже. Ты их кинула в офисе. Там уже никого нет: ты слишком долго развлекалась с мужчинами и покупала газеты про собак. Мне же мчаться в офис, по правде говоря, влом.
— Влом? — переспросила Женни.
— И не могу, и не хочу одновременно, — ответил Николай.
— А я хочу только одного — лечь в горячую ванну.
«Какое сегодня число? — со страхом задумался Арчи. — Вдруг, горячую воду еще не дали? Для француженки ванна без горячей воды — еще большая дикость, чем три насильника на Невском… Пятнадцатое. Позавчера должны были включить».
— Желание исполнится через пять минут.
— Николя, — Женевьева внимательно посмотрела на Арчи. — В квартирах одиноких мужчин обычно можно найти разные полезные женские мелочи.
— Какие-нибудь колготки или электробигуди? Найдем. А зубную щетку купим в ларьке.
Женевьева удовлетворенно улыбнулась.
— Ты ха… извини, забыла, как будет по-русски одинокий мужчина.
— Холостяк, — ответил Арчи.
— Ты профессиональный холостяк, Николя.
— Когда ты вернешься домой, твой запас русских слов заметно увеличится.
— Не исключено, — коротко ответила Женька.
Чувство, которое охватило Арчи в подъезде, а затем и в лифте, вряд ли можно было назвать беспокойством. Речь шла, скорее, о стыде. В парадной свет не горел, и это, пожалуй, было к лучшему. Зато лифт был освещен ярко, и пока они ехали до шестого этажа, Николай понял, что словарный запас француженки пополнился, как минимум, на два слова, написанных в лифте. Его услуги, как переводчика, не понадобились, ибо каждое из слов сопровождалось технически грамотной иллюстрацией.
Когда они подошли к дверям и Арчи загремел ключами, чувство стыда усилилось. Ибо Николай понял: сейчас глазам Женни предстоит углядеть еще более безрадостную картину.
Последние дни спать приходилось в офисе. Он не помнил, когда убирал дом последний раз. И, разумеется, гора грязной посуды была просто свалена в раковину. Впрочем, судя по ее виду, посторонний наблюдатель вряд ли сумел бы определить, как долго она здесь валяется.
Из глубины квартиры навстречу вошедшим, сонно потягиваясь, вылезла здоровенная ротвейлерша. Увидев гостью, она деловито направилась к ней.
— Мэй, свои, назад, — скомандовал хозяин, но Женька уже успела, присев на корточки, сунуть свое лицо к собачьему носу. — Назад! — строже повторил Арчи, представив, какой «ам» может произойти, не понравься пришелица его сокровищу.
Однако все опасения оказались напрасными, так как прилично воспитанная и неоднократно премированная на выставках Мэй Квин Лаки Стар О’Кэнэл, вопреки множеству «собачьих наук», которым ее обучили опытные кинологи, вдруг начала старательно вылизывать лицо совершенно посторонней француженки. А Женька, жмурясь и хихикая от щекотания влажного собачьего языка, начала почесывать ее за ушами, приговаривая: «Маша, Маша».
Этого Арчи уже вынести не мог. Схватив Мэй за шиворот, он толкнул ее подальше от Женевьевы, велев идти на место. Собака недовольно удалилась под Женькины стенания, что с животными так обращаться нельзя.
— Я лучше разбираюсь, что можно моей собаке, — буркнул Арчи. — Лучше попробуй-ка принять ванну…
Из ванной доносился победный рев горячей воды. К счастью, она благополучно уходила в канализацию, не выплескиваясь на пол. «Стоял бы в квартире счетчик, до конца жизни был бы на ответе перед жэком», — подумал Арчи.
На остальные мелочи: несколько пустых пивных бутылок посреди коридора, брюки, висевшие на открытой дверце шкафа, и т. д. — можно было не обращать внимание.
— У тебя был обыск? — усмехнулась Женька.
— Нет, — ответил Арчи. — Просто я долго не был дома. Ты когда-нибудь видала что-то подобное?
— Еще в лицее я однажды посетила коммуну хиппи, — сказала Женевьева. — Один парень по кличке Эльф каждый раз, придя в свой притон, снимал не только ботинки, но и носки. Их он сразу же вешал на абажур.