«Лишился дара речи от шока или обдумывает следующий ход? Не имеет значения».
— Ладно, мне это начинает надоедать. Начни с его рук, Иней.
Альбинос схватил пленника за запястье.
— Подождите! — взвыл посланник. — Ради Бога, подождите! Это Вюрмс! Корстен дан Вюрмс, сын самого губернатора!
«Вюрмс. Слишком очевидно. Впрочем, самые очевидные ответы обычно оказываются верными. Этот маленький ублюдок родного отца продаст, если найдет покупателя…»
— И женщина — Эйдер!
Глокта нахмурился.
— Эйдер? Вы уверены?
— Она все и придумала! Все, от начала до конца!
Глокта облизал свои голые десны. Вкус был кислый. «Что это, ужасное разочарование или ужасное ощущение, что я понимал все с самого начала? Она была единственной, у кого хватило бы мозгов, или смелости, или возможностей для измены. Жаль… Но ведь нам отлично известно, что нет смысла надеяться на счастливый конец».
— Эйдер и Вюрмс, — пробормотал Глокта. — Вюрмс и Эйдер. Наша маленькая мерзкая загадка почти разгадана.
Он посмотрел на Инея.
— Ты знаешь, что делать.
Мало шансов
Холм поднимался над травой — круглый или, вернее, конический, похожий на создание рук человеческих. Этот огромный одинокий курган посреди плоской равнины выглядел странно. Ферро подозревала неладное.
Выщербленные камни стояли неровным кольцом вокруг вершины и валялись на склонах, одни торчком, другие на боку. Самые маленькие — высотой по колено, самые крупные — вдвое больше человеческого роста. Темные голые камни, упрямо сопротивлявшиеся ветру. Древние, холодные, злобные. Ферро угрюмо посмотрела на них.
Ей почудилось, что они так же угрюмо взглянули на нее в ответ.
— Что это за место? — спросил Девятипалый.
Ки пожал плечами.
— Просто древнее место. Очень древнее. Старше, чем сама империя. Может, оно было здесь еще до Эуса, в те времена, когда по земле ходили демоны. — Он усмехнулся. — А может, демоны его и создали, как знать? Никто не знает, что здесь такое. То ли храм забытых богов, то ли могила.
— Наша могила, — прошептала Ферро.
— Что?
— Хорошее место для привала, — сказала она громко. — Отсюда просматривается равнина.
Девятипалый нахмурился и поглядел вверх.
— Хорошо. Привал.
Ферро взобралась на один из камней, прищурилась и всмотрелась вдаль. Ветер набрасывался на траву и поднимал в ней волны, словно на море. Не оставлял он в покое и огромные тучи — крутил, рвал на части, гнал по небу. Ветер свистел Ферро в лицо, хлестал по глазам, но она не обращала на него внимания.
Это всего лишь ветер. Все как обычно.
Девятипалый стоял рядом с ней и тоже щурился от холодного солнечного света.
— Ну как, есть там что-нибудь?
— За нами погоня.
Преследователи были далеко, но она видела их: крошечные точки возле горизонта. Всадники двигались по океану травы. Девятипалый скривился.
— Ты уверена?
— Да. Тебя это удивляет?
— Нет. — Он оставил попытки что-то разглядеть и потер глаза. — Плохие новости никогда не удивляют. Только расстраивают.
— Я насчитала тринадцать человек.
— Ты можешь их сосчитать? Я их даже не вижу! Они ищут нас?
Ферро развела руками.
— А ты видишь здесь кого-то другого? Должно быть, наш веселый ублюдок Финниус нашел себе друзей.
— Дерьмо. — Логен взглянул вниз, на повозку, оставленную у подножия холма. — Мы не сумеем от них уйти.
— Не сумеем. — Она поджала губы. — Ты мог бы спросить у духов, что они думают на этот счет.
— Зачем? Что нового духи могут мне сказать? Что мы вляпались?
Они помолчали.
— Лучше дождемся их тут. Повозку затащим на вершину. По крайней мере, здесь есть холм и несколько камней, за которыми можно прятаться.
— Я как раз об этом думала. И нам хватит времени, чтобы подготовить место.
— Хорошо. Тогда пора начинать.
Острие лопаты вгрызалось в почву, раздавался резкий звук металла, скребущего по земле. Слишком знакомый звук. Рыть яму и рыть могилу — в чем разница?
Ферро доводилось рыть могилы для разных людей. Для соратников — тех, кого удавалось найти. Для друзей, или тех, кто был так близок, чтобы стать другом. Пару раз — для любовников, если их можно так назвать. Для бандитов, убийц, рабов. Для всех, кто ненавидел гурков. Для всех, кто почему-то укрывался в Бесплодных землях.
Лопата погружается в землю, потом идет вверх…
После схватки, если ты выживаешь, ты начинаешь копать. Выкладываешь рядком трупы. Роешь могилы для своих павших товарищей — разрубленных мечами, пронзенных стрелами, искромсанных, растерзанных. Копаешь глубоко, насколько можешь, скидываешь тела вниз и засыпаешь землей; они гниют и о них можно забыть, а ты продолжаешь путь в одиночестве. Так было всегда.
Но здесь, на этом странном холме посреди чужой страны, у нее еще было время. Еще оставался шанс, что ее товарищи выживут. Это совсем другое, и, несмотря на все свое презрение, угрюмость и гнев, Ферро держалась за этот шанс так же, как сжимала лопату — отчаянно крепко.
Странно, что она до сих пор не потеряла надежды.
— Ты хорошо копаешь, — сказал Девятипалый.
Она подняла прищуренные глаза — он возвышался над ней на краю могилы.
— Много опыта.
Она воткнула лопату в землю возле ямы, подтянулась, опершись на руки, и выпрыгнула наружу, затем села на край, свесив ноги. Ее рубашка липла к телу, лицо было влажным от пота. Ферро вытерла лоб грязной рукой. Логен протянул ей мех с водой, и она вытащила пробку зубами.
— Сколько у нас времени?
Ферро прополоскала рот и выплюнула воду.
— Смотря какая у них скорость. — Она сделала глоток. — Сейчас они едут быстро. Если будут продолжать в том же духе, могут оказаться здесь сегодня поздно вечером или завтра на рассвете.
И она вернула Логену мех.
— Завтра на рассвете… — Девятипалый медленно задвинул пробку обратно. — Их тринадцать, ты сказала?
— Тринадцать.
— А нас четверо.
— Пятеро, если навигатор захочет помочь.
Девятипалый поскреб подбородок.
— Что-то не верится.
— От ученика может быть какой-то прок?
Девятипалый поморщился.
— Вряд ли.
— А от Луфара?
— Я удивлюсь, если он хоть раз в жизни поднял на кого-нибудь кулак, не то что меч.
Ферро кивнула.
— Значит, двое против тринадцати.
— Мало шансов.
— Очень.
Он набрал в грудь воздуха и поглядел на дно ямы.
— Если ты собралась сбежать, я могу сказать, что не стану винить тебя.
— Ха, — хмыкнула Ферро. Как ни странно, такая мысль даже не приходила ей в голову. — Я буду держаться тебя. Посмотрим, как все обернется.
— Хорошо. Отлично. Я хочу сказать, что ты мне нужна.
Ветер шелестел в траве и вздыхал между камней. Ферро чувствовала, что в такие минуты нужно говорить особые слова, но она не знала этих слов. Она никогда не была сильна по части разговоров.
— Только одно. Если я умру, ты меня похоронишь. — Она протянула Логену руку. — Идет?
Он приподнял бровь.
— Идет.
Ферро осознала, что очень давно не прикасалась к другому человеку без намерения причинить ему вред. Это было очень странное ощущение — его рука, зажатая в ее руке, его пальцы, обхватившие ее пальцы, его ладонь, прижатая к ее ладони. Тепло.
Он кивнул ей. Она кивнула ему. Они разжали руки.
— А если мы оба умрем? — спросил Логен.
Ферро пожала плечами.
— Тогда нас склюют вороны. В конце концов, какая разница?
— Небольшая, — пробормотал он, спускаясь по склону. — Небольшая.
Дорога к победе
Вест стоял на пронизывающем ветру возле горстки чахлых деревьев на высоком берегу реки Кумнур и наблюдал за движением длинной колонны. Точнее сказать, он наблюдал за тем, как колонна не движется.
Стройные ряды Собственных Королевских во главе армии принца Ладислава маршировали довольно бодро. Их можно было сразу отличить по доспехам, которые вспыхивали в лучах бледного солнца, пробивавшегося сквозь рваные облака, по ярким мундирам офицеров и красно-золотым знаменам, реющим перед каждой ротой. Они уже успели переправиться через реку и построиться ровными шеренгами — в противоположность хаосу, царившему на другом берегу.
Рекруты пустились в путь рано утром, они были полны энтузиазма и несомненно испытывали облегчение от того, что наконец-то оставляют убогий лагерь позади. Но не прошло и часа, как самые пожилые и плохо экипированные начали отставать, и понемногу колонна растянулась. Люди поскальзывались и спотыкались в промерзшей грязи, ругались, толкали соседей, наступали сапогами на пятки впереди идущим. Батальоны сбились, рассыпались, из аккуратных четырехугольников превратились в бесформенные кляксы, сливавшиеся с передними и задними подразделениями, и наконец вся армия стала передвигаться крупными волнами — одна группа спешит вперед, в то время как другая стоит на месте, словно сегменты огромного и мерзкого дождевого червя.
Когда они дошли до моста, колонна потеряла всякую видимость порядка. Разрозненные роты, толкаясь и ворча, втискивались в узкое пространство. Все были усталыми и раздраженными. Задние ряды нажимали все сильнее, им не терпелось оказаться на том берегу, чтобы наконец-то отдохнуть, но в результате они еще больше замедляли процесс. Затем у какой-то повозки, которой вообще нечего было здесь делать, посреди моста отвалилось колесо, и медлительный людской поток превратился в тоненькую струйку. По-видимому, никто не имел представления, как сдвинуть повозку с места или кому ее чинить, поэтому все просто перебирались через нее или протискивались мимо, в то время как тысячи других ждали своей очереди.
В грязи на берегу стремительной речки образовалась настоящая свалка. Люди ругались и теснились, во все стороны торчали копья, кричали офицеры и росла груда мусора и выброшенных вещей. Огромная змея из еле волочивших ноги людей продолжала свое судорожное поступательное движение, подпитывая свалку перед мостом новыми солдатами. Никто и не пытался их остановить.