Глокта поднял голову, поглядел на Секутора, потом на Витари: их глаза поблескивали решительно и безжалостно.
— Но даже если предположить, что вы правы, — неужели вы серьезно допускаете, что мои практики будут терзаться подобными сантиментами? Что ты скажешь, Секутор?
— Терзаться чем?
Глокта печально улыбнулся.
— Вот видите. Он даже не знает, что это такое. — Он тяжело облокотился на спинку. «Устал. Ужасно устал». Казалось, у него не осталось энергии даже на то, чтобы поднять руки. — Я и так пошел ради вас на всевозможные уступки. Обычно с изменниками столь мягко не обращаются. Вам стоило бы посмотреть, как Иней избивал вашего друга Вюрмса. А ведь мы все знаем, что он был в этом деле только младшим партнером. Он испражнялся кровью в течение своих последних мучительных часов. Вас же пока никто и пальцем не коснулся. Я позволил оставить вам вашу одежду, ваше достоинство, вашу человеческую природу. Вам дана единственная возможность подписать признание и ответить на мои вопросы. Единственная возможность всецело удовлетворить мои требования. Вот все, на что способна моя совесть.
Глокта наклонился вперед и ткнул пальцем в стол.
— Единственная возможность. После этого мы вас разденем и начнем резать.
Магистр Эйдер как-то сразу обмякла. Ее плечи опустились, голова упала, губы задрожали.
— Задавайте ваши вопросы, — хрипло проговорила она.
«Сломленная женщина. Примите поздравления, наставник Глокта. Однако на вопросы нужно еще ответить».
— Вюрмс рассказал нам, кому надо заплатить и сколько. Несколько караульных. Несколько чиновников из управления его отца. Ему самому, разумеется, тоже полагалась кругленькая сумма. Лишь одно имя почему-то отсутствовало в списке — ваше. Вы единственная не потребовали для себя ничего. Чтобы королева купцов упустила такую сделку? Ума не приложу: что они вам предложили? Почему вы решились предать своего короля и страну?
— Почему? — эхом отозвался Секутор.
— Отвечай, мать твою! — взвизгнула Витари.
Эйдер отпрянула.
— Союзу здесь вообще нечего было делать. С самого начала! — выпалила она. — Это все алчность! Просто алчность, ничего больше! Торговцы пряностями были здесь и раньше, еще до войны, когда Дагоска была свободной. Каждый из них сколотил себе состояние, но приходилось платить налоги туземцам, и это их раздражало! Насколько было бы лучше, думали они, если бы город принадлежал нам и мы могли устанавливать здесь свои правила. Насколько богаче мы бы стали! И когда представилась возможность, они ухватились за нее, и мой муж стоял первым в очереди.
— И торговцы пряностями начали править Дагоской. Я так и не услышал ваших мотивов, магистр Эйдер.
— Воцарился хаос! Купцам не было никакого дела до управления городом, да они и не умели этого. Чиновники Союза, Вюрмс и ему подобные, не интересовались ничем, кроме наполнения собственных карманов. Мы могли бы работать вместе с туземцами, но предпочли их использовать. А когда они подняли голос против нас, мы призвали инквизицию, и ваши люди принялись бить и терзать местных жителей, вешать их вождей на площадях в Верхнем городе, и в скором времени они уже презирали нас не меньше, чем гурков. Семь лет мы держались здесь, и за семь лет не сделали ничего, кроме зла! Это был разгул коррупции, жестокости и бездумных потерь!
«Все это правда. Я видел своими глазами».
— И самое смешное в том, что мы даже не получали с этого прибыли! Даже в самом начале мы получали меньше, чем перед войной! Стоимость починки стен или плата наемникам — без поддержки туземцев это вытягивало из нас все жилы! — Эйдер засмеялась безнадежным, всхлипывающим смехом. — Гильдия почти банкрот, и они сами навлекли это на себя, идиоты! Алчность, и ничего кроме!
— И тогда с вами связались гурки.
Эйдер кивнула, качнув слипшимися волосами.
— У меня много контактов в Гуркхуле. Купцы, с которыми я многие годы веду дела. Они рассказали мне, что как только Уфман стал императором, он торжественно поклялся отбить Дагоску, стереть позорное пятно, поставленное его отцом на чести своего народа, и что он не даст себе покоя, пока клятва не будет выполнена. Они рассказали мне, что в городе уже есть гуркские шпионы, знающие наши слабые места. Они говорили, что можно предотвратить резню, если Дагоска будет передана гуркам без борьбы.
— Тогда почему вы медлили? У вас был Коска и его наемники еще до того, как мы вооружили людей Кадии и отремонтировали укрепления, даже до того, как я прибыл сюда. При желании вы могли бы захватить город. Зачем вам понадобился этот болван Вюрмс?
Глаза Карлоты дан Эйдер были устремлены в пол.
— До тех пор, пока Цитадель и городские ворота удерживались солдатами Союза, их захват означал бы кровопролитие. Вюрмс мог сдать город без борьбы. Верьте или нет, но моей единственной целью — той самой, которую вы столь искусно разрушили, — было избежать лишних смертей.
«Я верю. Но сейчас это уже ничего не значит».
— Продолжайте.
— Я знала, что Вюрмса можно купить. Его отцу оставалось жить недолго, а пост не передается по наследству. Для сына это был последний шанс извлечь выгоду из положения своего отца. Мы условились о цене. Мы обговорили подготовительные мероприятия. И тут обо всем узнал Давуст.
— И собрался рассказать архилектору.
Эйдер коротко и резко рассмеялась.
— У него не было вашей преданности. Он желал того же, чего желали все остальные, — денег. Причем больше, чем я могла найти. Я сообщила гуркам, что план провалился, и рассказала, из-за чего. На следующий день Давуст… исчез. — Она сделала глубокий вдох. — И после этого пути назад уже не было. Мы были готовы начать действовать вскоре после вашего прибытия. Все было готово. Но потом…
Она замолчала.
— Потом?
— Потом вы начали укреплять защитные сооружения, и Вюрмса обуяла жадность. Он почувствовал, что наше положение неожиданно улучшилось, и потребовал увеличить плату. Он грозил рассказать вам о моих планах. Мне пришлось снова пойти к гуркам, чтобы достать еще денег. Все это заняло время. Наконец мы снова были готовы действовать, но было уже слишком поздно. Благоприятная возможность была упущена. — Она подняла голову. — Все это алчность! Если бы не алчность моего мужа, мы никогда не пришли бы в Дагоску. Если бы не алчность торговцев пряностями, мы могли бы здесь преуспеть. Если бы не алчность Вюрмса, мы могли бы отдать ее обратно, не пролив ни капли крови на этой никому не нужной скале. — Она шмыгнула носом и снова уставилась в пол, прибавив ослабевшим голосом: — Но алчность повсюду.
— То есть вы согласились сдать город. Вы согласились предать нас.
— Предать кого? В этом деле не было бы проигравших! Купцы смогли бы потихоньку уйти в сторону! Горожанам под тиранией гурков жилось бы не хуже, чем под нашей! Союз не потерял бы ничего, кроме крупицы своей гордыни, а чего она стоит по сравнению с жизнями тысяч людей? — Эйдер наклонилась к нему через стол, ее голос внезапно охрип, глаза широко раскрылись и заблестели от слез. — А что будет теперь? Скажите мне. Резня! Бойня! Даже если вы удержите город, какова будет цена? А вы не сможете его удержать. Император дал клятву, и он не потерпит, чтобы ему помешали. Жизни всех до единого жителей Дагоски, мужчин, женщин и детей, станут расплатой! За что? За то, чтобы архилектор Сульт и ему подобные могли показать на карту и сказать: вот эта точка принадлежит нам? Сколько нужно смертей, чтобы ему хватило? Вы спрашивали, каковы мои мотивы? А ваши? Зачем вы делаете это? Зачем?
Левый глаз Глокты задергался, и он прижал к нему ладонь, пристально разглядывая вторым глазом женщину, сидевшую напротив. По ее бледной щеке сбежала слеза и капнула на стол.
«Зачем я делаю это?»
Он пожал плечами.
— Что там у нас еще?
Секутор, наклонившись, подвинул через стол листок с текстом признания.
— Подписывай! — рявкнул он.
— Подписывай, — прошипела Витари. — Подписывай, сука!
Рука Карлоты дан Эйдер дрожала, когда она брала перо. Оно стукнуло о край чернильницы, брызнуло черными каплями на поверхность стола, скребнуло по бумаге. Глокта не ощутил никакого торжества.
«Как и всегда. Но у нас есть еще одна тема для обсуждения».
— Где мне искать гуркского агента? — Голос Глокты был резок, словно удар хлыста.
— Я не знаю. Я и раньше этого не знала. Но кем бы он ни был, теперь он придет за вами, как пришел за Давустом. Может быть, сегодня ночью…
— Почему они так долго ждали?
— Я сказала им, что вы не представляете угрозы. Я сказала, что, если не будет вас, Сульт просто пошлет другого… Я сказала, что сама справлюсь с вами.
«И я не сомневаюсь, что так бы и вышло, если бы не внезапная щедрость господ Валинта и Балка».
Глокта наклонился вперед.
— Кто агент гурков?
Нижняя губа Эйдер тряслась так сильно, что зубы почти стучали друг о друга.
— Я не знаю, — прошептала она.
Витари треснула ладонью по столу.
— Кто он? Кто? Говори, сука! Кто?
— Я не знаю!
— Лжешь!
Цепь практика, звякнув, взметнулась над головой Эйдер и туго затянулась у нее на шее. Бывшую королеву купцов — ноги молотят по воздуху, руки хватаются за перехватившую горло цепь — перетащили через спинку стула и бросили на пол лицом вниз.
— Лжешь!
Переносицу Витари перерезали гневные морщинки, рыжие брови сошлись от усилия, глаза сузились до яростных щелок. Ее сапог уткнулся в затылок Эйдер, спина выгнулась дугой, цепь врезалась в побелевшие стиснутые кулаки. Секутор с легкой улыбкой глядел сверху на эту жестокую сцену, что-то насвистывая, хотя свист был почти не слышен за хрипом и сипением задыхавшейся Эйдер.
Глокта облизнул беззубые десны, наблюдая, как она бьется на полу камеры.
«Она должна умереть. Других вариантов нет. Его преосвященство требует сурового наказания. И примера для остальных. И никакой пощады».
У Глокты затрепетало веко, лицо исказилось гримасой. В комнате было нечем дышать, жарко, как в печке. Глокта взмок от пота, ему ужасно хотелось пить. Он едва мог вздохнуть. Он чувствовал себя так, словно душили его самого.