Ферро не нравилась это громадное однообразие. Они ехали, а она хмуро вглядываясь влево и вправо. В Бесплодных землях Канты голая земля была полна деталей: изломанные валуны, бесцветные долины, сухие деревья, отбрасывавшие когтистые тени, отдалённые расщелины в земле, залитые мраком, и яркие горные хребты, купающиеся в свете. В Бесплодных землях Канты небо над головой было пустым и спокойным — яркая чаша, в которой нет ничего, кроме слепящего солнца днём и ярких звёзд ночью.
Здесь всё оказалось шиворот-навыворот.
Земля была безликой, зато небо переполнялось движением и хаосом. Над равниной нависали громадные облака, свет и тьма закручивались в колоссальные спирали, которые от ветра проносились над лугами, беспрестанно двигаясь, вращаясь, разрываясь на части и снова сливаясь воедино, отбрасывая на притихшую землю чудовищные, бурлящие тени и грозя обрушить на шестерых крошечных всадников с их крошечной телегой потоп, в котором утонет весь мир. И всё это, нависавшее над сгорбленными плечами Ферро, делало гнев Божий явью.
Странная земля, на которой ей нет места. Ей нужны были причины здесь находиться, и хорошие.
— Ты, Байяз! — крикнула она, поравнявшись с ним. — Куда мы едем?
— Хм, — проворчал он, хмуро глядя на качавшуюся траву, из никуда в никуда. — Мы едем на запад, через равнину, через великую реку Аос, до самых Изломанных гор.
— А потом?
Она заметила мелкие морщинки вокруг его глаз, на переносице, которые стали глубже. Видела, как он поджал губы. Раздражение. Ему не нравились её вопросы.
— Потом мы пойдём дальше.
— Сколько времени это займёт?
— Всю зиму и до весны, — резко бросил он. — А потом мы должны будем вернуться. — Он ударил пятками лошадь в бока и ускакал от Ферро вперёд по дороге в голову их группы.
От Ферро так просто не избавиться. Уж точно не этому изворотливому розовому старику. Она тоже ударила свою лошадь пятками и поравнялась с ним.
— Что такое Первый Закон?
Байяз резко посмотрел на неё.
— Что ты об этом знаешь?
— Не достаточно. Я через дверь слышала, как вы с Юлвеем говорили.
— Подслушивала, да?
— У вас громкие голоса, а у меня хороший слух. — Ферро пожала плечами. — Я не стану надевать ведро на голову только чтобы вы сохранили свои секреты. Что такое Первый Закон?
Морщины на лбу Байяза стали ещё глубже, уголки рта опустились вниз. Гнев.
— Ограничение, которое Эус наложил на своих сыновей, первое правило, созданное после хаоса древних дней. Запрещено касаться Другой Стороны напрямую. Запрещено общаться с нижним миром, запрещено вызывать демонов, запрещено открывать врата в ад. Это Первый Закон, управляющий принцип всей магии.
— Уф, — фыркнула Ферро. Это для неё ничего не значило. — Кто такой Кхалюль?
Густые брови Байяза сомкнулись, он нахмурился ещё сильнее, глаза прищурились.
— Женщина, твои вопросы когда-нибудь закончатся? — Её вопросы его задевали. Это хорошо. Значит, вопросы правильные.
— Ты заметишь, когда я перестану их задавать. Кто такой Кхалюль?
— Кхалюль был одним из ордена магов, — проворчал Байяз. — Из моего ордена. Второй из двенадцати учеников Иувина. Он всегда завидовал моему месту, всегда жаждал власти. Чтобы получить её, он нарушил Второй Закон. Он ел человеческую плоть и убеждал других поступать так же. Он сделал из себя лжепророка, и обманом заставил гурков служить ему. Это Кхалюль. Твой враг, и мой.
— Что такое Семя?
Лицо Мага неожиданно дёрнулось. Ярость, а может и слабый след страха. Потом его лицо смягчилось.
— Что это? — Он улыбнулся ей, и его улыбка встревожила её сильнее, чем весь его гнев. Он наклонился к ней, достаточно близко, чтобы больше никто не мог услышать. — Это инструмент твоей мести. Нашей мести. Но оно опасно. Даже говорить о нём опасно. Есть те, кто все время слушают. Было бы мудро с твоей стороны покончить с вопросами, прежде чем ответы сожгут всех нас. — Он снова пришпорил лошадь, и рысцой уехал далеко вперёд.
Ферро осталась позади. Пока она узнала достаточно. Узнала достаточно, чтобы доверять Первому из Магов ещё меньше прежнего.
Впадина в земле, не больше четырёх шагов в ширину. Углубление, окружённое низкой стеной влажной тёмной земли со сплетёнными корнями. Лучшее место из тех, что им удалось найти для стоянки на ночь, и им ещё повезло.
За весь день это была самая крупная неровность ландшафта из тех, что заметила Ферро.
Костёр, который развёл Длинноногий, уже хорошо горел, языки пламени ярко и жадно лизали дерево, потрескивая и мерцая от порывов ветра, задувавшего во впадину. Пятеро розовых собрались вокруг костра, сгорбившись и сбившись в кучу, чтобы согреться. Свет от костра ярко освещал их измученные лица.
Говорил один Длинноногий. Он болтал только о своих великих достижениях. Как он побывал в том месте или в этом. Как он узнал то да сё. Какие у него выдающиеся таланты. Ферро от этого тошнило, и она уже дважды ему об этом сказала. Она думала, что уже в первый раз выразилась ясно. Пришлось сказать второй раз, для верности. Он уже не будет снова болтать при ней о своих идиотских путешествиях, но остальные страдали в тишине.
Возле костра имелось место для неё, но ей оно было не нужно. Она предпочитала сидеть над ними, скрестив ноги на траве на краю впадины. Здесь было холодно из-за ветра, и она плотнее завернула дрожащие плечи в одеяло. Странная и пугающая штука, этот холод. Ферро его ненавидела.
Но лучше холод, чем компания.
Поэтому она сидела поодаль, угрюмая и молчаливая, и смотрела, как свет утекает из хмурого неба, смотрела, как тьма крадётся по земле. От солнца уже остался лишь лёгкий отблеск на далеком горизонте. Последний слабый свет по краям очертаний облаков.
Здоровенный розовый поднялся и посмотрел на неё.
— Темнеет, — сказал он.
— Угх.
— Наверное, такое случается, когда солнце заходит, да?
— Угх.
Он почесал толстую шею.
— Надо поставить дозоры. Ночью здесь может быть опасно. Будем меняться. Я пойду первым, потом Луфар…
— Я подежурю, — проворчала она.
— Не волнуйся. Поспи. Я разбужу тебя позже.
— Я не сплю.
Он уставился на неё.
— Что, совсем?
— Не часто.
— Это объясняет её характер, — пробормотал Длинноногий.
Он наверняка хотел сказать себе под нос, но Ферро его услышала.
— Мой характер — это моё дело, болван.
Навигатор ничего не сказал, завернулся в одеяло и вытянулся у огня.
— Хочешь дежурить первой? — сказал Девятипалый, — ладно, только разбуди меня через пару часов. Все должны дежурить по очереди.
Медленно, тихо, морщась от необходимости не шуметь, Ферро вытаскивала из телеги сушеное мясо, сухари, флягу воды. Достаточно, чтобы протянуть несколько дней. Она убрала всё в холщевую сумку.
Одна из лошадей фыркнула и попятилась, когда Ферро проскользнула мимо и сердито на неё посмотрела. Она умела ездить верхом. У неё хорошо получалось, но она не хотела иметь ничего общего с лошадьми. Проклятые тупые здоровенные звери. Плохо пахнут. Они могут передвигаться быстро, но им нужно слишком много еды и воды. Их заметишь за многие мили. Оставляют за собой огромные следы. Лошади делают тебя слабой. Положись на лошадь, и не сможешь сбежать, когда понадобится.
Ферро научилась не полагаться ни на что, кроме себя.
Она закинула сумку на одно плечо, лук и колчан на другое. Последний раз посмотрела на спящие фигуры остальных — тёмные холмики вокруг огня. Луфар натянул одеяло до подбородка, повернув к раскалённым углям гладкокожее, полногубое лицо. Байяз лежал к ней спиной, но она видела в тусклом свете его лысую башку, одно тёмное ухо, слышала медленный ритм его дыхания. Длинноногий натянул одеяло на голову, но с другой стороны торчали его тощие и костлявые босые ноги, на которых выступали сухожилия, как корни дерева из грязи. Глаза Ки были чуть приоткрыты, свет костра влажно поблескивал на полоске глазного яблока. Из-за этого казалось, что он за ней наблюдает, но его грудь медленно поднималась и опускалась, рот отвис, и, судя по звукам, ученик несомненно спал и видел сны.
Ферро нахмурилась. Только четверо? Где же розовый здоровяк? Она увидела, что его пустое одеяло лежит с той стороны костра, виднелись тёмные и освещённые складки, но человека под ними не было. А потом она услышала голос.
— Уже уходишь?
Позади неё. Удивительно, что ему удалось прокрасться за её спиной, пока она воровала еду. Он казался слишком большим, слишком медленным, слишком шумным, чтобы прокрасться мимо кого угодно. Она чертыхнулась себе под нос. Надо было помнить, что внешность бывает обманчива.
Она медленно повернулась ему навстречу и сделала шаг в сторону лошадей. Он тоже шагнул, сохраняя прежнее расстояние. Ферро видела пламя, отражавшееся в уголках его глаз, изгиб его изрытой щетинистой щеки, смутные очертания сломанного носа и несколько прядей сальных волос, развевавшихся от ветра, чуть более тёмных, чем чернота за его спиной.
— Я не хочу драться с тобой, розовый. Я видела, как ты дерёшься. — Она видела как он убил пятерых за несколько мгновений, и это удивило даже её. Воспоминания о хохоте, эхом отражавшемся от стен, его искажённое голодное лицо, покрытое кровью, слюной и безумием, полуоскал-полуулыбка, и изувеченные трупы, разбросанные по камням, словно тряпки — всё это было свежо в её памяти. Конечно, она не чувствовала страха — Ферро Малджин ничего не боится.
Но знала, что надо быть осторожной.
— Я тоже не хочу с тобой драться, — сказал он, — но если Байяз утром увидит, что тебя нет, он заставит меня преследовать тебя. Я видел, как ты бегаешь, и я бы предпочёл драться с тобой, чем за тобой бегать. Так у меня по крайней мере есть шанс.
Он был сильнее её, и она это знала. Уже почти вылечился, двигался свободно. Она пожалела, что помогала ему в этом. Помогать людям — это всегда ошибка. Драка это большой риск. Ферро, может, и покрепче прочих, но ей не хотелось, чтобы её лицо превратилось в кровавую кашу, как у того громилы, Камнедробителя. Не хотелось, чтобы её проткнули мечом, раздробили колени и отрубили полголовы.