— И вы знаете, что без нашей помощи Дагоску вам не удержать.
— Мы с вами не дураки, Кадия. Не оскорбляйте меня, прикидываясь идиотом. Мы можем спорить, пока волна гурков не хлынет через внешние стены, или можем сотрудничать. Кто знает, может вместе мы их даже победим. Ваши люди помогут нам копать ров, восстанавливать стены, вешать ворота. Для начала предоставите тысячу человек на службу обороны города, а потом понадобится больше.
— Да ну? Неужели? А если город выстоит с нашей помощью? Наша сделка устоит вместе с ним?
Если город выстоит, я уеду. Скорее всего, Вюрмс и остальные вернутся к власти, и наша сделка обратится в прах.
— Если город выстоит, то даю вам слово, я сделаю всё возможное.
— Всё возможное. То есть ничего. — Ты уловил мою мысль.
— Мне нужна ваша помощь, поэтому я предлагаю то, что могу дать. Я предложил бы и больше, но большего у меня нет. Можете дуться здесь в трущобах с мухами за компанию, и ждать, пока не придёт император. Может, великий Уфман-уль-Дошт предложит вам сделку получше. — Глокта взглянул Кадии в глаза. — Но мы оба знаем, что не предложит.
Священник поджал губы, погладил бороду и глубоко вздохнул.
— Говорят, заблудший в пустыне должен принимать ту воду, которую ему предлагают, и не важно, кто её дает. Я принимаю вашу сделку. Когда освободят храм, мы будем копать ваши ямы, таскать ваши камни и носить ваши мечи. Кое-что лучше, чем ничего, и, как вы говорите, быть может, вместе нам удастся даже победить гурков. Чудеса случаются.
— Так я слышал, — сказал Глокта, взяв свою трость и поднимаясь на ноги — рубаха тут же прилипла к вспотевшей спине. — Так я слышал. — Но никогда не видел.
Глокта вытянулся на подушках в своих покоях, закинув голову, открыв рот, давая отдых ноющему телу. Те же покои, которые раньше занимал мой прославленный предшественник, наставник Давуст. Большие, просторные комнаты с хорошей мебелью. Возможно, когда-то они принадлежали дагосканскому принцу, или коварному визирю, или же смуглой наложнице, прежде чем местных жителей вытурили в пыльный Нижний Город. Намного лучше моей тесной дыры в Агрионте, если не считать того, что из этих покоев пропадают наставники Инквизиции.
Один ряд окон выходил на север, на море, на самую крутую часть скалы, а другой ряд смотрел на обожжённый солнцем город. На всех окнах имелись тяжёлые ставни. Снаружи голый камень отвесно шёл до острых скал и бурной солёной воды. Дверь в шесть пальцев толщиной была обита железом, закрывалась на тяжёлый замок и четыре огромных засова. Давуст был осторожным, и, похоже, не без причины. Так как сюда проникли убийцы? А как они убрали тело?
Глокта почувствовал, что рот искривляется в улыбке. Как они уберут моё, когда придут? Врагов у меня всё больше — насмешливый Вюрмс, педантичный Виссбрук, торговцы, чьим прибылям я угрожаю, практики, которые служили Харкеру и Давусту, местные, у которых полно причин ненавидеть всех, кто носит чёрное и, разумеется, мои старые враги гурки. И это ещё если его преосвященство не забеспокоится от отсутствия успехов и сам не решит сменить меня. Интересно, кто-нибудь станет разыскивать мой скрюченный труп?
— Наставник.
Открыть глаза и поднять голову удалось лишь с большим болезненным усилием. От напряжений последних дней всё болело. Его шея от каждого движения щёлкала, словно ломающаяся ветка, спина закостенела и стала хрупкой, как зеркало, а нога то мучительно ныла, то окоченело дрожала.
В дверях, склонив голову, стояла Шикель. Порезы и синяки на её темном лице зажили. Не осталось никаких внешних признаков испытаний, которые она претерпела в камере внизу. Но она никогда не смотрела ему в глаза, только в пол. Требуется время, чтобы залечить раны, а некоторые никогда не затягиваются. Мне ли не знать.
— Что такое, Шикель.
— Магистр Эйдер шлёт вам приглашение на ужин.
— Неужели?
Девочка кивнула.
— Передай, что я почту за честь принять приглашение.
Глокта посмотрел, как она, склонив голову, выходит из комнаты, а потом откинулся на подушках. Если завтра я исчезну, то, по крайней мере, я спас одного человека. Возможно это значит, что моя жизнь не была пустой тратой времени. Занд дан Глокта, защитник беспомощных. Ведь никогда не поздно стать… хорошим человеком?
— Пожалуйста! — визжал Харкер. — Прошу вас! Я ничего не знаю! — Он был крепко привязан к стулу, и почти не мог пошевелиться. Но он может водить глазами. Взгляд Харкера метался к инструментам Глокты, блестевшим в жёстком свете ламп на исцарапанном столе. О да, ты лучше всех понимаешь, как это работает. Знание часто лучшее противоядие от страха. Но не здесь. Не сейчас. — Я ничего не знаю!
— Судить о том, что вы знаете, буду я. — Глокта вытер пот со лба. В помещении было жарко, как в кузнице, и раскалённые угли в жаровне только усиливали жару. — Если кто-то пахнет как лжец, и на цвет как лжец, то, скорее всего, это лжец, вы согласны?
— Пожалуйста! Мы же на одной стороне! — Да ну? Неужели? — Я говорил вам только правду!
— Возможно, но не всю, что мне нужно.
— Пожалуйста! Мы же все здесь друзья!
— Друзья? По моему опыту друг — это просто знакомый, который ещё не успел тебя предать. Вы из таких, Харкер?
— Нет!
Глокта нахмурился.
— Значит, вы враг?
— Что? Нет! Я просто… просто… я просто хотел узнать, что случилось! Вот и всё! Я не собирался… прошу вас! — Прошу, прошу, прошу, я уже устал от этого. — Вы должны мне поверить!
— Единственное, что я должен, это получить ответы.
— Просто задайте вопросы, наставник, я умоляю! Просто дайте мне возможность сотрудничать! — О, неужели твёрдая рука уже не кажется такой привлекательной, а? — Задавайте вопросы, и я изо всех сил постараюсь ответить!
— Хорошо. — Глокта уселся на край стола прямо перед своим крепко связанным узником и посмотрел на него сверху вниз. — Великолепно. — Руки Харкера и лицо сильно загорели, а всё остальное тело было бледным, как личинка, с густыми островками тёмных волос. Не очень привлекательный вид. Но могло быть и хуже. — Ответьте мне тогда. Зачем мужчине соски?
Харкер удивлённо моргнул. Сглотнул. Посмотрел на Инея, но оттуда помощи ждать не приходилось. Альбинос смотрел в ответ, не моргая, белая кожа вокруг маски покрылась потом, глаза жёсткие, как два драгоценных камня.
— Я… я не понимаю, наставник.
— Это же простой вопрос? Соски, Харкер, у мужчины. Какой цели они служат? Вы никогда не задумывались?
— Я…я…
Глокта вздохнул.
— Они натираются, и болят от влаги. Они сохнут и болят на жаре. Некоторые женщины по причинам, которых я никогда не понимал, желают теребить их в постели, словно мы получаем от этого что-то кроме раздражения. — Глокта протянул руку к столу — Харкер следил за каждым его движением — и медленно положил ладонь на ручку клещей. Поднял их и посмотрел: остро заточенные губки блестели в свете лампы. — Соски для мужчины, — прошелестел он, — сплошная помеха. Знаете что? Если не считать уродливых шрамов, я по своим ничуть не скучаю.
Он схватил Харкера за сосок и грубо потащил к себе.
— Ай! — взвизгнул бывший инквизитор, и стул заскрипел от того, что он отчаянно пытался вывернуться. — Нет!
— По-вашему, это больно? Тогда сомневаюсь, что вам понравится дальнейшее. — Глокта завёл раскрытые челюсти клещей к вытянутой плоти и сильно сжал их.
— А-а! А-а! Прошу вас, наставник! Умоляю!
— Ваши мольбы для меня бесполезны. Что мне от вас нужно, так это ответы. Что случилось с Давустом?
— Жизнью клянусь, не знаю!
— Ответ неверный. — Глокта стал сжимать сильнее, металлические края начали впиваться в кожу.
Харкер отчаянно завопил.
— Подождите! Я взял деньги! Я признаю́ это! Я взял деньги!
— Деньги? — Глокта чуть ослабил давление, и капля крови упала с клещей на белую волосатую ногу Харкера. — Какие деньги?
— Деньги, которые Давуст забрал у туземцев! После восстания! Он заставил меня собрать всех, кого я посчитал богатыми, а потом повесил их с остальными. Мы конфисковали всё, что у них было, и поделили между собой! Он хранил свою долю в сундуке в своих покоях, а когда он исчез… я забрал их!
— Где деньги сейчас?
— Их нет! Я их потратил! На женщин… и на вино, и… и, на всё подряд!
Глокта цокнул языком.
— Так-так. — Жадность и сговор, несправедливость и предательство, грабеж и убийство. Все составные части истории для того, чтобы взбудоражить массы. Пикантно, но вряд ли существенно. Он пошевелил рукой на клещах. — Меня интересует сам наставник, а не его деньги. Поверьте, я устал задавать этот вопрос. Что стало с Давустом?
— Я… я… я не знаю!
Наверное, правда. Но это не похоже на ответ, который мне нужен.
— Ответ неверный. — Глокта сжал ладонь, и металлические челюсти легко прошли через плоть и с тихим щелчком встретились посередине. Харкер взревел, забился и зарычал от мучения, кровь полилась из красного квадратика плоти, где раньше был сосок, и тёмными полосами потекла по бледному животу. Глокта поморщился от боли и потянул голову, пока в шее не щёлкнуло. Удивительно, что со временем даже самые ужасные страдания других становятся… утомительными.
— Практик Иней, инквизитор истекает кровью! Будь любезен!
— Профу профения. — Лязгнуло железо, которое Иней достал из жаровни; оно светилось оранжевым. Даже там, где сидел Глокта, он чувствовал его жар. Ах, раскалённое железо. В нём нет секретов, оно никогда не лжёт.
— Нет! Нет! Я… — Слова Харкера растворились в булькающем вопле, когда Иней прижал клеймо к ране, и комната медленно наполнилась солоноватым запахом жарящегося мяса. Запахом от которого, к отвращению Глокты, в животе у него заурчало. Сколько времени прошло с тех пор, как я ел хороший кусок мяса? Он вытер свободной рукой испарину с лица и пошевелил ноющими плечами под плащом.
Отвратительными делами мы тут занимаемся. Так зачем я это делаю?