Словно всё это было его идеей.
Под ними, в Верхнем Городе, начинались утренние песнопения. Странные завывания, которые неслись от шпилей Великого Храма, летели надо всей Дагоской и попадали в каждое здание, даже сюда, в зал совещаний Цитадели. Кадия зовёт свой народ на молитву.
Губы Вюрмса от этого звука скривились.
— Что, опять?? Проклятые туземцы со своими чёртовыми суевериями! Не надо было позволять им возвращаться в их храм! Будь прокляты их завывания, у меня от них голова болит!
Только ради этого стоило вернуть храм местным. Глокта ухмыльнулся.
— Если Кадия будет доволен, то вашу головную боль я переживу. Нравится вам это или нет, но нам нужны местные жители, а они любят петь. Привыкайте, вот мой вам совет. Или намотайте одеяло на голову.
Пока Вюрмс дулся, Виссбрук откинулся на кресле и слушал.
— Должен признать, что нахожу этот звук довольно успокаивающим, и нельзя отрицать эффект от уступок наставника, которые он сделал туземцам. С их помощью восстановлены внешние стены, заменены ворота, и уже убирают леса. Для новых парапетов приобретён камень, ах, и здесь у нас проблема, каменщики отказываются дальше работать без денег. Мои солдаты уже получают лишь четверть жалования, и боевой дух низок. Долги — это проблема, наставник.
— Я бы тоже так сказал, — сердито пробормотал Вюрмс. — Амбары уже почти забиты, и в Нижнем Городе выкопаны два новых и очень дорогих колодца, но мой кредит уже полностью истощён. Торговцы зерном уже жаждут моей крови! — Я бы сказал, чертовски не настолько страстно, как каждый торговец этого города жаждет моей. — Я из-за их криков уже лицо показать не могу. Наставник, моя репутация в опасности!
Как будто у меня нет забот побольше, чем репутация этого болвана.
— Сколько мы должны?
Вюрмс нахмурился.
— За еду, воду и основное снаряжение, не меньше сотни тысяч. — Сотни тысяч? Торговцы пряностями любят деньги, но намного сильнее они ненавидят их тратить. Эйдер и половину не сможет достать, даже если решит попробовать.
— А у вас, генерал?
— Жалование наёмников, ров, восстановление стен, новое оружие, доспехи, амуниция… — Виссбрук надул щеки. — В целом почти четыре сотни тысяч марок.
Глокта изо всех сил постарался не проглотить свой язык. Полмиллиона? Златые горы. Сомневаюсь, что Сульт мог бы столько обеспечить, даже если бы хотел, а он не хочет. Люди всё время умирают за куда меньшие долги.
— Всё равно работайте, сколько сможете. Обещайте что угодно. Уверяю вас, деньги уже в пути.
Генерал уже собирал свои заметки.
— Я делаю всё, что могу, но люди начинают сомневаться, что им вообще когда-нибудь заплатят.
Вюрмс был более прямолинеен.
— Нам уже никто не верит. Без денег мы ничего не сможем сделать.
— Ничего, — проворчал Секутор. Иней только покачал головой.
Глокта потёр больные глаза.
— Наставник Инквизиции исчезает, не оставив за собой даже пятнышка. Вечером он вернулся в свои покои, дверь была закрыта. Утром он не отвечал. Дверь взломали и нашли… — Ничего. — Постель расправлена, но тела не было. И даже ни малейшего следа борьбы.
— Ничего, — пробормотал Секутор.
— Что мы знаем? Давуст подозревал, что в городе готовится заговор. Что был предатель, который собирался сдать Дагоску гуркам. Он считал, что в заговоре замешан член правящего совета. Похоже, он раскрыл личность этого человека, и наставника каким-то образом заставили молчать.
— Но кто?
Надо повернуть вопрос с ног на голову.
— Если мы не можем узнать, кто предатель, то мы должны заставить его прийти к нам. Если заговорщики работали на то, чтобы дать гуркам войти, то нам просто надо успешно их сдерживать. Рано или поздно предатели себя проявят.
— Рифковано, — промямлил Иней. Действительно, рискованно, особенно для последнего наставника Инквизиции Дагоски, но у нас нет выбора.
— Так значит, ждём? — спросил Секутор.
— Ждём, и следим за нашими оборонными сооружениями. А ещё стараемся найти денег. Секутор, у тебя есть наличные?
— Были. Отдал их девчонке, в трущобах.
— А-а. Жаль.
— Не особенно, трахается она, как чокнутая. Настоятельно её рекомендую, если вам это интересно.
Глокта поморщился, оттого что его колено щелкнуло.
— Какая невероятно трогательная история, Секутор, никогда бы и не подумал, что ты романтик. Я бы спел об этом балладу, если бы не испытывал такой нужды в деньгах.
— Могу поспрашивать вокруг. О какой сумме мы говорим?
— О, сумма небольшая. Скажем, полмиллиона марок?
Одна бровь практика резко вздёрнулась. Он сунул руку в карман, пошарил там, вытащил руку и разжал ладонь. Там сияло несколько медных монет.
— Двенадцать монет, — сказал он. — Двенадцать монет — это всё, что я могу собрать.
— Двенадцать тысяч — это все, что я смогла собрать, — сказала магистр Эйдер. Даже не капля в море. — Члены моей гильдии нервничают, дела идут неважно, большая часть их активов связана в различных предприятиях. У меня на руках тоже наличности не много.
Я бы предположил, что у тебя намного больше, чем двенадцать тысяч, но какая разница? Я сомневаюсь, что даже у тебя найдётся полмиллиона. Такой суммы, наверное, во всём городе нет.
— Можно подумать, что я им не нравлюсь.
Она фыркнула.
— После того, как вы вышвырнули их из храма? Вооружили туземцев? И требуете у них денег? Могу честно сказать, что вы не самый популярный человек среди них.
— Возможно, ещё честнее будет сказать, что они жаждут моей крови? — Всей крови, несомненно.
— Возможно, но по крайней мере пока, думаю, мне удалось убедить их, что вы полезны для города. — Она спокойно посмотрела на него. — Вы ведь полезны?
— Только для тех, кто считает своей главной задачей не пустить в город гурков. — Ведь это наша главная задача, не так ли? — Впрочем, лишние деньги не помешают.
— Лишние деньги никогда не мешают, но в этом-то и проблема с торговцами. Они предпочитают зарабатывать их, а не тратить, даже если речь об их собственных интересах. — Эйдер тяжело вздохнула, постучала пальцами по столу и посмотрела на руку. Казалось, она некоторое время размышляла, а потом начала снимать кольца с пальцев. Когда она их наконец сняла, то бросила в ларец к монетам.
Глокта нахмурился.
— Обворожительный жест, магистр, но вряд ли я могу…
— Я настаиваю, — сказала она, расстегивая тяжёлое ожерелье и бросая его в ларец. Если вы спасёте город, то я всегда смогу купить новые. В любом случае, мне от них не будет никакого толку, если гурки снимут их с моего трупа, не так ли? — Она сняла с запястий тяжёлые браслеты — жёлтое золото, усеянное зелёными драгоценными камнями. Они застучали вместе с остальными. — Берите драгоценности, пока я не передумала. Заблудший в пустыне должен принимать ту воду…
— Которую ему предлагают, и не важно, кто её дает. Кадия говорил мне то же самое.
— Кадия умный человек.
— Умный. Благодарю вас за вашу щедрость, магистр. — И Глокта с щелчком захлопнул ларец.
— Это меньшее, что я могу сделать. — Она поднялась и пошла к двери, шелестя сандалиями по ковру. — Мы с вами вскоре переговорим.
— Он говорит, что должен переговорить с вами немедленно.
— Как его зовут, Шикель?
— Мофис. Банкир.
Ещё один кредитор, пришёл клянчить свои деньги. Рано или поздно придётся просто арестовать их всех. Это будет концом моего маленького кутежа, но по крайней мере приятно будет посмотреть на их лица. Глокта безнадежно пожал плечами.
— Впусти его.
Это был высокий человек за пятьдесят, почти болезненно сухопарый, со впалыми щеками и глазами. В его движениях сквозила суровая точность, а в глазах постоянный холод. Словно он оценивает в серебряных марках стоимость всего, включая меня.
— Меня зовут Мофис.
— Мне доложили, но боюсь в настоящее время доступных средств нет. — Если только не считать двенадцать монет Секутора. — Сколько бы город ни был должен вашему банку, вам придётся подождать. Уверяю вас, долго это не продлится. — Всего лишь до тех пор, пока не пересохнет море, не упадут небеса, и бесы не заселят землю.
Мофис улыбнулся. Если можно так сказать. Чёткое, точное и совершенно безрадостное искривление рта.
— Наставник Глокта, вы меня неправильно поняли. Я пришёл сюда не за долгами. Семь лет я пользуюсь привилегией выступать в качестве главного представителя банкирского дома Валинт и Балк в Дагоске.
Глокта помедлил, и постарался, чтобы его голос звучал непринуждённо.
— Валинт и Балк, говорите? Как я понимаю, ваш банк финансировал гильдию торговцев шёлком?
— У нас были дела с этой гильдией, до того, как они столь неудачно вышли из милости. — Да уж, были. Вы владели ими, до самого основания. — Но у нас есть дела со многими гильдиями, и компаниями, и с другими банками, и частными лицами, великими и мелкими. Сегодня у меня есть дело к вам.
— Какого рода дело?
Мофис обернулся к двери и щёлкнул пальцами. Вошли два крепких туземца, ворча, потея, и сгибаясь под тяжестью огромного сундука: ящика из чёрного полированного дерева, обитого полосами блестящей стали, закрытого на тяжёлый замок. Они аккуратно поставили его на прекрасный ковёр, вытерли пот со лбов и утопали туда, откуда пришли, пока Глокта хмуро смотрел на них. Что это? Мофис вытащил из кармана ключ и открыл замок. Потом наклонился и открыл крышку сундука. Аккуратно и чётко отошел, чтобы Глокта мог рассмотреть содержимое.
— Сто пятьдесят тысяч марок серебром.
Глокта удивлённо моргнул. Вот оно что. Монеты блестели и сверкали в вечернем свете. Плоские, круглые, серебряные монеты по пять марок. Не звенящая куча, не какая-то варварская груда. Аккуратные ровные столбики, удерживаемые на месте деревянными шпонками. Такие же аккуратные и ровные, как и сам Мофис.
Два носильщика, задыхаясь, вернулись в комнату, неся второй ящик, немного меньше первого. Они поставили его на пол и отошли, почти не глянув на состояние, открыто блестевшее перед ними.