жевым на тусклом металле клинка, на бледной коже его руки, на жёстком камне под ногами, и Девять Смертей поманил остальных.
— Сюда, — прошептал он. Всем будут рады.
Они бросились к стойкам, хватая заострённые мечи, острые топоры, и Девять Смертей хохотал, глядя на них. С оружием или без, их смерть была уже предопределена. Написана в пещере линиями огня и тени. Теперь он напишет её линиями крови. Шанка всего лишь животные, и даже меньше того. Их оружие кололо и резало его, но Девять Смертей был создан из огня и тьмы, и он двигался и скользил среди их неловких ударов, вокруг их неуклюжих копий, выше и ниже их никчемных криков и бесполезной ярости.
Легче ударить мерцающее пламя. Легче срубить быстрые тени. Слабость шанка была оскорблением его силе.
— Умри! — взревел он, и клинок летал кругами, дикий и прекрасный, а буква на металле пылала алым и оставляла за собой яркий хвост. И там, где проходили круги, всё становилось правильным. Шанка кричали и тараторили, куски от них разлетались, и они разрезались и разрубались так же ровно, как мясо на колоде мясника, как тесто на доске пекаря, как стерня под серпом крестьянина — в соответствии с совершенным замыслом.
Девять Смертей показал зубы и улыбнулся своей свободе, любуясь на хорошо проделанную работу. Он увидел блеск клинка и отдёрнулся, почувствовав на боку оставленный им долгий поцелуй. Девять Смертей выбил зазубренный меч из руки плоскоголового, схватил тварь за загривок и ткнул лицом в канал, где текла яростно-жёлтая расплавленная сталь. Голова шанка зашипела и запузырилась, испуская вонючий дым.
— Гори! — расхохотался Девять Смертей, и искалеченные трупы, и их зияющие раны, и их упавшее оружие, и яркое кипящее железо расхохотались вместе с ним.
Только шанка не смеялись. Они знали, что их час настал.
Девять Смертей увидел, как один прыгнул и, подняв булаву, перескочил наковальню, чтобы разбить ему череп. До того, как шанка успел ударить, в его открытый рот вонзилась стрела и отбросила назад, мертвее грязи. Девять Смертей нахмурился. Теперь он заметил стрелы среди трупов. Кто-то другой портил его хорошую работу. Он заставит его расплатиться, позже, но сейчас что-то надвигалось на него из-за четырёх колонн.
Этот был закован в блестящие доспехи, скреплённые тяжёлыми заклёпками. Круглый шлем закрывал половину черепа, за тонкими щёлочками блестели глаза. Он громко, словно бык, заворчал и зафыркал. Ноги в железных сапогах загрохотали по камням — тварь рванула вперёд, держа кулаками в железных рукавицах массивный топор. Гигант среди шанка. Или какая-то новая тварь, сделанная здесь, в темноте, из железа и плоти.
Топор прочертил сияющую дугу, и Девять Смертей откатился — тяжелое лезвие врезалось в пол и высекло фонтан обломков. Шанка снова взревел, под прорезью забрала раскрылась пасть, и облачко слюны вылетело из развесившегося рта. Девять Смертей отступил, двигаясь и танцуя вместе с двигающимися тенями и танцующими языками пламени.
Он отступал всё дальше назад, уклоняясь от ударов слева и справа, над головой и под ногами. Давал топору лязгать по металлу и по камню вокруг, наполняя воздух яростью пыли и осколков. Он отступал, пока существо не начало уставать под тяжестью своего железа.
Девять Смертей увидел, как тот споткнулся, и почувствовал, что время пришло. Он бросился вперёд, подняв меч над головой, открыл рот и издал крик, который надавил на его руку, на ладонь, на клинок и на сами стены пещеры. Огромный шанка обеими руками поднял древко топора, чтобы отразить удар. Хорошая светлая сталь, выкованная в этих жарких огнях, твёрдая и прочная настолько, насколько это доступно плоскоголовым.
Но от произведения Мастера Делателя нет защиты. Тусклый клинок со звуком детского крика прошёл сквозь древко и прорубил в тяжёлых доспехах шанка рану глубиной с ладонь от шеи до самого паха. Кровь брызнула на светлый металл, на тёмный камень. Девять Смертей расхохотался, погрузил руку в рану и вырвал пригоршню кишок шанка, а тварь повалилась назад и рухнула на спину, со стуком выронив из рук половинки ровно разрубленного топора.
Девять Смертей улыбнулся остальным. Они прятались там, втроём, с оружием в руках, но не выходили. Они прятались в тенях, но тьма им не друг. Она принадлежала ему, и только ему. Девять Смертей сделал шаг вперёд, потом ещё, в одной руке висел меч, в другой — окровавленные кишки, медленно тянувшиеся от зарубленного плоскоголового. Твари пятились от него, пищали и лопотали что-то друг другу, а Девять Смертей расхохотался им прямо в морды.
Шанка, может, и полны безумной ярости, но даже они его испугались. Все боялись. Даже мёртвые, которые не чувствуют боли. Даже холодные камни, которые не видят снов. Даже расплавленное железо боялось Девяти Смертей. Даже тьма.
Он взревел и бросился вперёд, отбросив кишки. Кончик его меча царапнул по груди шанка, и тот с визгом развернулся. Спустя миг клинок с глухим ударом врезался ему в плечо и распорол до самой грудины.
Последние два повернулись, чтобы сбежать, заковыляли по камням, но драться или убегать — какая разница? Ещё одна стрела вонзилась в спину одному, который не пробежал и трёх шагов, и шанка растянулся лицом вниз. Девять Смертей бросился вперёд, крепко, как тиски, сомкнул пальцы на лодыжке последнего, и подтащил его к себе. Когти твари скребли по закопчённым камням.
Его рука была молотом, а пол — наковальней, и голова шанка — металлом, который надо обработать. Один удар, и нос твари расквасился, выпали сломанные зубы. Второй удар сокрушил скулу. Третий удар — и челюсть взорвалась под костяшками пальцев Девяти Смертей. Его кулак был каменным, стальным, адамантовым. Кулак был тяжёлым, как падающая гора, и удар за ударом сокрушал толстый череп шанка в бесформенное месиво.
— Плоско… головый, — прошипел Девять Смертей и расхохотался, поднимая обезображенное тело и отбрасывая его прочь. Труп повернулся в воздухе и рухнул на сломанные стойки. Девять Смертей обернулся и побрёл по залу. Меч Делателя висел в его руке, кончик стучал по камням и высекал искры. Девять Смертей вглядывался в темноту, оборачиваясь и смещаясь, но двигались только огни, и тени двигались вокруг них. Помещение было пустым.
— Нет! — зарычал он. — Где вы? — его ноги слабели, вряд ли они надолго его удержат. — Где вы, уёбки… — Он споткнулся и упал на одно колено на горячий камень, хватая ртом воздух. Работы ещё много. Девять Смертей никогда не мог наработаться. Но его сила была переменчивой, и сейчас она утекала из него.
Он увидел, как что-то шевелится, и удивлённо моргнул. Полоска тьмы, медленно и тихо скользила среди пульсирующих огней и сваленных тел. Не шанка. Какой-то другой враг. Более ловкий и более опасный. Закопчённая тёмная кожа в тени, ноги тихо ступают вокруг пятен крови, оставшихся от его работы. У неё в руках был лук, и резко блестел светлый наконечник стрелы. Её желтые глаза сияли, как расплавленный металл, как раскалённое золото, дразня его.
— Ты как, розовый? — Голос громыхал и шептал в его звенящем черепе. — Я не хочу тебя убивать, но убью.
Угрозы?
— Пиздливая сука, — прошипел он ей, но его губы стали по-дурацки неуклюжими, и из них ничего не вышло, кроме длинной струйки слюны. Он качнулся вперёд, опираясь на меч, стараясь подняться, ярость бушевала в нём жарче прежнего. Она узнает. Девять Смертей преподаст ей такой урок, что другого никогда не понадобится. Он порежет её на куски и растопчет их каблуками. Если только сможет подняться. Он покачнулся, моргнул и хрипло задышал, всё медленнее и медленнее. Языки пламени потускнели и угасли, тени удлинились, расплылись, поглотили его и опрокинули.
Ещё один, всего лишь один. Всегда есть ещё один…
Но его время уже вышло…
Логен закашлялся, задрожал, затрясся от слабости. Во мраке проступили очертания его рук, окровавленных, словно у небрежного мясника, сжатых в кулаки на грязном камне. Он догадывался, что, наверное, произошло, и застонал, чувствуя, как слёзы текут из глаз. В жаркой темноте над ним виднелось лицо Ферро со шрамом. Значит, по крайней мере, он её не убил.
— Ты ранен?
Логен не мог ответить. Он не знал. Вроде на боку порез, но на теле так много крови, что сложно было сказать. Он попытался встать, качнулся в сторону наковальни и чуть не сунул руку в раскалённый горн. Моргнул, сплюнул, его колени дрожали. Перед глазами обжигающие огни. Повсюду трупы — распластанные фигуры на закопчённом полу. Логен тупо осмотрелся, ища, чем вытереть руки, но всё было заляпано запекшейся кровью. Его живот вздымался, он заковылял на подкашивающихся ногах среди горнов в сторону арки в дальней стене, прижав окровавленную руку ко рту.
Там он прислонился к тёплому камню. На землю с него капала горькая слюна и кровь, боль лизала бок, лицо и содранные костяшки пальцев. Но если он и надеялся на жалость, то выбрал не ту спутницу.
— Пошли, — резко бросила Ферро. — Пойдём, розовый, вставай!
Логен не знал, как долго он, задыхаясь, ковылял в темноте вслед за Ферро. Звуки дыхания эхом отдавались в голове. Они крались во внутренностях земли. По древним залам, заполненным пылью и тенями, каменные стены которых были покрыты трещинами. Через арки в извилистые тоннели, в которых шаткие балки подпирали грязные потолки.
Однажды они вышли к перекрёстку, и Ферро резко прижала Логена в темноту к стене. Они оба затаили дыхание, пока косматые фигуры шаркали по проходу, пересекавшему их путь. Снова и снова — коридор, пещера, нора. Он мог только идти следом, тащиться за Ферро, пока не понял, что уже готов в любой миг свалиться ничком от простой усталости. Пока не уверился, что уже никогда снова не увидит солнечный свет…
— Погоди, — прошипела Ферро и положила руку ему на грудь — просто чтобы остановить, но чуть не сбила Логена с ног, так он ослаб. В коридор вливался неторопливый поток — медленная вода плескалась и журчала в тени. Ферро встала перед ним на колени, вглядываясь в темноту тоннеля, по которому он тёк.
— Если он впадает в реку ниже по течению, то должен течь снаружи, из-за города.