их руках были надеты рукавицы. Ферро расстегнула все его пуговицы прежде, чем он управился с одной её.
— Бля! — прошипел он. Она оттолкнула его руки, сама расстегнула пуговицы, стащила рубашку и бросила рядом. В лунном свете он немногое видел — только блеск её глаз, тёмный контур костлявых плеч и костлявой талии. Брызги слабого света падали между её рёбер, на изгиб под одной грудью и, возможно, на грубую кожу вокруг одного соска.
Логен почувствовал, как она развязывает его пояс, почувствовал её прохладные пальцы, залезающие ему в брюки, почувствовал её…
— А! Бля! Не надо поднимать меня за него!
— Ладно.
— Аах.
— Лучше?
— А-а. — Он потянул за её пояс, неуклюже распустил и сунул руку внутрь. Наверное, не очень-то нежно, но он нежностью никогда и не славился. Его пальцы практически добрались до волос, и тут его запястье застряло. Не пролезало дальше, как он ни старался.
— Бля, — пробормотал он и услышал, как Ферро втянула воздух через зубы, а потом почувствовал, что она сдвинулась, схватила свободной рукой штаны и стащила их с задницы. Так-то лучше. Он провёл рукой по её голому бедру. Хорошо, что у него остался ещё один средний палец. Иногда они могут пригодиться.
Некоторое время они так и оставались — стоя на коленях в грязи и почти не двигаясь, если не считать двух их рук, которые ходили вперёд-назад, вверх-вниз, внутрь и наружу. Сначала медленно, а потом всё быстрее. Без звуков, если не считать частого дыхания Ферро сквозь зубы, хрипа в горле Логена и тихих хлюпаний и чмоканий от движения влажной кожи.
Она придвинулась к нему, вылезла из штанов и оттолкнула его назад к стене. Он прокашлялся, неожиданно очень хрипло.
— Я, может…
— Ссссс. — Она приподнялась на одной ноге и одном колене и присела над ним, широко расставив ноги, плюнула на ладонь и взяла его за член. Что-то пробормотала, подвигалась и опустилась на него, тихо урча. — Уррррр.
— А-а. — Логен вытянул руки и прижал Ферро покрепче, одной ладонью стискивая её бедро и чувствуя, как напрягаются и двигаются её мышцы от движения. Другая рука запуталась в её засаленных волосах, и он притянул её голову ближе к своему лицу. Его штаны туго скрутились на лодыжках. Логен попытался их стащить, но они только сильнее запутались, и будь он проклят, если собирался попросить её остановиться ради этого.
— Урр, — прошептала она ему, открыв рот. Тёплые и мягкие губы скользили по его щеке, во рту ощущалось горячее и кислое дыхание, её кожа тёрлась об его кожу, прилипала и снова отлеплялась.
— А-а, — проворчал он в ответ, и она задвигала бёдрами, назад и вперёд, назад и вперёд, назад и вперёд.
— Уррр. — Её рука схватила его подбородок, большой палец залез ему в рот, другой был между ног — скользил вверх и вниз. И Логен чувствовал её руку на своих яйцах — очень больно, очень приятно.
— А-а.
— Уррррр.
— А-а.
— Урррр.
— Ах…
— Чего?
— Э-э-э-э…
— Да ты шутишь!
— Ну…
— Я только начала!
— Я же говорил, что уже довольно давно…
— Наверное, много лет! — Она слезла с его опадающего хрена, подтёрлась одной рукой и сердито вытерла её об стену, плюхнулась на бок спиной к нему, схватила его плащ и натянула на себя.
Неудобно получилось, это уж точно.
Логен тихо ругнулся про себя. Столько времени ждать, и не суметь даже удержать молоко в ведре. Он печально почесал лицо, поковырял покрытую струпьями кожу. Хочешь сказать что-то одно про Логена Девятипалого — говори, что он любовник.
Он искоса посмотрел на Ферро, на еле заметные очертания в темноте. Торчащие волосы, длинная вытянутая шея, острое плечо, длинная рука, прижатая к боку. Даже под плащом он различал изгиб бедра, мог угадать форму тела. Он посмотрел на её кожу, зная, какая она наощупь — мягкая, гладкая и прохладная. Он слышал, как Ферро дышит. Тихое, медленное, тёплое дыхание.
Погоди-ка.
Там, внизу, что-то зашевелилось. Болит, но определённо твердеет. В долгом воздержании есть одно преимущество — молоко в ведро набирается быстро. Логен облизал губы. Жаль будет упустить шанс только из-за нехватки смелости. Он скользнул к ней, придвинулся ближе и прокашлялся.
— Чего? — Её голос был резким, но недостаточно резким, чтобы Логен отошёл.
— Ну, знаешь, дай мне минутку, и может… — Он поднял плащ и провёл рукой по её боку. Кожа тихо шуршала от прикосновения. Мягко и медленно, так что у неё было достаточно времени, чтобы оттолкнуть его. Он бы не удивился, если б она повернулась и пнула его коленом по яйцам. Но она не пнула.
Ферро придвинулась к нему, прижавшись голой задницей к его животу, и приподняла оно колено.
— Зачем мне давать тебе ещё один шанс?
— Не знаю… — пробормотал он, начиная ухмыляться. Мягко провёл рукой по её груди, по животу и вниз, между ног. — По той же причине, что дала в прошлый раз?
Ферро неожиданно проснулась, резко дёрнувшись, не понимая, где она. Она знала только то, что попала в ловушку. Она зарычала, заметалась и замолотила локтями, пробивая себе путь на свободу, и вскочила, стиснув зубы и сжав кулаки для драки. Но здесь не было врагов. Только голая грязь и открытый камень в бледном сером утре.
И ещё огромный розовый.
Девятипалый вскочил, рыча и плюясь, и дико заозирался вокруг. Не увидев плоскоголовых, которые собираются убить его, он медленно повернулся к Ферро, затуманенно моргая ото сна.
— А-а-а… — Он поморщился и потрогал пальцами окровавленный рот. Они молча и сердито смотрели друг на друга, оба полностью обнажённые, в холодном остове разрушенной мельницы, и на мокрой земле между ними лежал смятый плащ, под которым они спали.
Именно тогда Ферро поняла, что совершила три крупные ошибки.
Она позволила себе уснуть, а из этого никогда ничего хорошего не выходило. Она заехала локтем Девятипалому по морде. И — что было намного, намного хуже, так глупо, что она чуть не поморщилась — она трахалась с ним этой ночью. Сейчас, глядя на него в жёстком свете дня, она не могла понять, почему: его волосы прилипли к покрытому шрамами и кровью лицу; на бледном боку, которым он лежал на голой земле, виднелось грязное пятно. По какой-то причине, замёрзшая и уставшая, в темноте, она захотела, чтобы к ней кто-нибудь прикоснулся, чтобы согрел хоть на минуту, и позволила себе думать — кому от этого будет хуже?
Безумие.
Им обоим стало хуже, это очевидно. Там, где всё было просто, теперь стало очень сложно. Они только начинали понимать друг друга, а теперь осталась одна неловкость. Она уже чувствовала себя неловко, а он начал выглядеть обиженно, и сердито, и разве это удивительно? Никому не нравится удар по морде во сне. Ферро открыла рот, чтобы извиниться, и только тогда поняла. Она даже не знала такого слова. Ей оставалось только сказать это по-кантийски, но она так разозлилась на себя, что прорычала извинение как оскорбление.
Он явно так это и воспринял. Прищурил глаза и бросил что-то на своём языке, схватил штаны и просунул в них одну ногу, что-то сердито бормоча себе под нос.
— Розовый еблан, — прошипела она в ответ, сжав кулаки в приступе ярости. Повернулась к нему спиной, схватив свою порванную рубашку. Наверное, оставила её на мокром месте. Стоило её накинуть, как рваная тряпка прилипла к коже, будто слой холодной грязи.
Проклятая рубашка. Проклятый розовый.
От огорчения она стиснула зубы, затягивая пояс. Проклятый пояс. Если бы только она могла держать его застегнутым. Всегда одно и то же. С людьми и так всё непросто, но ей всегда удавалось сделать всё ещё сложнее. Она помедлила немного, опустив голову вниз, а потом наполовину повернулась к нему.
Она собиралась объяснить, что не хотела бить его в челюсть, но никогда не бывало ничего хорошего, если она засыпала. Она собиралась сказать ему, что совершила ошибку, что просто хотела согреться. Она собиралась попросить его подождать.
Но он уже топал в разваленном дверном проёме, зажав остатки одежды в руке.
— Ну и хуй с ним, — прошипела она, и села, чтобы натянуть сапоги.
Но в этом-то и заключалась проблема.
Джезаль сидел на разбитых ступенях храма, грустно теребя обрывки ниток оторванного рукава своей куртки, и смотрел на бескрайнее пространство грязи, в сторону развалин Аулкуса. Он ничего не ожидал увидеть.
Байяз полулежал в задней части телеги — лицо костлявое и бледное, как у трупа, вокруг впалых глаз вспучились вены, на бесцветных губах застыли суровые складки.
— И долго нам ждать? — снова спросил Джезаль.
— Столько, сколько потребуется, — отрезал маг, даже не глядя на него. — Они нужны нам.
Джезаль увидел, что брат Длинноногий, который стоял несколькими ступенями выше, бросил на него обеспокоенный взгляд.
— Вы, конечно, мой наниматель, и мне неуместно выражать несогласие…
— Так и не выражай, — прорычал Байяз.
— Но Девятипалый и женщина Малджин, — настаивал навигатор, — скорее всего мертвы. Мастер Луфар отчётливо видел, как они упали в трещину. В очень глубокую трещину. Моя скорбь неизмерима, и я терпеливый человек, как никто другой. Терпение — одно из моих выдающихся качеств, но… ну… боюсь, ждать здесь до скончания времен, нет никакого…
— Столько… — прорычал Первый из Магов, — сколько потребуется.
Джезаль глубоко вздохнул и нахмурился навстречу ветру, глядя с холма на город. Он осматривал обширное пустое пространство, пронизанное множеством крошечных складок, там где текли ручьи, и серую полоску разбитой дороги, ползущей в их сторону от далёких стен среди зыбких очертаний давным-давно разрушенных зданий — постоялых дворов, ферм и деревенек.
— Вон они, — донёсся бесстрастный голос Ки.
Джезаль поднялся, перенося вес на здоровую ногу, прикрыл глаза рукой и посмотрел, куда указывал ученик. Он немедленно увидел их: две крошечные коричневые фигуры на коричневых бесплодных землях, у основания скалы.
— Что я вам говорил? — прохрипел Байяз.
Длинноногий изумлённо покачал головой.