Доу нахмурился.
— Наводящий Ужас? Никогда о нём не слышал.
— Да где вы все были? Подо льдом?
Все посмотрели друг на друга.
— Вроде того, — сказал Ищейка. — Вроде того.
По дешёвке
— Сэр, к вам посетитель, — пробормотал Барнам. Его лицо почему-то было бледным, как смерть.
— Это очевидно, — отрезал Глокта. — Это он стучал в дверь, как я понимаю. — Он уронил ложку в едва тронутый суп и кисло облизал пустые дёсны. Сегодня вечером не еда, а какая-то особенная гадость. Уже скучаю по стряпне Шикель. Если бы только она не пыталась меня убить… — Ну, кто там?
— Это… э-э-э… это…
Через низкую дверь зашёл архилектор, пригнувшись так, словно не хотел потревожить свою безупречную белую шевелюру. А-а, сам вижу. Архилектор, насупившись, прошёл по тесной столовой, скривив губу, словно попал в канализацию.
— Не поднимайтесь, — бросил он Глокте. Я и не собирался.
Барнам сглотнул.
— Могу ли я предложить вашему преосвященству…
— Убирайся! — фыркнул Сульт, и старый слуга чуть не упал, спеша скрыться за дверь. Архилектор смотрел на него с иссушающим презрением. Добродушие нашей прошлой встречи кажется теперь почти забытым сном.
— Проклятые крестьяне, — прошипел архилектор, садясь за узкий стол Глокты. — В Колоне снова восстание, и этот мерзавец Дубильщик снова в центре всего. Кого-то согнали с земли, и это обернулось кровавым бунтом. Лорд Финстер совершенно неверно оценил настроения, и троих его стражников убили, а самого лорда разъяренная толпа осаждает в его поместье. Недоумок. К счастью, внутрь они попасть не смогли, так что удовлетворились тем, что сожгли половину деревни. — Он фыркнул. — Своей собственной проклятой деревни! Так поступают идиоты, когда злятся. Уничтожают то, что ближе, даже если это их собственный дом! Открытый Совет, разумеется, требует крови. Крестьянской крови, да побольше. Теперь нам придётся отправить туда Инквизицию, искать зачинщиков, или любых болванов, которые будут на них похожи. Повесить надо этого дурня Финстера, но такого варианта у нас нет.
Глокта прокашлялся.
— Я немедленно соберусь в Колон. — Ловить крестьян. Вряд ли я сам выбрал бы себе такое задание, но…
— Нет. Вы нужны мне для другого. Дагоска пала.
Глокта поднял бровь. Однако ж, не очень удивительно. Не настолько потрясающая новость, чтобы втиснуть в мою тесную квартиру такую фигуру, как его преосвященство.
— Похоже, гурков впустили по предварительному сговору. Предательство, разумеется, но в такое время… не очень удивительно. Военных Союза вырезали подчистую, но многих торговцев всего лишь взяли в рабство, а туземцев в основном отпустили. — Милость гурков, кто бы мог подумать? Значит, чудеса случаются.
Сульт сердито стряхнул пылинку с безупречной перчатки.
— Я слышал, что когда гурки ворвались в цитадель, генерал Виссбрук покончил с собой, чтобы не попасть в плен. — Вот это да. Не думал, что он на такое способен. — Он приказал сжечь своё тело, чтобы врагу на поругание ничего не досталось, а потом перерезал себе горло. Храбрый человек. Отважный поступок. Завтра в Открытом Совете ему воздадут почести.
Как это чудесно для него. Конечно, ужасная смерть и почёт намного предпочтительнее долгой жизни в безвестности.
— Разумеется, — тихо сказал Глокта. — Храбрый человек.
— Это ещё не всё. Сразу вслед за этой новостью прибыл посланник. Посланник от императора Гуркхула.
— Посланник?
— Именно. Похоже, они желают… мира. — Архилектор произнёс это слово с презрительной усмешкой.
— Мира?
— Эта комната слишком мала для эха.
— Конечно, ваше преосвященство, но…
— А почему нет? Они получили то, что хотели. У них есть Дагоска, и дальше им некуда идти.
— Да, архилектор. — Кроме как за море.
— Мир. Мысль о том, что надо им что-то отдавать, стоит костью в горле, но Дагоска всегда не много для нас значила. Даже стоила нам больше, чем приносила. Не более чем трофей для короля. Я бы сказал, без неё нам лучше, бесполезная скала.
Глокта склонил голову.
— Несомненно, ваше преосвященство. — Хотя можно только подивиться, зачем мы вообще за неё сражались.
— К сожалению, утрата этого города не оставляет вам возможности оставаться его наставником. — Архилектор выглядел почти довольным. Значит, снова просто инквизитор, да? Полагаю, на собрания в высший свет меня уже звать не будут… — Но я решил дать вам возможность оставаться на плаву. В качестве наставника Адуи.
Глокта помедлил.
Значительное продвижение, вот только…
— Ваше преосвященство, но этот пост занимает наставник Гойл.
— Так и есть. И дальше будет занимать.
— Тогда…
— Вы разде́лите ответственность. Гойл более опытный человек, так что будет старшим партнёром, и продолжит управлять департаментом. А для вас я подыщу задания под стать вашим особенным талантам. Надеюсь, немного здоровой конкуренции вам обоим пойдёт на пользу.
Скорее всего, для одного из нас она окончится смертью, и мы оба знаем, кто в фаворитах. Сульт жиденько улыбнулся, словно точно знал, о чём думал Глокта.
— Или, быть может, просто один из вас наставит другого на путь истинный. — Он безрадостно рассмеялся над собственной шуткой, и Глокта тоже бледно и беззубо улыбнулся.
— Тем временем мне нужно, чтобы вы разобрались с этим посланником. Вы, похоже, умеете обращаться с этими кантийцами, только не обезглавливайте этого, хотя бы пока. — Архилектор позволил себе ещё одну едва заметную улыбку. — Если ему нужно что-то, кроме мира, я хочу, чтобы вы это разнюхали. Если мы можем получить от него что-то, кроме мира, то, разумеется, разнюхайте и это тоже. И нам не повредит, если мы не будем выглядеть так, словно нас высекли.
Он неловко встал и выбрался из-за стола, всё время хмурясь, словно теснота комнаты преднамеренно оскорбляла его достоинство.
— И прошу вас, Глокта, найдите себе квартиру получше. Наставник Адуи живет вот так? Вы ставите нас в неловкое положение!
Глокта смиренно склонил голову, вызвав тем самым неприятное покалывание в копчике.
— Разумеется, ваше преосвященство.
Посланник императора оказался коренастым мужчиной с густой чёрной бородой в белой тюбетейке и белой робе, отделанной золотой вышивкой. Он поднялся и кротко поклонился, как только Глокта переступил порог. Настолько же приземлённый и кроткий с виду, насколько предыдущий посланец был изящным и заносчивым. Разные люди, надо полагать, для разных целей.
— А-а. Наставник Глокта, я должен был догадаться. — Его голос был глубоким и густым, а владение общим языком предсказуемо великолепно. — Многие люди по нашу сторону моря были сильно разочарованы, когда вашего трупа не оказалось среди тех, кого нашли в цитадели Дагоски.
— Надеюсь, вы передадите им мои искренние извинения.
— Обязательно. Мня зовут Тулкис, и я советник Уфмана-уль-Дошта, императора Гуркхула. — Посланник ухмыльнулся, за чёрной бородой показался полумесяц крепких белых зубов. — Надеюсь, меня не постигнет судьба прошлого посланника, которого отправил к вам мой народ.
Глокта помедлил. Чувство юмора? Как неожиданно.
— Полагаю, это зависит от тона, который вы выберите.
— Разумеется. Шаббед аль-Излик Бураи всегда был склонен… к конфронтации. К тому же, его преданность была… двойственна. — Ухмылка Тулкиса стала шире. — Он был страстным верующим. Очень религиозным человеком. Возможно, человеком, который был ближе к церкви, чем к государству? Разумеется, я почитаю Бога. — И он коснулся пальцами лба. — Почитаю великого и святого пророка Кхалюля. — Он снова коснулся головы. — Но служу я… — И он посмотрел Глокте в глаза. — Служу я только императору.
Интересно.
— Я думал, что в вашей стране церковь и государство говорят одним голосом.
— Так часто и бывало, но среди нас есть те, кто считает, что жрецы должны заниматься молитвами, а управление оставить императору и его советникам.
— Понимаю. И что император желает передать нам?
— Трудности со взятием Дагоски потрясли людей. Жрецы убедили их, что кампания будет лёгкой, что Бог с нами, наше дело правое, и так далее. Бог, разумеется велик, — и он посмотрел на потолок, — но он не заменяет хорошего планирования. Император хочет мира.
Глокта некоторое время молчал.
— Великий Уфман-уль-Дошт? Могучий? Беспощадный? Хочет мира?
Посланник не обиделся.
— Уверен, вы понимаете, как полезна бывает репутация безжалостного. Великого правителя должны бояться, особенно такого, который правит такой обширной и разнообразной землёй, как Гуркхул. Он хотел бы, чтобы его и любили, но это роскошь. Страх необходим. Что бы вы о нём ни слышали, Уфман не склонен ни к миру, ни к войне. Он человек… как это по-вашему? Необходимости. Он использует нужные инструменты в нужное время.
— Очень благоразумно, — пробормотал Глокта.
— Поэтому мир. Милосердие. Компромисс. Вот инструменты, которые подходят к его целям, даже если они не подходят к целям… других, — и он коснулся пальцами лба. — Поэтому он отправил меня, чтобы узнать, подойдут ли эти инструменты и вам.
— Так-так-так. Могучий Уфман-уль-Дошт приходит с милосердием и предлагает мир. Мы живём в странные времена, а, Тулкис? Гурки научились любить своих врагов? Или просто боятся их?
— Чтобы хотеть мира, нет нужды любить врага, или даже бояться его. Нужно всего лишь любить себя.
— Неужели?
— Так и есть. Я потерял двух сыновей в войнах между нашими народами. Одного в Ульриохе, в прошлую войну. Он был жрецом, и сгорел там в храме. Другой умер недавно, во время осады Дагоски. Он вёл атаку, когда проделали первую брешь.
Глокта нахмурился и потянул шею. Дождь арбалетных болтов. Крошечные фигурки, падающие на обломки.
— Это была храбрая атака.
— С храбрыми война обходится суровей всех.
— Верно. И я сожалею о ваших потерях. —