Хотя и не чувствую никакой печали.
— И я благодарен вам за искренние соболезнования. Бог благословил меня тремя сыновьями, но пустота, оставленная утратой двух детей, никогда не закроется. Это почти как терять свою собственную плоть. Вот почему мне кажется, будто я понимаю, что потеряли вы, в тех же самых войнах. И тоже сожалею о ваших потерях.
— Премного благодарен.
— Мы вожди. Война случается, когда мы терпим неудачу. Или когда нас подталкивают к неудаче спешкой или глупостью. Победа лучше поражения, но… не намного. Поэтому император предлагает мир, в надежде, что это навсегда положит конец вражде между нашими великими народами. У нас нет настоящих интересов пересекать море и идти войной, а у вас нет настоящих интересов в плацдармах на кантийском континенте. Поэтому мы предлагаем мир.
— И это всё ваше предложение?
— Всё?
— Что получат наши люди, если мы отдадим вам Дагоску, за которую в прошлую войну так дорого заплатили?
— Давайте будем реалистами. Ваши трудности на Севере ставят вас в весьма невыгодное положение. Дагоска потеряна, и я бы на вашем месте выбросил её из головы. — Тулкис, казалось, поразмыслил об этом. — Однако я могу организовать доставку дюжины сундуков, в качестве репараций от моего императора вашему королю. Сундуки из ароматного чёрного дерева, отделанные золотыми листьями, которые будут нести кланяющиеся рабы, а впереди будут идти смиренные чиновники из императорского правительства.
— И что будет в этих сундуках?
— Ничего. — Они уставились друг на друга. — Кроме гордости. Можете сказать про их содержимое всё, что пожелаете. Немыслимое богатство — золото гурков, кантийские драгоценности, благовония из-за пустыни. Больше, чем стоит сама Дагоска. Возможно, это успокоит ваших людей.
Глокта коротко вздохнул и выдохнул.
— Мир. И пустые сундуки. — Его левая нога онемела под столом, он сморщился, пошевелив ей, и зашипел через дёсны, поднимаясь со стула. — Я передам ваше предложение своему начальству.
Он поворачивался, когда Тулкис протянул руку.
Глокта посмотрел на неё. Ну, что в этом плохого? И он пожал протянутую руку.
— Надеюсь, вы сможете их убедить, — сказал гуркский посланник.
Я тоже надеюсь.
На край мира
На утро девятого дня в горах Логен увидел море. Он влез на вершину очередного мучительного подъёма — оттуда его и увидел. Тропинка круто уходила вниз, в протяжённую равнину, за которой виднелась блестящая линия на горизонте. Логен почти чуял его — солёный привкус в воздухе каждого вдоха. Он даже ухмыльнулся бы, если бы этот запах не напоминал ему так много.
— Море, — прошептал он.
— Океан, — сказал Байяз.
— Мы пересекли западный континент от берега до берега, — сказал Длинноногий, ухмыляясь во весь рот. — Мы уже близко.
К полудню они были ещё ближе. Тропинка расширилась до грязной дорожки между полей, разделённых неровными изгородями. По большей части это были бурые площадки перекопанной земли, но на некоторых зеленела свежая травка, или какие-то побеги овощей, а на некоторых покачивались высокие, серые, безвкусные с виду озимые. Логен мало что понимал в сельском хозяйстве, но было очевидно, что кто-то эту землю обрабатывал, причём недавно.
— Что за люди здесь живут? — пробормотал Луфар, подозрительно глядя на плохо обработанные поля.
— Потомки древних первопроходцев. Когда рухнула Империя, они остались здесь сами по себе. И в каком-то смысле они тут даже процветали в одиночестве.
— Слышал? — прошипела Ферро, прищурив глаза, уже доставая стрелу из колчана. Логен поднял голову, прислушиваясь. Издалека эхом доносились звуки ударов, а потом голос, еле слышный из-за ветра. Логен положил руку на рукоять меча и припал к земле. Он подкрался к покосившейся изгороди и заглянул за неё, Ферро встала рядом.
Посреди вскопанного поля два мужчины возились со стволом дерева, один рубил его топором, а другой смотрел, уперев руки в бока. Логен тревожно сглотнул. Эти двое выглядели не очень-то угрожающе, но внешний вид бывает обманчив. Прошло уже довольно много времени с тех пор, как они встречали живое существо, которое не пыталось бы их убить.
— Успокойтесь, — пробормотал Байяз. — Опасности здесь нет.
Ферро хмуро посмотрела на него.
— Ты уже говорил нам это.
— Не убивать никого, пока я не прикажу! — прошипел маг, а потом закричал на языке, которого Логен не знал, приветственно махая рукой над головой. Мужчины резко оглянулись, разинув рты. Байяз снова крикнул. Фермеры посмотрели друг на друга, а потом положили свои инструменты и медленно пошли к ним.
Они остановились в нескольких шагах. Уродливая парочка, даже на взгляд Логена — низкие, коренастые, с грубыми лицами, одетые в бесцветную рабочую одежду, залатанную и перепачканную. Они нервно смотрели на шестерых незнакомцев, и особенно на их оружие, словно никогда прежде не видели таких людей или таких предметов.
Байяз тепло говорил им, улыбаясь и махая руками, указывая в сторону океана. Один кивнул, ответил, пожал плечами и махнул рукой в сторону дороги. Он вышел в проём изгороди с поля на дорогу. Точнее, с мягкой грязи на твёрдую. Поманил их за собой, а его спутник подозрительно смотрел на них из-за кустов.
— Он отведет нас к Конейль, — сказал Байяз.
— К кому? — пробормотал Логен, но маг не ответил. Он уже шагал на запад вслед за фермером.
Тяжёлые сумерки спустились под мрачным небом, и путники брели по пустому городу за своим угрюмым проводником. Необычайно некрасивый парень, подумал Джезаль, но крестьяне редко бывают красавцами, и он полагал, что по всему миру они примерно одинаковы. Улицы были пыльными и пустынными, заросшими и заваленными мусором. Многие дома стояли заброшенными, заросли мхом и ползучими растениями. Те немногие здания, где виднелись признаки обитания, в основном пребывали в запущенном состоянии.
— Похоже, величие минувших дней здесь тоже померкло, — несколько разочарованно сказал Длинноногий, — если когда-то и было.
Байяз кивнул.
— Величие сейчас в дефиците.
За заброшенными зданиями открылась широкая площадь. По её краям каким-то забытым садовником некогда были разбиты декоративные садики, но теперь лужайки заполонили сорняки, клумбы превратились в заросли шиповника, а деревья стали похожи на иссохшие когти. За этим медленным разложением высилось огромное поразительное здание, или вернее путаница зданий различных беспорядочных форм и стилей. Посреди них возвышались три круглые сужающиеся башни, соединенные внизу, но разделённые сверху. Одна была обломана у вершины, её крыша давно обвалилась, обнажив стропила.
— Библиотека… — прошептал себе под нос Логен.
Джезалю это библиотеку не напоминало.
— Да?
— Великая Западная библиотека[41], — сказал Байяз, когда они прошли обветшалую площадь в тени этих трёх ветхих башен. — Здесь я делал свои первые робкие шаги на пути Искусства. Здесь мой учитель учил меня Первому Закону. Повторял мне снова и снова, пока я не смог безукоризненно повторить его на всех известных языках. Это было место обучения, чудес и великой красоты.
Длинноногий втянул воздух через зубы.
— Время не пощадило это место.
— Время ничего не щадит.
Их проводник сказал несколько коротких слов и указал на высокую дверь, покрытую облупившимся зеленым рисунком. Потом он побрёл прочь, глядя на них с глубочайшим подозрением.
— Здесь помощи ни от кого не дождёшься, — заметил Первый из Магов, глядя, как фермер спешно уходит, а потом поднял посох и трижды громко постучал в дверь. Повисла долгая тишина.
— Библиотека? — услышал Джезаль вопрос Ферро, которой это слово, очевидно, было незнакомо.
— Для книг, — донесся голос Логена.
— Книги, — фыркнула она. — Пустая трата времени, блядь.
Из-за ворот эхом донеслись смутные звуки: кто-то приближался изнутри, сердито бурча. Защёлкали замки, заскрипели, и обшарпанная дверь со скрипом раскрылась.
Сутулый пожилой мужчина изумлённо уставился на них, на его губах застыло неясное ругательство, зажжённая свеча слабо освещала одну сторону его морщинистого лица.
— Я Байяз, Первый из Магов, и у меня есть дело к Конейль. — Слуга продолжал таращиться. Джезаль почти ожидал, что из его беззубого рта потечёт струйка слюны, так широко он его раскрыл. Очевидно, посетители сюда заходили нечасто.
Одной мерцающей свечи было совершенно недостаточно, чтобы осветить высокий зал за стариком. Тяжёлые столы гнулись под шаткими стопками книг. По каждой стене тянулись полки, теряясь в затхлой темноте наверху. Тени двигались по кожаным корешкам всех размеров и цветов, по связкам пергаментов, по скрученным и уложенным в пирамиды свиткам. Свет искрился и блестел на серебряном тиснении, на золотых узорах и на тусклых драгоценностях, вправленных в переплёты устрашающих размеров. Длинная лестница с перилами, отполированными бесчисленными прикосновениями рук, со ступеньками, истёртыми посередине бесчисленными шагами ног, спускалась, изящно изгибаясь, в это средоточие древних знаний. Пыль толстым слоем лежала на всех поверхностях. Одна особенно чудовищная паутина прилипла к волосам Джезаля, как только он переступил порог — и он тщетно пытался от неё избавиться, сморщившись от отвращения.
— Госпожа этого дома, — прохрипел привратник со странным акцентом, — уже отправилась в постель.
— Так разбуди её, — резко сказал Байяз. — Уже темнеет, а я спешу. У нас нет времени на…
— Так-так-так. — На ступенях стояла женщина. — Время, действительно, тёмное, раз старые любовники кричат у моей двери. — Глубокий голос, сладкий, как сироп. Она с преувеличенной медлительностью спустилась по ступеням, касаясь длинными ногтями изогнутых перил. Казалось, она в зрелых годах: высокая, стройная, изящная, и половину её лица закрывал водопад длинных чёрных волос.
— Сестра. Нам нужно обсудить неотложные вопросы.
— Ах, неужели? — Джезалю был виден один глаз: большой, тёмный, с тяжёлыми векам