В этот миг снова раздалось шарканье и пыхтение — Девятипалый сошелся в поединке с очередным верзилой. Оба с рычанием пытались вырвать друг у друга нож. Джезаль растерянно вытаращил глаза: когда же они успели?
— Бей! — проревел северянин, борясь с солдатом. — Да бей же, твою мать!
Джезаль продолжал с тупым видом сидеть на земле, вцепившись одной рукой в эфес длинной шпаги так крепко, как цепляется за травинку висящий над пропастью. Вторая рука безжизненно висела.
Раздался тихий глухой стук. Верзила захрипел. В боку у него торчала стрела. Еще стук. Две стрелы. Миг спустя рядом вонзилась третья. Солдат выскользнул из крепких объятий Девятипалого, опустился на колени, застонал, закашлялся, пополз к Джезалю, но постепенно обмяк. Торчащие из бока стрелы напоминали камыш у берегов озера. Лицо раненого скривилось, он издал жалобный писк и там же, посреди дороги, затих.
— А где этот ублюдок Финниус?
— Удрал.
— Он приведет подмогу!
— Я успевала разобраться либо с ним, либо с этим.
— Этого убил я!
— Конечно, убил. Если бы ты подержал его еще год, возможно, Луфар наконец вытащил бы клинок.
Странные голоса, вроде бы не имеющие к нему, Луфару, никакого отношения… Он медленно, пошатываясь, встал на ноги. Во рту пересохло, колени дрожали, в ушах звенело. Чуть дальше на дороге лежал Байяз, около него стоял на коленях ученик. Один глаз волшебника был закрыт, а другой подергивался, приоткрывая узкую щель, в которой поблескивало закатившееся глазное яблоко.
— Эфес можешь выпустить.
Джезаль растерянно глянул вниз: и правда, держится за рукоять, да так, что побелели суставы. Он с усилием медленно выпрямил пальцы, ладонь горела. На плечо ему легла тяжелая рука.
— С тобой все нормально? — раздался голос Девятипалого.
— А?
— Ты ранен?
Джезаль с идиотским видом развернул ладони. Грязные, но крови нет.
— Вроде нет.
— Вот и хорошо. У нас тут лошади разбежались. И я их, если честно, понимаю. Будь у меня четыре ноги, я бы уже мчал на полпути обратно к морю.
— Что?
— Поищи-ка лошадок.
— С какой радости ты командуешь?
Девятипалый слегка сдвинул густые брови. Джезаль вдруг осознал, как близко друг к другу они стоят и что рука северянина по-прежнему лежит у него на плече: сильная, могучая — такая в мгновение ока оторвет ему все конечности. Проклятый язык! От него одни беды. Джезаль внутренне съежился: в лучшем случае ему заедут по физиономии, в худшем — проломят голову… Однако Девятипалый задумчиво поджал губы, а потом произнес:
— Ты и я, мы очень разные. Во всех смыслах. Как я вижу, людей моего сорта ты не уважаешь, и в частности меня. Я тебя не виню. Мертвые свидетели, у меня есть недостатки, и я о них догадываюсь. Ты считаешь меня тупицей — да, ты действительно умнее и о многом знаешь куда больше меня. Но боевой опыт, как это ни печально, у меня более богатый, ты уж не обижайся. Я не командую, но задание выполнить нужно. — Он придвинулся еще ближе, огромная лапа сжимала плечо Джезаля с отеческой твердостью: не то ободрение, не то угроза. — Есть вопросы?
Джезаль задумался. Он был сущим болваном — и события последних минут это наглядно доказывали. Его взгляд упал на мертвого солдата, чью голову рассек меч Девятипалого. Видимо, сейчас лучше без лишних препирательств выполнить просьбу.
— Никаких, — отозвался он.
— Отлично! — Девятипалый с улыбкой хлопнул его по плечу. — Лошадей нужно поймать. Думаю, ты прекрасно с этим справишься.
Джезаль кивнул и на неверных ногах поковылял прочь.
Сотня слов
Вот-вот должно было произойти что-то необычное. Полковник Глокта попытался шевельнуть конечностями, но его словно парализовало. В глаза били яркие лучи солнца.
— Мы разбили гурков? — спросил он.
— Разумеется! — В поле зрения Глокты показался хаддиш Кадия. — С Божьей помощью. Истребили их, перерезали, точно скот. — И старый туземец снова принялся жевать оторванную кисть руки, объев уже пару пальцев.
Глокта потянулся к нему, чтобы забрать страшный деликатес, и с ужасом увидел, что вместо руки у него объеденная по запястье окровавленная культя.
— Черт! — пробормотал он. — Вы едите мою руку!
Кадия улыбнулся.
— Очень вкусно, между прочим! И все-таки я вас поздравляю!
— Исключительно вкусно! — подхватил генерал Виссбрук и, забрав кисть у Кадии, отгрыз кусочек изорванной плоти. — Наверное, потому что вы в молодости много фехтовали.
На пухлом лице генерала алела размазанная кровь.
— Да, это из-за фехтования, — сказал Глокта. — Рад, что вам нравится.
«Однако все это довольно странно…»
— Нам очень нравится! Очень! — воскликнул Вюрмс, изящно, точно дольку дыни, обкусывая мясо с остатков Глоктовой ступни. — Всем нам четверым очень нравится! На вкус — точно жареная свинина!
— Точно превосходный сыр! — пророкотал Виссбрук.
— Точно золотой мед! — ворковал Кадия, посыпая Глокте живот солью.
— Точно золотые монеты! — промурлыкала откуда-то снизу магистр Эйдер.
Глокта приподнялся на локтях.
— Господи, что вы там делаете?
Она, ухмыляясь, подняла на него глаза.
— Вы забрали мои кольца. Должны же вы хоть как-то расплатиться за мою щедрость.
Ее острые зубы, точно крошечные кинжалы, вонзились в правое бедро, и вырвали небольшой шарик мяса. Затем по коже заскользил язык, жадно слизывая текущую из раны кровь.
Полковник Глокта удивленно вскинул брови.
— Да, конечно, вы правы. Вы совершенно правы.
Вопреки ожиданиям, процесс оказался не таким уж болезненным, только сидеть было довольно утомительно, поэтому он откинулся на песок и уставился в синее небо.
— Вы все совершенно правы.
Эйдер перебралась выше.
— Ай! — Полковник захихикал. — Щекотно!
«До чего приятно, когда тебя ест такая красивая женщина…» — пронеслось у него в голове.
— Чуть левее, — пробормотал он, закрывая глаза, — чуть-чуть левее…
Мучительным рывком Глокта сел на кровати; спину судорогой выгнуло назад, точно натянутый до упора лук. Под мокрой простыней тряслась левая нога, бесполезные мышцы выворачивало и крутило от адской боли. Чтобы не закричать, он прикусил губу остатками зубов и несколько раз с трудом вдохнул через нос, отчаянно пытаясь контролировать боль; лицо скривилось от напряжения.
И вот, когда ему уже казалось, что нога сейчас отвалится, сухожилия вдруг расслабились. Тяжело дыша, Глокта рухнул на влажную постель.
«Проклятые сны, чтоб их!..»
Все тело ныло и дрожало от слабости, на коже выступил холодный пот. Он, нахмурившись, всмотрелся в темноту. Что за странный шум в комнате? Что за шипение и шелест? Глокта медленно, осторожно перекатился на живот, поднялся с кровати и, хромая, подошел к окну.
Город под Цитаделью исчез. Серая завеса отрезала Цитадель от остального мира. Серая завеса дождя… Ударяясь о подоконник, крупные тяжелые капли разлетались мелкими брызгами на ковер, на шторы; комнату наполнила прохладная дымка. Глокта стоял у открытого окна, подставив свежему воздуху влажное лицо. Дождь… Он и забыл, что это такое.
Вдалеке сверкнула молния, на мгновение высветив в шелестящем сумраке шпили Великого храма, и тьма снова сомкнулась под долгое сердитое ворчание грома. Глокта высунул руку наружу: по ладони застучали холодные капли. Странное, незнакомое ощущение…
— Черт… — пробормотал он себе под нос.
— Первый дождь!
Чуть не подавившись слюной, Глокта вихрем крутнулся на пятке, зашатался и, чтобы не упасть, схватился за влажные камни оконного обрамления. Спальню окутывала непроглядная темнота.
«Откуда же голос? Или померещилось? Может, я еще сплю?»
— Изумительный миг. Мир как будто снова оживает.
Глокта похолодел от ужаса. Голос был мужской, низкий, сочный.
«Голос убийцы Давуста? Так-так… Кто же за мной явился?»
Комнату озарила очередная яркая вспышка молнии. На ковре, скрестив ноги, сидел чернокожий длинноволосый старик.
«Как раз между мной и дверью. Даже бегун получше меня мимо не проскочил бы».
Вспышка почти в тот же миг угасла, но перед глазами Глокты еще секунду стояла увиденная картина. Расколовший небосвод грохот грома гулким эхом зазвенел в темноте просторных покоев.
«Мои отчаянные мольбы о помощи не услышать даже при всем желании».
— Кто вы, черт побери, такой? — От потрясения голос Глокты едва не сорвался на визг.
— Меня зовут Юлвей. Не пугайтесь так.
— Не пугаться? Вы шутите, мать вашу?!.
— Если бы я хотел вас убить, то убил бы во сне. Тело осталось бы в кровати.
— Прямо камень с души!
Глокта судорожно пытался сообразить, чем можно обороняться.
«Так… Я успел бы добраться до стола с декоративным чайничком… — Он чуть не расхохотался. — И что с ним потом делать? Предложить незваному гостю чая? Даже бойцу получше меня обороняться тут нечем».
— Как вы вошли?
— У меня свои способы. Так же, как я перешел бескрайнюю пустыню. Так же, как я незаметно прошел по оживленной дороге из Шаффы. Так же, как я пробрался через гуркское воинство и вошел в город.
— А вам не приходило в голову, что нужно постучаться?
— Даже если стучишься, нет гарантии, что тебя впустят.
Глокта напряженно всматривался в сумрак, но никого не видел: только смутные очертания мебели да серые арки окон. За окнами лил дождь. Барабанил по подоконнику за спиной. Шурша, поливал крыши раскинувшегося внизу города. Едва Глокта решил, что наваждение рассеялось, как снова раздался голос старика:
— Я много лет наблюдаю за гурками. Такое мне назначено задание. Епитимья, если можно так выразиться, за то, что я поспособствовал расколу своего ордена.
— Какого ордена?
— Ордена магов. Я четвертый из двенадцати учеников Иувина.
«Маг! Мог бы и сам догадаться. Видимо, как тот лысый досужий старик по имени Байяз. Ничего толкового я, помнится, от него не добился, только запутался. Мало нам проблем с политикой и предательством — разбирайся еще со сказками и суевериями. Похоже, эта песня затянется до утра».