Вест попытался казаться большим, что было сложно сделать, стоя ниже по склону и согнувшись от изнеможения. Нельзя показывать страх, если хочешь справиться с опасной ситуацией, как бы ты ни боялся.
— Хочешь проверить? — Вест сам слышал, как слаб его голос.
— Могу.
— Дай знать, когда соберешься. Ни за что не пропущу.
— Не беспокойся, — прошептал Доу и, отвернувшись, сплюнул. — Ты узнаешь, когда проснешься с перерезанным горлом.
И Доу пошел вверх по глинистому склону не спеша — чтобы было ясно, что он не испугался. Вест хотел бы сказать то же про себя. Сердце бешено колотилось, пока он продирался между деревьями, догоняя остальных. Он не останавливаясь миновал Ладислава и поравнялся с Катиль, приноравливаясь к ее шагам.
— Вы в порядке? — спросил он.
— Бывало хуже. — Она оглядела Веста с ног до головы. — А вы?
Вест внезапно представил, на кого похож. Старый мешок с прорезями для рук натянут на грязный мундир, сверху пояс, тяжелый меч заткнут за него и колотит по ногам. Зудящая щетина покрыла челюсть, а лицо наверняка в пятнах — гневно-алых и трупно-серых. Вест сунул руки под мышки и грустно улыбнулся:
— Замерз.
— Оно и видно. Наверное, не стоило отдавать плащ.
Пришлось кивнуть в ответ. Заметив между ветвями сосен спину Доу, Вест прокашлялся.
— Никто из них не… приставал к вам?
— Приставал ко мне?
— Ну, то есть… — Вест замялся. — Женщина среди этих мужчин, они к такому не привыкли. Как этот Доу пялится на вас. Я не…
— Очень благородно с вашей стороны, полковник, но не стоит беспокоиться. Они всего лишь пялятся, а мне доставалось и хуже.
— Хуже него?
— В первом лагере, куда я попала, комендант положил на меня глаз. Наверное, что-то во мне оставалось от сытной вольной жизни. Он морил меня голодом, чтобы добиться своего. Пять дней без еды.
Вест поежился.
— Этого хватило, чтобы он сдался?
— Они не сдаются. Пять дней смогла продержаться я. Делаешь, что приходится.
— То есть…
— Что приходится. — Катиль пожала плечами. — Гордиться тут нечем, но и стыдиться я не буду. Гордостью и стыдом сыт не будешь. Единственное, о чем я жалею, — о пяти днях голодовки, о пяти днях, когда могла бы есть вдоволь. Делаешь, что приходится. И неважно, кто. Если голодаешь…
Катиль снова пожала плечами.
— А ваш отец?
— Пайк? — Катиль бросила взгляд на шагающего впереди заключенного с обгорелым лицом. — Он хороший, но он мне не родной. Понятия не имею, где моя настоящая семья. Наверное, разбросало по всей Инглии, если еще живы.
— Значит, он…
— Если выдавать себя за семью, люди ведут себя иначе. Мы помогли друг другу выбраться. Если бы не Пайк, я бы, наверное, все еще работала в кузнице в лагере.
— Зато теперь наслаждаетесь приятной прогулкой.
— Что ж. Довольствуйся тем, что есть. — Катиль опустила голову и прибавила шагу, скрывшись между деревьями.
Вест проводил ее взглядом. В ней есть жилка, как сказали бы северяне. Ладиславу не помешало бы поучиться ее молчаливой решительности. Вест оглянулся на принца, изящно ковыляющего через грязь с обидой на лице. Он вздохнул, выдохнув клуб пара. Похоже, Ладислава уже поздно учить чему-нибудь.
Скудный ужин — кусок засохшего хлеба и чашка холодного мяса. Тридуба не разрешил развести костер, как ни упрашивал Ладислав. Слишком опасно — их могут заметить. Так что они сидели и разговаривали в сгущающихся сумерках, недалеко от северян. Разговаривать хорошо, только если забыть про холод, боль и неуют. И если зубы не выбивают дробь.
— Так вы воевали в Канте, да, Пайк? Во время войны?
— Так точно. Я был сержантом. — Пайк неторопливо кивнул; глаза блестели на розовом изуродованном лице. — Подумать только: нам все время было жарко, да?
Вест невесело булькнул, пытаясь рассмеяться, но его бульканье совсем не было похоже на смех.
— В каком полку?
— Первый полк личной королевской охраны, под командой полковника Глокты.
— Но ведь это мой полк!
— Я знаю.
— Я вас не помню.
Ожоги пайка сдвинулись так, что Весту показалось, что он улыбается.
— Я выглядел тогда по-другому. Но я вас помню. Лейтенант Вест. Солдаты вас любили. К вам можно было обратиться, чтобы решить проблему.
Вест сглотнул. Сейчас он не тот человек, который решает проблемы. Больше создает.
— И как вы оказались в лагере?
Пайк и Катиль переглянулись.
— Вообще-то у заключенных не принято спрашивать.
— А! — Вест опустил взгляд и потер руки. — Извините. Я не хотел вас обидеть.
— Никакой обиды, — фыркнул Пайк и почесал расплывшийся нос. — Я совершил несколько ошибок. Не будем об этом. Вас ждет семья?
Вест дрогнул и сложил руки на груди.
— У меня в Адуе сестра. Она… непростая. — На этом Вест решил остановиться. — А у вас?
— У меня была жена. Когда меня отправили сюда, она предпочла остаться. Я ненавидел ее за это, но, если честно, не знаю, как поступил бы на ее месте.
Из-за деревьев появился Ладислав, вытирая руки полами плаща Веста.
— Полегчало! Наверное, все из-за проклятого утреннего мяса. — Принц уселся между Вестом и Катиль, и она скривилась, словно рядом кто-то плюхнул лопату дерьма. Было ясно, что эти двое не в ладах. — О чем беседуем?
Веста передернуло.
— Пайк как раз рассказывал о жене…
— Да ну? Вы, конечно, знаете, что я обручен с принцессой Терезой, дочерью великого герцога Орсо, владыки Талина. Она славится своей красотой… — завел Ладислав, хмурясь на обступающие их сумрачные деревья, как будто даже ему казался чем-то странным разговор на подобные темы в чащах Инглии. — Хотя я начинаю подозревать, что она не всей душой радуется этой партии.
— Ее можно понять, — пробормотала Катиль, уже, пожалуй, в десятый раз за вечер насмехаясь над принцем.
— Я — наследник трона! — вспылил принц. — И однажды стану твоим королем! И не помешало бы обращаться со мной с должным уважением!
Катиль рассмеялась ему в лицо.
— У меня нет ни страны, ни короля — и уж точно нет уважения к тебе.
Ладислав ахнул от негодования.
— Я не позволю разговаривать с собой, как…
Черный Доу, появившийся, словно ниоткуда, навис над принцем.
— Заткни ему пасть! — прорычал он на северном диалекте, выставив толстый палец. — У Бетода повсюду уши! Пусть придержит язык, или я вырву его! — И снова растаял во мгле.
— Он просит нас соблюдать тишину, ваше высочество, — перевел шепотом Вест.
Принц сглотнул.
— Я так и понял.
Ладислав и Катиль, сгорбившись, уставились друг на друга в молчании.
Прямо под шуршащей парусиной Вест лежал на жесткой земле и смотрел, как мягко падает снег за черными глыбами его сапог. С одной стороны к нему прижалась Катиль, с другой — Ищейка. Остальные улеглись вокруг, плотно прижавшись под большим вонючим одеялом. Все, кроме Доу, который снаружи стоял на часах. Такой холод удивительно сплачивает людей.
Из дальнего угла доносился рокочущий храп. Наверное, Тридуба или Тул. Ищейка во сне часто дергался, ворочался, тянулся и издавал бессмысленные звуки. Справа слышалось дыхание Ладислава, слабое, как у чахоточного. Почти все провалились в сон, едва приклонив голову.
Но Весту не спалось. Он не мог отделаться от мыслей обо всех неприятностях и поражениях; об опасностях, что им грозят. И не только им. Маршал Берр, наверное, где-то в лесах Инглии, торопится на юг на выручку, не зная, что движется в ловушку. Не зная, что Бетод поджидает его.
Положение было кошмарное, но вопреки всем доводам на сердце у Веста было легко. Все было просто. Нет ежедневных сражений, нет предубеждений, которые надо преодолевать, планы можно составлять лишь на самый короткий срок, не более чем на час вперед. Впервые за многие месяцы Вест чувствовал себя свободным.
Он поежился и вытянул ноющие ноги, почувствовав, как рядом двинулась во сне Катиль; ее голова упала ему на плечо, щека прижалась к грязному мундиру. Он чувствовал тепло дыхания Катиль на своем лице, тепло ее тела через одежду. Приятное тепло. Впечатление немного портил только запах пота и сырой земли и Ищейка, вскрикивающий и бормочущий в другое ухо. Вест закрыл глаза, улыбаясь. Может быть, все еще выправится. Может, он еще окажется героем, нужно только доставить Ладислава живым к лорду-маршалу Берру.
Только воздух тратить
Сидя в седле, Ферро оглядывала землю. Они по-прежнему ехали вдоль темной воды, по-прежнему ветер задувал холодом под одежду, по-прежнему в нависающем небе царил хаос, и все же земля менялась. Вместо плоской, как стол, равнины появились возвышенности и внезапные скрытые впадины. Земля, где легко спрятаться, — Ферро не понравилась эта мысль. Не то чтобы она боялась: Ферро Малджин не боялась людей. Но все равно она всматривалась и вслушивалась: вдруг кто-то прошел, вдруг кто-то поджидает.
Обычное благоразумие.
Трава тоже изменилась. С детства Ферро привыкла, что трава повсюду, высокая и колышется на ветру; а здесь она была короткая, сухая и выцветшая, как солома. И чем дальше продвигались, тем короче становилась трава. Сегодня уже тут и там появились проплешины. Голая земля, где ничто не растет. Пустая земля, как пыль Бесплодных земель.
Мертвая земля.
Но почему мертвая, Ферро не могла понять. Она хмурилась на извилистую равнину, на далекие холмы, на мутную и зазубренную линию горизонта. Ни движения не ощущалось на всем огромном пространстве. Двигались только они и нетерпеливые тучи. И одна птица, парящая высоко-высоко над головами, словно застывшая в воздухе, едва шевеля перьями на концах темных крыльев.
— Первая птица за два дня, — проворчал Девятипалый, подозрительно глядя вверх.
— Ну да, — проворчала в ответ Ферро. — У птиц больше разума, чем у нас. Что мы тут делаем?
— Не нашли местечка получше.
Ферро могла бы найти местечко получше — любое, где можно убить гурка.