— Бешеный! — заорал Доу. — Вот ты кто!
Молчун уже выбрался из-за кустов с луком на плече и, присев на корточки, стаскивал с мертвеца окровавленный мех.
— Добрый плащ, — пробормотал он про себя.
Вест смотрел, как они обшаривают стоянку, не в силах выпрямиться, больной и совершенно опустошенный. Он услышал смех Доу.
— Бешеный! — хрипло булькал Доу. — Так я буду звать тебя!
— У них полно стрел, — Ищейка залез в одну из сумок и с улыбкой вытащил что-то. — И сыр. Чуточку запылился.
Грязными пальцами он отщипнул кусочек от желтого клина, впился зубами и снова улыбнулся.
— Вполне годится.
— Полно добра, — кивнул Тридуба, тоже улыбнувшись. — И мы все целы — более-менее. Хорошо поработали, парни. — Он хлопнул Тула по спине. — Лучше сразу отправляться дальше на север, пока этих не хватились. Быстрее берите, что тут есть, и заберем тех двух.
Мозги Веста только-только начали включаться.
— Тех двух!..
— Хорошо, — сказал Тридуба, — ты и Доу — посмотрите, как там они… Бешеный. — Он отвернулся, пряча улыбку.
Вест бросился назад тем же путем, каким пришел сюда, оскальзываясь и съезжая по склону; кровь снова застучала в голове.
— Защитить принца, — бормотал он. Вест пересек поток, даже не чувствуя холода, вскарабкался на противоположный берег, торопясь к утесу, на котором оставил тех двоих.
Он услышал женский крик, тут же прекратившийся, и грубое мужское рычание. Ужас пронзил каждую клеточку Веста. Люди Бетода обнаружили их. Может быть, уже поздно. Он с трудом заставлял шевелиться горящие ноги, оскальзываясь в грязи. Нужно защитить принца. Воздух обжигал горло, но он лез вперед, цепляясь пальцами за стволы деревьев, карабкаясь по веточкам и иголкам на стылой земле.
Он вырвался на открытое место на краю утеса, тяжело дыша, но крепко сжимая рукоять окровавленного меча.
На земле боролись две фигуры. Снизу — Катиль на спине, била и царапала того, кто навалился на нее. Мужчина уже ухитрился стащить с нее штаны ниже колен и теперь одной рукой возился с собственным поясом, другой пытаясь зажать рот женщине. Вест шагнул вперед, высоко поднял меч, но тут мужчина резко обернулся. Вест моргнул. Несостоявшимся насильником оказался не кто иной, как сам кронпринц Ладислав.
Увидев Веста, принц неуклюже поднялся и шагнул в сторону. На лице у него появилось растерянное выражение, как у школьника, пойманного за воровством пирога из кухни.
— Извините, — сказал он. — Я думал, вы задержитесь подольше.
Вест уставился на принца, плохо соображая, что происходит.
— Подольше?
— Изуверская скотина! — закричала Катиль, поднимаясь на ноги и подтягивая штаны. — Убью!
Ладислав потрогал губу.
— Она укусила меня! Глядите!
Он выставил окровавленные кончики пальцев как доказательство ужасного насилия, учиненного над ним. Вест почувствовал, как шагнул вперед. Принц, видно, что-то прочел по его лицу, поскольку отшатнулся и выставил перед собой одну руку, другой поддерживая штаны.
— Погодите, Вест, только…
Не было волны ярости. Не было временной слепоты, руки-ноги не двигались сами по себе, голова оставалась ясной. Гнева не было вовсе. Вест прежде в жизни не чувствовал такого спокойствия, ясности и уверенности. Он поступил по своему выбору.
Вытянув правую руку, Вест раскрытой ладонью ткнул Ладислава в грудь. Кронпринц, деликатно ахнув, отпрянул. Левая нога заскользила по грязи. Принц опустил правую ногу, но там не было земли. Брови принца взметнулись вверх, рот и глаза раскрылись от тихого удивления. Наследник трона Союза полетел прочь от Веста, взмахивая руками, медленно повернулся в воздухе набок… и пропал.
Послышался короткий, сдавленный крик, глухой удар, еще один и долгий перестук камней.
Наступила тишина.
Вест застыл, часто моргая.
Потом повернулся взглянуть на Катиль.
Она замерла в двух шагах, вытаращив глаза.
— Вы… вы…
— Знаю. — Вест едва узнал собственный голос.
Он встал на самый край утеса и посмотрел вниз. Труп Ладислава лежал далеко внизу, уткнувшись лицом в камни, истрепанный плащ Веста раскинулся по земле, штаны спустились на щиколотки, одна коленка согнулась не в ту сторону, круг темной крови ширился на камнях вокруг разбитой головы. Принц был мертвее всех мертвых.
Вест сглотнул. Это его рук дело. Его. Он убил наследника трона. Убил хладнокровно. Он — преступник. Он — предатель. Он — чудовище.
И Вест чуть не рассмеялся. Солнечный Агрионт, где верность и почтительность не ставятся под сомнение, где толпа делает лишь то, что велят избранные, где убивать другого человека просто не принято, — все это осталось очень далеко. Может, он и чудовище, но здесь, в промерзшей дикой Инглии, правила иные. Здесь чудовища в большинстве.
Он почувствовал на плече тяжелую ладонь. Обернувшись, он увидел рядом с собой безухую голову Черного Доу, заглядывающего за край обрыва. Северянин, вытянув губы, тихо присвистнул.
— Значит, вот и все, как я понимаю. Знаешь, что, Бешеный? — Доу криво улыбнулся Весту. — Ты начинаешь мне нравиться, малыш.
До последнего человека
«Занду дан Глокте,
наставнику Дагоски, лично
Стало очевидно, что, несмотря на ваши усилия, Дагоска больше не может оставаться в руках Союза. Вследствие этого приказываю вам отбыть незамедлительно и явиться ко мне. Порт, возможно, уже потерян, но вы без труда сможете отплыть ночью на небольшой лодке. Корабль будет ждать вас дальше по берегу.
Полностью передайте командование генералу Виссбруку как единственному оставшемуся в живых члену управляющего совета Дагоски от Союза. Вряд ли нужно упоминать, что приказ закрытого совета защитникам Дагоски остается неизменным.
Сражаться до последнего человека.
Генерал Виссбрук медленно опустил письмо, сжав челюсти.
— Следует ли понимать так, наставник, что вы покидаете нас?
Голос генерала звучал надтреснуто.
«Паника? Страх? Гнев? И одно, и другое, и третье вполне справедливо с его стороны».
Комната выглядела почти так же, как и в тот день, когда Глокта появился в городе. Великолепные мозаики, искусная резьба, полированный стол — все сияло в лучах утреннего солнца, льющихся через высокие окна. Однако сам управляющий совет сильно сократился. Виссбрук, со скулами, нависшими над жестким воротником шитого мундира, и хаддис Кадия, устало свернувшийся в кресле, — вот и все. Никомо Коска стоял в стороне, прислонившись к стене рядом с окном, и грыз ногти.
Глокта тяжело вздохнул.
— Архилектор ждет… моих объяснений.
Виссбрук забулькал:
— С чего это мне в голову пришел образ крыс, бегущих из горящего дома?
«Очень уместное сравнение. Если только учесть, что крысы бегут от огня, чтобы прыгнуть в мясорубку».
— Бросьте, генерал. — Коска уперся затылком в стену, легко улыбаясь. — Наставник вообще мог не показывать нам письмо. Мог бы просто ускользнуть ночью — и правильно сделал бы. Я бы именно так и поступил.
— Позвольте мне вкратце обрисовать ваши достижения, — усмехнулся Виссбрук. — Наше положение критическое. Внешняя стена потеряна, без нее у нас нет шансов продержаться долго. Трущобы кишат солдатами гурков. Каждую ночь мы совершаем вылазку из ворот Верхнего города. Сжигаем таран. Убиваем нескольких спящих часовых. Но у них каждый день появляются новые орудия. Вскоре, очевидно, они расчистят место среди развалин и установят большие катапульты. Следовательно, следует ожидать, что Верхний город подвергнется непрерывному обстрелу зажигательными снарядами! — Генерал ткнул рукой в окно. — Оттуда они добьют до Цитадели! Вот эта комната может получить валун размером с сортир в качестве предмета обстановки!
— Я прекрасно представляю положение, — отрезал Глокта.
«Запах паники за последние дни так усилился, что скоро и мертвые его почуют».
— Но приказ архилектора предельно ясен. Сражаться до последнего человека. Не сдаваться.
Плечи Виссбрука поникли.
— Сдаваться — в любом случае не выход.
Он поднялся, неуверенно поправил мундир и медленно задвинул кресло под стол. В этот миг Глокта готов был посочувствовать ему.
«Его стоило бы пожалеть, только я растратил свою жалость на Карлоту дан Эйдер, которая ее вовсе не заслуживала».
— Позвольте предложить вам совет человека, видевшего гуркские застенки изнутри. Если город падет, рекомендую: лучше покончить с собой, чем попасть им в руки.
Глаза генерала Виссбрука расширились на мгновение, он опустил взгляд на прекрасный мозаичный пол и сглотнул. Потом он поднял лицо, и Глокта с удивлением увидел горькую улыбку.
— Пожалуй, не об этом я мечтал, когда вступал в армию.
Глокта похлопал тростью по искалеченной ноге и тоже улыбнулся.
— Я мог бы повторить то же самое. Как писал Столикус? Сержант на призывном пункте продает сладкие сны, а доставляет кошмары.
— Да, очень уместно.
— Если это вас утешит, подозреваю, что меня ждет судьба не лучше вашей.
— Слабое утешение.
Виссбрук щелкнул каблуками идеально начищенных сапог. На несколько мгновений он застыл по стойке «смирно», затем, не говоря ни слова, повернулся к двери. Стук каблуков разнесся по залу и затих в коридоре.
Глокта повернулся к Кадии.
— Что бы я ни говорил генералу, настоятельно советую вам сдать город при первой возможности.
Кадия поднял усталые глаза.
— После всего? Теперь?
«Именно что теперь».
— А вдруг император решит проявить милосердие? В любом случае не вижу смысла для вас продолжать борьбу. Сейчас еще можно найти тему для переговоров. Вы можете выторговать какие-то условия.
— И это все утешение, которое вы можете предложить? Милость императора?
— Это все, что есть. Как там про человека, заблудившегося в пустыне?
Кадия неторопливо кивнул.