До меня в «Прибое» работали посменно две официантки. Одна – сестра Оксаны, и именно она ушла со скандалом за день до моего появления. Вторая – Мариша: болезненная женщина, вечно охавшая и жаловавшаяся на ноги, хотя, по-моему, она могла бы пешком дойти до Магадана.
Мне бы поинтересоваться у нее, отчего хлопнула дверью сестра. Но я этого не сделала.
С первой зарплаты я отправилась в город на рейсовом автобусе и купила акриловые краски, карандаши, бумагу и принадлежности для рисования. Вернувшись, разложила покупки на кровати и стала рассматривать, впитывая в себя яркость цветных карандашей, белизну бумаги – мягкую, молочную, шершавую… И, конечно, краски.
– Умбра и охра, – повторяла я нараспев, раскачиваясь, как шаман перед молитвой, – умбра и охра! Ак-ва-ма-рин!
Дверь приоткрылась. Хозяйка озадаченно уставилась на меня. В своем тихом счастливом безумии я забыла о задвижке.
– Это еще что?
Тон у нее был такой, словно она обнаружила на моей постели россыпь марихуаны.
– Это для рисования, Оксана Петровна.
– Оно тебе зачем?
«Перья на попе малевать».
Вслух я этого не произнесла, конечно. Только сказала, что как это ни удивительно, но – для рисования.
Она шмыгнула носом и вышла, чем-то очень недовольная.
Кроме красок, я привезла в свою новую обитель духи. «Ландыш серебристый» пах не совсем так, как я запомнила. Наверное, столько лет спустя его состав изменился. Но мне достаточно было и эха прежнего аромата. Я не пользовалась духами днем, но вечером, перед сном, осторожно пшикала на запястье и засыпала в облаке сладкого ландыша. К утру он развеивался.
К концу мая я освоилась в «Прибое» окончательно. Запомнила постоянных клиентов в лицо, а многих и по именам. Перестала воровать еду. Вечно мучивший меня голод за два с половиной месяца наконец-то утих. Поправилась, на щеках появился румянец. В свободное время, которого у меня, по правде сказать, было немного, рисовала или бродила по окрестностям.
Эта монотонная жизнь без всяких мыслей, без событий, без общения – хозяева и уборщица не в счет – меня полностью устраивала.
Во всяком случае, так мне казалось до появления того парня.
Он появился третьего июня, около десяти утра. Я подошла к столику.
– Здравствуйте, что будете заказывать?
Не совсем наш клиент. Пожалуй, совсем не наш. Синяя футболка с маленьким белым китом на груди, джинсы, дорогие кроссовки. Чистые руки с длинными пальцами. Всегда обращаю внимание на пальцы. Такие красивые, хорошо вылепленные кисти…
Он перевел на меня взгляд. Глаза голубые, с расходящимся от зрачка желтым кругом.
«Центральная гетерохромия», – вспомнила я научное название. Разная окраска участков радужной оболочки глаза.
Честно говоря, я смутилась – впервые за все время работы в «Прибое». Он ничего не говорил, не заказывал, не тыкал пальцем в меню (некоторые любят произнести через губу: «Дэушк, мне это, это и это», как будто они сами себя сглазят, если произнесут: «Жареную картошку и котлету по-киевски»), просто смотрел на меня, прищурившись, словно вспоминал, при каких обстоятельствах встречал меня раньше.
В общем, обычный парень, довольно симпатичный. Но говорю же – не наш клиент. Такие одинокие, прилично одетые чуваки выбирают заведения посолиднее. Компания дальнобойщиков в резиновых сланцах, из которых торчат голые пальцы (как правило, без педикюра), не всем по душе.
– Борщ, пожалуйста, – сказал он. – Чай с мятой… Есть у вас чай с мятой?
– Конечно.
– И какую-нибудь выпечку.
– Блинчики с медом подойдут?
– Да, отлично.
Я передала заказ на кухню, вернулась в зал, но все время, убирая грязную посуду и принимая новые заказы, чувствовала на себе легкий взгляд.
Он наблюдал за мной, не вызывающе, а спокойно, с любопытством. Так можно посматривать на кошку. На птицу. На любой движущийся объект.
Когда я поставила перед ним тарелку с супом, он спросил, не знаю ли я, есть ли поблизости монастырь или церковь. Я исследовала этот район не больше чем на десять километров вглубь, о чем честно ему и сказала.
– Поблизости точно нет, – добавила я. – Если хотите, могу спросить у дяди Паши.
– Это же не ваш родственник, правда? – усмехнулся парень.
Я улыбнулась в ответ.
– Нет. Это повар. И хозяин.
– Кафе у него давно?
– Не знаю. Я сама-то здесь недавно.
Мне показалось, он пытается меня задержать своей болтовней. Действительно хочет поговорить, а не просто клеится к милой официантке. Не то чтобы я была против… Но из кухни вышла Оксана, вытирая руки полотенцем, окинула взглядом зал, нахмурилась, увидев меня, и кивком приказала зайти на кухню. Я бросилась к ней.
– Свинина холодная, что не несешь?! – набросилась она на меня.
Свинину в горшочках только что вынули из духового шкафа. Обычно мы не подаем такую горячую еду, она должна хотя бы немного остыть, чтобы пар из-под крышки не обжег клиента. Но я промолчала. Хозяйка в последнее время все чаще зла без повода и придирается по ерунде.
Когда я вернулась, парень с явным удовольствием ел суп. Потом сидел, читая что-то в смартфоне; я принесла блины, и он молча кивнул.
Я уже решила, что он со мной больше не заговорит.
Но как только я положила перед ним счет, он вновь поднял на меня взгляд.
– Я еду в Карелию. – Говорил он спокойно, даже задумчиво. – Там турбаза, то есть не турбаза, а просто дома на озере. На фотографии выглядит классно. Вот, у них на сайте есть картинка… – Он зачем-то показал мне экран телефона, а я зачем-то наклонилась и посмотрела.
И правда, классно. Сосны, озеро, бревенчатый коттедж с верандой, залитой солнцем.
– Поедешь со мной?
Я вздрогнула и уставилась на него.
– Я снял его на три недели, – добавил он, как будто это что-то объясняло. – Внутри есть кухня… и хозяева обещают, что раз в два дня будут доставлять свежий творог. Всякие другие продукты тоже, само собой. Ты любишь творог?
Все это звучало дико. Дом, Карелия, творог… Дико – и в то же время как-то очень естественно. О любом другом человеке, предложившем мне такое, я подумала бы, что он псих.
– Послушай, я ведь серьезно. – Парень поднялся. Никто не смотрел в нашу сторону. – Если ты останешься в своем кафе, ты здесь сгниешь. Что тебя ждет? Ваша главная уже зыркает на тебя как волчица, беспокоится, что ты совратишь ее дядю Пашу. – Я вздрогнула. – Дальше будет хуже. Месяцем раньше или позже, тебе все равно придется отсюда сбежать. Почему бы не сейчас?
«Решил бесплатно потрахаться на отдыхе?» – хотела зло спросить я. Но почему-то не спросила.
Может быть, из-за того, что он догадался о мыслях Оксаны быстрее меня, хотя я живу рядом с ней почти три месяца, а он видел ее десять секунд.
– Если что, я не ищу себе девочку для развлечений, – добавил он. – Просто ты мне нравишься.
Я покачала головой.
Безумие. Уехать черт знает с кем, бросив все?
«Что я такого бросаю, о чем могла бы пожалеть?»
– Понимаешь, это все – подделка, – вдруг сказал он. – Может, тебе и кажется, что оно настоящее… Но нет. Только не для тебя. Ты же вообще не отсюда. Сама разве не замечаешь?
– Слушай! – Я наклонилась к нему, заговорила тихо и зло. – Слушай сюда. Ты ничего обо мне не знаешь! Понял? Кто ты такой, чтобы вот это все?.. Кто тебе разрешил?
– Я – Кирилл, – сказал он. – Вон «Ауди». Если тебе что-то не понравится, ты в любую минуту сможешь уехать. Там машина ходит до райцентра… Но тебе понравится.
Я подумала, что он говорит со мной точно так же, как я – с дядей Пашей при первом знакомстве. И с той же уверенностью.
– Ты мне уже не нравишься, – сказала я.
Но это была неправда.
– А вот ты мне – очень.
Он взял мою ладонь. Пальцы у него были сухие и теплые.
«Месяцем раньше или позже, тебе все равно придется отсюда сбежать».
– Эй, ты! – раздался оклик.
Ко мне направлялась Оксана, пыша яростью. Отчего-то ее взбесило, что незнакомый парень держит меня за руку. Я никогда не видела ее в таком состоянии; клянусь, если бы вокруг не было свидетелей, она врезала бы мне – это явственно читалось на ее побагровевшей физиономии, выглядевшей как тестяной ком, по которому симметрично размазали два пятна кетчупа. И дело было не в том, что я кого-то не обслужила.
– Ты, мать твою, что здесь устраиваешь… – Хозяйка схватила меня своей огромной пятерней чуть выше локтя, забормотала мне на ухо. На нас стали оборачиваться. – Тебя, шалашовку, подобрали, отмыли, а ты – тощей жопой перед мужиками вилять? На кухню пошла!.. Сучье племя!
Я взяла со стола грязную вилку и несильно ткнула ей в руку. Оксана охнула и отшатнулась.
Я обернулась к Кириллу:
– Мне нужно пять минут.
Но потребовалось не больше трех. Краски, мастихин, мольберт, карандаши… Флакончик «Ландыша». Кажется, все. Я вышла с пакетом в одной руке, с рюкзаком в другой. В той самой футболке с цветастой оборкой, в которой работала первые дни.
Кирилл ждал возле машины. Я села на переднее сиденье и принюхалась.
Пахло кожаным салоном. А еще – пыльной дорогой и ранним летом.
Глава 2
В квартире был бардак. Раз-бросанные вещи Сергея Бабкина не смущали – за время оперативной работы он повидал такие жилища, где нужно было пробираться в темноте, точно крот, по узким норам, ведущим сквозь спрессовавшиеся груды хлама.
Но там не было попугайчиков.
А здесь были.
Один, увидев вошедшего в комнату Бабкина, сразу закричал и больше уже не замолкал. Второй, оценивающе скосив на Сергея круглый глаз, принялся вышвыривать ему под ноги опилки и что-то похожее на помет.
Бабкин никогда не держал попугаев. Он и представить не мог, что эти птички размером со сливу могут издавать звуки такой громкости.
– Чего он орет?
– Я, когда тебя в первый раз увидел, тоже орал, – сказал Илюшин.
Макар стоял, сунув, по обыкновению, пальцы в карманы джинсов, и с любопытством осматривался.