Домой она вернулась в девять вечера, выжатая, как лимон. Трэйси приняла душ, надела купальный халат, сделала гренки с сыром, а потом поставила пластинку Моцарта и прилегла на мягкую тахту.
В ту же минуту в дверь позвонили.
Чертыхнувшись, Трэйси решила не открывать. Звонок раздался снова.
— Минутку! — крикнула она. — Сейчас иду!
Наверное, соседка! — подумала она, распахивая дверь.
И окаменела.
На пороге стоял Маркус — в джинсах и голубом свитере. Длинные черные волосы разлохматились от ветра. Прямо перед домом красовался знакомый «мерседес» с открытым верхом.
— Боже! Ты! — вырвалось у нее.
— Да, — подтвердил он. — А ты кого ждала?
— Никого. Я решила, что это соседка.
— Ага, а я уж собирался спросить: ты всегда открываешь двери в таком виде?
Трэйси покраснела до корней волос и запахнула полы развязавшегося на бегу халата.
— Я торопилась, — торопливо пояснила она.
— Так я могу войти или нет?
— Ну… конечно! — Она отступила на шаг, пропуская его в дом. — Если честно, я не ждала тебя.
Они сидели на тахте, глядя в разные стороны. Звучала музыка Моцарта, и Трэйси вслушивалась в мелодию, удивительно отвечавшую настроению, которое владело ею сейчас.
— Как отец? — спросила она.
— Держится. Еще не оправился после операции. Врачи говорят, что в течение ближайшего времени здоровье восстановится, а через полгода старик будет здоровее всех нас, вместе взятых.
— Я рада за него! И за тебя тоже.
— Ненавижу больницы, — сказал Маркус угрюмо. — Когда я нахожусь там, мне кажется, что я тоже заболеваю. Сейчас в палате дежурит Мэрилин, но вечером мне снова надо быть там. — Он огляделся и чуть просветлел лицом. — Так вот в какой квартире живет знаменитый дизайнер!
— Да, все это моих рук дело, — с гордостью заявила Трэйси. — Кстати, ты наверное голоден с дороги? Принести что-нибудь перекусить или выпить? О боже! Я совсем забыла, что оставила гренки с сыром на плите! — вскрикнула она, вскакивая и бросаясь на кухню.
Маркус расхохотался.
— Ничего страшного, даже не подгорели, — пробормотала она с набитым ртом, внося в комнату поднос с гренками.
— Это весь твой ужин? — изумился он.
— Угу! Поделиться? — Трэйси снова уселась на тахту.
— Нет, спасибо, — усмехнулся Маркус. — Не то чтобы я не любил гренки с сыром, но лишать тебя последнего куска хлеба… это чересчур. Если ты не против, я займусь своим ужином сам. Сиди! — скомандовал он, видя, что она встает.
Через несколько минут он вернулся с бутылкой вина, двумя бокалами и тарелкой, на которой аппетитно красовались нарезанный сыр, салями, лук, оливки и сладкий перец.
— Интересно, откуда ты все это взял?
— Выгреб из холодильника и буфета все, что там было.
— Неужели? А впрочем, я давно туда не заглядывала…
— Как Дженис? — спросил Маркус, налегая на закуску. — Я хотел предложить ей, чтобы она приехала навестить отца не завтра, а днем позже. Я бы очень хотел с ней повидаться.
— Вот как? — Трэйси прикусила губу. — А о чем ты собрался говорить с ней? Ведь Мэрилин…
— Ее предоставь мне. Алекс вернулся домой, и у них снова медовый месяц. Сестрице сейчас не до чего, так что на какое-то время она оставит всех в покое.
— Понятно.
Он хмуро взглянул на нее.
— Что тебе понятно?
Трэйси заколебалась, не зная, стоит ли ей выплескивать то, что накопилось на душе.
— Ну же, Трэйси! Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы не понимать, что за этими словами стоит нечто большее, — сказал он. — Выкладывай!
— Тебе это может не понравиться.
— Можно подумать, до сих пор это мешало тебе говорить все, что ты считаешь нужным, — заметил он с иронией.
— Я говорила о мужчинах вообще…
— Не надо обобщений. Говори только о Маркусе Джулиусе Макларене, о его недостатках и его достоинствах.
— Нет, все-таки права была твоя сестра…
— Знаешь, Трэйси? — перебил он нетерпеливо. — Иногда мне тоже начинает казаться, что у всех женщин есть общие несносные привычки. Например, озабоченность вопросами семейного положения окружающих мужчин.
Наступила тишина, и почти одновременно смолкла последняя мелодия на пластинке.
— Если ты имеешь в виду желание выскочить замуж, то это не про меня, — безапелляционно заявила Трэйси. — Я с самого начала считала, что брак между нами невозможен. Но если ты снова и снова заводишь об этом разговор, то я вынуждена задуматься о том, какую роль мне предстоит играть, пока ты ищешь себе жену. Любовницы? Наложницы? Продажной девки?
— Временами ты становишься просто невыносимой! — разозлился Маркус. — Послушай, а может, тебе действительно нужен постоянный любовник, чтобы не беситься от одиночества? Нет, нет, кулачки свои держи при себе! — процедил он сквозь зубы, поймав ее руку в дюйме от своего лица. — Если, конечно, это не прелюдия к любовному акту в самом экстравагантном его варианте.
Трэйси извивалась в руках Маркуса, пытаясь укусить его.
— Брось, — со смешком сказал тот. — Еще немного, и тебе не надо будет даже раздеваться.
Только сейчас Трэйси заметила, что пояс халата снова развязался, и она стоит перед ним почти голая.
— Пусти меня! — сквозь зубы прошипела она. — Я тебя не трону!
Маркус запахнул ей халат чуть ли не до самого подбородка и крепко завязал пояс.
— Да, рановато нам с тобой отправлять открытки с приглашением на свадьбу, — криво усмехнулся он. — Трудно поверить, что три дня назад эта женщина соблазнила меня…
— Ах вот как? — охнула она. — Святые угодники! Это еще вопрос — кто кого соблазнил. Да, я совершила ошибку, но больше этого не повторится. Я не такая дура.
Маркус поднялся и угрожающе навис над нею, как огромный корабль над утлой лодчонкой.
— Ты мне указываешь на дверь?
В комнате воцарилась зловещая тишина.
— Послушай, — спокойно сказала она, опустив плечи. — У нас ничего не получится. Ты это тоже понимаешь, просто не хочешь признать.
Он долгим взглядом посмотрел ей в глаза.
— Мы ничего не можем знать заранее. А ты не боишься, что будешь скучать по мне, детка?
Она отвернулась.
— По-моему, тебе лучше уйти. — Голос Трэйси звучал еле слышно.
— Не беспокойся, я уже в пути! — с горечью ответил он. — Можешь не провожать меня, я помню, где выход. Погоди, что это с тобой? — Он положил руку ей на плечо и повернул к себе лицом. — Что такое? Ты плачешь? Где же ваша хваленая выдержка, мисс Слейтон?
Трэйси выпрямилась, хотя на глазах у нее все еще сверкали слезы.
— Я справлюсь, Маркус! — прошептала она. — Не сомневайся в этом.
— Тогда моя миссия исчерпана. — Он коснулся губами ее рта. — Прощай, моя маленькая сладкая ведьма! Счастливо оставаться, мой рыжеволосый дизайнер! Крепись, Трэйси, такова жизнь! — И вышел, закрыв за собой дверь.
Она упала на тахту, заливаясь безутешными слезами. Ну, зачем? — спрашивала она себя снова и снова. Зачем тебе понадобилось затевать этот спор именно сегодня, когда он приехал, оставив в больнице больного отца, чтобы увидеться с тобой, пришел к тебе, уставший и голодный, в поисках поддержки? Она вытирала ладонью слезы и рыдала снова, уткнувшись лицом в подушки.
Минут через пять Трэйси села, схватила бокал вина, к которому до сих пор даже не прикоснулась, и сделала большой глоток, наслаждаясь терпким вкусом.
Неужели все дело в том, что я в него влюблена? — спросила она себя со страхом. И больше всего на свете боюсь, что мне не ответят взаимностью? А что бы я делала, если бы он полюбил меня или, скажем, предложил выйти за него замуж?
Трэйси снова пригубила бока и, закрыв глаза, впервые за время знакомства с Маркусом подумала: а почему, собственно, она не может пойти на жертву ради него? Только потому, что не сделала это в отношении другого мужчины?
Но тот, по крайней мере, говорил ей о любви, предложил руку и сердце. А Маркус? Как решиться на то, чтобы отдать свое сердце человеку, который, возможно, ни одной женщины в жизни не любил по-настоящему?
Она попыталась вспомнить, как переживала разрыв с Стивом Карстоном, но почему-то его образ не вызывал больше никаких чувств.
Что со мной происходит? — запаниковала Трэйси. И что мне делать дальше?
— Они все в Ковентри, — сообщила в понедельник Дженис.
— Чудесно! И надолго они приехали?
Та пожала плечами.
— Смотря кто. Все семейство появилось вчера вечером, и я пробыла у них час или около того. Маркус, как я понимаю, останется с отцом до конца недели.
— А миссис Брайд?
— Сегодня утром они с мужем улетели на Багамы, оставив детей у его матери, а значит…
— …твой главный недруг на время выбыл из игры! Будем надеяться, что к тому времени, когда она вернется, Патрик поправится настолько, что обойдется без опеки родной дочки. Дженис, что ты думаешь о гостиной в кремовых тонах?
Та помолчала, словно собираясь что-то сказать, а затем спросила:
— А что тебя смущает?
— Видишь ли, мне очень нравится этот цвет в сочетании с деревом, но я не уверена, будет ли он достаточно практичен. Посмотри сюда. — Трэйси положила на стол подруги фотографию мебели с кремовой обивкой, затем показала ей рисунок гостиной в доме Маркуса со светильниками и картинами на стенах.
— Прелестно! — искренне восхитилась Дженис. — Меня особенно восхищают два кресла с деревянными спинками и вот этот кофейный столик. Золотая ширма с узором великолепна, а этот буфет просто выше всех похвал. — Она ткнула пальцем в высокий резной буфет с медными ручками. — Но если тебя беспокоит вопрос практичности, то можно заказать кожаную обивку вместо шелковой.
— Нет, ни за что! — мотнула головой Трэйси. — Ненавижу кожу! Если она и уместна где-то, то разве что в бандитских притонах или в старомодных холостяцких клубах. Кроме того, она нарушит восточный колорит комнаты.
Дженис, привыкшая к категоричным суждениям подруги, сохраняла полную безмятежность.
— Что ж, в доме есть и другие комнаты, где хозяин может расслабиться после рыбалки или охоты, не рискуя при этом испачкать мебель, — сказала она добродушно. — Но мне кажется, что гостиная холостяка тоже должна быть строгой. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю? Шкура тигра или зебры, брошенная на пол, или оленья голова с развесистыми рогами на стене — вот что выдает присутствие мужчины, охотника и добытчика. Дух джунглей, надо полагать, не чужд Маркусу, тем более что он одобрил этих дурацких слонов на ширме.