Luck сегодня ей был категорически нужен. Она даже отключила мобильник, чтобы зловредные агенты из банка перестали ей напоминать про трехмесячную просроченную задолженность по кредиту за «Ауди ТТ»…».
«Если бы любовь не придумали» (рассказ) «Если бы любовь не придумали, я бы хоть раз за все эти годы влюбилась, – рассуждала Элла, задумчиво перебирая шикарные свадебные платья, застывшие перед нею солдатским строем. – Но ведь я же не влюбилась! Ни разочка! За все свои тридцать лет и три года… Спрашивается, почему? Может быть, я не встретила «того самого мужчину»? Бред, бред и бред! Уж с какими только мужчинами я не встречалась. У меня был и банкир, и нефтяник, и спортсмен, и яхтсмен, даже один мужчина–артист.
Все как на подбор: и состоятельные, и в хорошей физической форме, и одеты с иголочки, и разговор поддержать могут. В кого же тогда влюбляться, как не в таких, как они, отборных самцов? Но ведь, положа руку на сердце, ни одного из них я так и не полюбила. И если уж ни один из этих лучших и достойнейших мужчин не смог сделать так, чтобы у меня в животе «трепыхались бабочки», то, судя по всему, это никому не под силу. Если ни про одного из них я не смогла подумать: «Вот с ним для меня и в шалаше будет рай», то любовь – придумали.
Да и они – любили ли они меня? Если равняться на все эти чудовищные, насквозь ненатуральные фильмы о любви, то – нет, не любили. Но если бы такая любовь, на которой делают деньги писатели и киношники, на самом деле существовала в этом мире, разве смогли бы они не влюбиться в меня? Ведь в кого же и влюбляться, как не в такую, как я? Объективно, абсолютно все–все во мне достойно только восторгов, поклонения и обожания. Ум, стать, стиль, внешность, образование, карьера – всем взяла… Ан нет… Нет любви.
Если бы любовь не придумали, то, конечно, каждый из моих эксов сейчас обмирал бы от отчаяния и цеплялся за подол моего подвенечного платья, не давая переступить порог загса. Однако ж, я вот тут хожу, выбираю свадебный наряд, а они только поздравительные смс–ки шлют. И очень правильно, что я наконец перестала ждать эту дурацкую любовь, а спокойно выхожу замуж…».
«Три биг–мака для Золушки» (новелла) «Одна писательница как‑то заметила, что нет ничего прекраснее и поразительнее жертвенной любви. Всякий хороший фильм, в конце которого зрители рыдают, обязательно о ней – о жертвенной любви. Когда один любящий ради другого готов отдать все, что у него есть. Отказаться от чего угодно. Иногда даже от жизни.
В кино жертвы во имя любви производят на всех очень большое впечатление. И каждый хочет оказаться на месте Кейт Уинслет, ради которой Лео жертвует жизнью. Или на месте Лео, чтобы умереть ради Кейт и тем самым произвести на нее впечатление на всю жизнь. Или на месте Луки и Сабахи… Билли Эллиота и его отца… Да, в общем, возьмите любой оскароносный фильм – и вы поймете, что все они о ней – о жертвенной любви.
Но в реальности все не так, как в кино. В действительности любимые совсем не так уж сильно поражаются жертвам любящих. Они их воспринимают как нечто само собой разумеющееся. Вот я, например, каждый день совершаю Подвиг с большой буквы «П» ради любви: я не жру. Я сохраняю девичью тонкость, стройность и грацию. Ну и где мои законные трогательные слезы умиления со стороны того, ради кого я иду на эту жертву? Когда я отказываюсь от мяса по–французски и профитролей, между прочим, мое сердце рыдает не меньше, чем у короля Эдварда, когда он подписывал отречение от престола, чтобы жениться на своей невысокородной возлюбленной. Однако же, над историей Эдварда и его ужасной американской женушки обрыдалось полмира, а моя жертва воспринимается с обыденным зевком. Как будто на глазах моего Любимого не совершился маленький подвиг, а проехала регулярная пригородная электричка.
И иногда я думаю про себя: «Дорогой, если я тебя когда‑нибудь разлюблю, первое, что я сделаю, это пойду и сожру три бигмака. Сразу. В один присест».
Писателей я читаю, воображая их себе теми самыми Машами в песочнице с голозадыми пупсами в руках. И угадываю, какой из персонажей на каждом из витков сюжета говорит за автора.
Вместо автора. Про автора. Подчеркиваю те слова, ради которых Маша и села играть в куклы. Это не так уж сложно. Кстати, именно поэтому я сразу решила, что свою книгу обязательно буду писать от первого лица. К чему это жеманное кокетство «Софья Аркадьевна подумала», да «Иван Иваныч и предположить не мог». Иван Иваныч, как говорится, умер. Те читатели, которые еще помнят буквы и ради которых и стоит портить зрение, совсем не дураки и сразу понимают, что подумала Софья Аркадьевна, а где за Иван Иваныча подумала она же в меру своей испорченности, воображая его своей куклой. А где Софья Аркадьевна и вправду запротоколировала на бумаге чужую, поразившую ее мысль какого‑нибудь Иван Петровича.
И, между прочим, ничего удивительного, что в куклы традиционно любят играть девочки, а самыми плодовитыми писателями становятся мужчины. Просто девочки полностью реализуют страсть к игре в «воображаемых людей» в детстве. Они «проигрывают» все, приходящие им в голову жизненные сценарии, еще в детсадовском и младшем школьном возрасте. А мальчики «дозревают» до этого позже. Когда возиться с пупсами уже не солидно. И специально для них придумали более «серьезный» вид игры в «дочки–матери», «сестры», «соседи», «соперники», «любовь», «жену и мужа» – писательство. Ну и девочки, не доигравшие в куклы или просто не вышедшие из инфантильного возраста, тоже подаются в Мастера художественного слова. Я такая.
Некоторые мужчины, впрочем, осознают всю инфантильную природу писательства и предпочитают ему компьютерные игры.
Вроде и поиграл в «воображаемых людей», а никаких улик не остается – ни верстки, ни бумаги, ни блуждающих по интернету файлов. После компьютерной игры никто не сможет выскочить перед ним, как прокурор из‑за угла, размахивая бумагой: «А–а! Я все про тебя знаю, я читал твои книги! Проследуй‑ка за мной, латентный педофил, копрофаг, гомосек и серийный убийца!»
В то время как каждая опубликованная буква будет свидетельствовать против тебя и разоблачать тебя до исподнего еще долгие и долгие годы. Жизненный опыт Лимонова и Сорокина – тому доказательство. И, думаю, одна из причин того, что после них у нас больше не появлялись столь же отвязные, безбашенные и одаренные писатели. Наверное, они появлялись. Но просто боялись повторения.
Женщинам в этом смысле проще – у них врожденная страсть к стриптизу. В том числе и душевному. К тому же даже самые злостные их воображаемые безумства – лишь детские шалости по сравнению с тем, что можно обнаружить в темных подземельях мужского бессознательного.
За долгие годы читательской жизни я научилась безошибочно выделять среди хора персонажей истинный голос автора и находить те слова, которые «с кровью». Те, которые – про самого пишущего и от самого пишущего. Я знаю проблемы каждого из ныне живущих писак лучше, чем их личные психоаналитики.
Так что из трудов Аллочки Максимовой я выписывала те цитаты, в которых узнаваемо и безошибочно слышался ее голос.
Она сама сдала себя с потрохами.
:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
Я перелистнула последнюю страницу «Трех биг–маков для Золушки». Мне было более–менее ясно, откуда у Аллы взялся первоначальный капитал на открытие сети головомоек и почему они отошли после развода мужу. Я догадывалась, почему у нее не было детей. Я только одного не могла понять: почему же после нескольких лет счастливого сожительства Аллочкин «мерин» ускакал от нее. Ведь она, судя по всему, прекрасно его понимала и была идеальной «боевой подругой». Что за событие так круто перевернуло тщательно выстроенную Аллину жизнь класса «люкс» и столкнуло ее под откос? Наверное, это мог бы прояснить Рафаэль Оганесян, но ведь не поедешь же к нему с дурацкими расспросами? Эх, и правда, каков был мужчина лет двадцать назад. Помню, так и зыркал на меня карими глазищами, когда я брала у него интервью для какого‑то автомобильного журнала о его коллекции машин. И даже приглашал прокатиться на своем «Бэнтли». Кажется, у меня даже телефончики его сохранились в записной книжке. Может ли быть такое, что человек за столько лет не поменял номера мобилы? А почему бы и нет?
Я бросила Алкину рукопись на комод. Взгляд скользнул по календарю–будильнику. Блин! Сегодня‑то я уж точно никуда не поеду и вряд ли с кем смогу пообщаться. Сегодня – самый суетный и утомительный день недели – суббота, «детский день».
По субботам в пансион стекались наши детки, чтобы продемонстрировать, что им еще не окончательно на нас начхать и что где‑то на периферии их сознания еще маячат наши светлые образы. Действо это было насколько шумное, настолько же натянуто–неловкое.
Детям, по большому счету, нечего было сказать нам. Они жили так же бестолково, как и мы – да и у кого им было научиться другой жизни? Их занимала покупка новых мебелей, козни начальников на работе, пьянство с коллегами, трехгрошовые повышения зарплат и уже начинающиеся болезни.
Вот и мое половозрелое чадо неловко совало мне в руки авоську с какими‑то фруктами и бубнило, что квартира моя сдана очень–очень, прямо раз-очень хорошим людям. И за адекватные деньги. А работы так много, что даже в Сочи слетать на уикенд с ребятами не удается. А еще его посылают в командировку в Екатеринбург – у тамошнего филиала что‑то слишком малая доля на местном рынке. Надо посмотреть, что там регионалы неправильно делают. А еще у них начинается скоро новый проект, и тут – фанфары! – есть шанс, что он станет руководителем этого проекта. А это значит – переедет на директорский этаж.
— Пора бы, в тридцать‑то лет, – буркнула я.
— Мама, мне в сентябре исполнится всего 29 лет, – уточнил сын.
— Какая разница? – отмахнулась я. – Я в твои годы уже была начальником отдела в ведущем журнале.
— Да, и в твоем отделе было два человека, включая тебя, – ровным тоном снова уточнил Петька.
— Вот именно! Я уже людьми командовала в твои годы! А ты все в старших менеджерах ходишь. Мы с твоим папой в твои годы уже худо–бедно, но собственную однокомнатную квартиру купили. А ты прямо как не наша порода. Хорошо, у твоей Даши есть квартира от родителей. А вот не было бы ее? Куда детей рожать будете?