Прежде чем ты уснёшь — страница 40 из 41

Все встали перед камерой. Посередине — Рикард, он обнимал Юне и Сельму, дети стояли впереди, прижавшись к маме.


«Улыбнитесь!» — сказала девушка, приготовившись нажать на кнопку.

«Улыбаемся!» — прокричал Рикард.


* * *

Время близится к шести. За окном стемнело. Сейчас мы с Сандером пойдем на улицу, чтобы зарыть в землю клад. Мы собираемся зарыть его недалеко от дома, в маленьком парке. Я нашла коробку из-под обуви. Мы положим туда вещи, которые нам нравятся.

— Не хочу, чтобы наш клад пролежал в земле пять тысяч лет, — говорит Сандер.

— Да уж. Это совсем ни к чему.

— А сколько он там пролежит? Когда мы его снова откопаем?

— Ну, можно через год, за несколько дней до следующего Нового года.

— Давай.


Мы кладем в коробку фотографии Жюли с Александром, Сандера и мою.

Я добавляю туда старый снимок, на котором Рикард, Юне, Сельма и Элсе с Анни стоят перед капсулой Купалой. Вообще-то, мне не хочется с ним расставаться, даже всего на один год. Красивая фотография. На ней все такие веселые. Но Сандер сказал, что для того, чтобы клад был настоящим, в нем обязательно должны быть ценные вещи.

Мы кладем в картонку сто крон. Сандер расстается со своей пробкой, которую носил в ранце. Из кухонного шкафа Сандер достает открывалку, ложку и зеленую салфетку. Все это он тоже кладет в коробку. Я спрашиваю, стоит ли положить туда его рисунок, тот, на котором «Манчестер юнайтед» играет с «Ювентусом». Сандер считает, что стоит. Потом мы находим книжку, которая нравится нам обоим, — «Шляпа волшебника» Туве Янссон — и тоже отправляем ее в коробку. Я кладу туда же диск Этты Джонс (старые записи), папино письмо, локон Анни, который храню с самого детства. Я говорю Сандеру, что он должен выбрать один из своих футбольных стикерсов. Самый хороший. Тот, что с Деннисом Бергкампом.

Сандер отказывается.

— Тогда это будет не настоящее сокровище, надо класть только то, что тебе и вправду очень дорого, — говорю я.

— Может, вообще не будем ничего зарывать? — тихо спрашивает Сандер, держа в руках свой самый любимый стикерс.

— Почему же не будем? Мы ведь через год снова все откопаем.

— А вдруг кто-то найдет наш клад раньше, чем мы его откопаем?

— Придется рискнуть.

Сандер бережно опускает стикерс в коробку.


Мы одеваемся потеплее. На улице идет снег. Он больше не тает, он так и остается лежать на земле. Я надеваю теплую куртку, шарф и сапоги. На Сандере стеганые штаны, пуховик и сапоги на меху. В руках у меня лопата. Сандер несет коробку. Мы спускаемся по лестнице и выходим во двор. Кошка так и сидит у подъезда. Увидев нас, она фыркает. Затем встает и направляется вслед за нами по тротуару.

На улицах почти никого.


Мы входим в парк. Вокруг темно, фонари не горят. На мгновение мы останавливаемся. Кошка проходит мимо и оборачиватся; увидев, что мы стоим, она садится на землю и начинает облизывать лапки.

— Ой, как здесь темно, — говорит Сандер.

— Боишься темноты?

— Нет, — отвечает он. — Ну, может быть, совсем чуть-чуть.

Сандер нащупывает мою руку, и мы идем дальше. Кошка следует за нами. Мы заходим в глубь парка, из-за снега все вокруг кажется немного светлее. Мы идем и идем, все дальше и дальше, и наконец видим перед собой ель, большую красивую ель, почти рождественскую.

— Здесь! — говорю я. — Здесь и зароем.

— Нет, — возражает Сандер. — Здесь не будем. Давай зайдем подальше.

— Хорошо.

Мы проходим еще немного. Находим новую елку.

— Здесь! — говорит Сандер. — Зароем их здесь.

— Нет, — отвечаю я. — Давай еще немножко пройдем.

Мы углубляемся в парк, темнота окружает нас, но мы идем все дальше и дальше.

— Может, возле этого дерева? — спрашивает Сандер.

Кошка уже уселась на землю.

— Хорошо, — говорю я, еще раз обматывая шарф вокруг шеи. Начинаю копать.


Я всаживаю лопату в промерзшую землю. На конце остается тяжелая горка снега. Я продолжаю копать. Снег вокруг ямки покрывается комьями земли. Я прошу Сандера сказать мне, когда яма будет достаточно глубока. Он не отвечает. Стоит, держа в руках коробку из-под обуви, и смотрит на землю.

— Ну что, хватит? — спрашиваю я, глядя на него. Шея у меня вспотела.

— Нет, давай еще чуть-чуть.

Я копаю дальше.

— А теперь?

— Теперь как раз, — говорит он. — Глубже не надо.


Мы кладем коробку в яму. Смотрим.

— Вот намокнет она там и сгниет, — говорит Сандер.

— У меня есть пакет, — отвечаю я. — Совсем забыла. — Я достаю из кармана куртки пакет. — Может, нам тоже написать какое-нибудь послание? На случай, если сокровища случайно раскопают.

— А что мы там напишем? — спрашивает Сандер.

Я достаю из кармана брюк карандаш.

Мы пишем: «В коробке лежат сокровища. Их нельзя трогать, пока Карин и Сандер не вернутся, чтобы их откопать».

— Идет? — спрашиваю я.

— Идет, — отвечает он.

Я убираю коробку в пакет, Сандер кладет ее в яму, я зарываю.


Мы еще немного стоим, глядя на холмик земли. Потом вырезаем на стволе небольшую метку — на случай, если забудем, где зарыли клад.

На обратном пути Сандер спрашивает:

— Ты не забыла, что мне можно не ложиться, пока мама не позвонит?

— Нет, Сандер, не забыла.


* * *

Мы сидим за кухонным столом и ужинаем. Едим бутерброды с бананом и пьем горячий шоколад. Раздается телефонный звонок, мы оба вздрагиваем. Переглядываемся.

Я встаю. Смотрю на часы. Скоро девять. По-моему, рановато, хотя…

Беру трубку.

Это папа.

— Привет! — говорит он.

— Привет! — отвечаю я.

— Ну что, уехали?

— Да, еще утром.

— А ты чем занимаешься?

— Мы с Сандером ужинаем, а ты?

— А я дурака валяю. Жду, пока фильм начнется.

— Он же в десять начинается. Я тоже его буду смотреть.

— А можно, я у тебя посмотрю? Мне как-то одиноко. Ингеборг не хватает.

— Сандер тоже будет смотреть.

— Да?

— Конечно, приходи.

— Хорошо, я уже выхожу. Через полчаса буду.

— Давай.


Я возвращаюсь на кухню.

— Дедушка звонил, — говорю я. — Он придет в гости. Тоже хочет фильм посмотреть.

Сандер молча доедает свой будетброд.


Папа запыхался. Тяжело дыша, он прислоняется к стене в коридоре. На лбу у него капли пота. Потрепанное серое пальто висит на нем, как на вешалке. Брюки сползают.

— Нет, Карин, четвертый этаж — это чересчур, — говорит он. — Это не для таких стариков, как я.

— Сейчас я тебя пивом угощу, — утешаю я папу.

В коридоре появляется Сандер. Он смотрит на папу. Папа смотрит на Сандера. Оба сутулятся и от этого кажутся ниже ростом. Впечатление такое, что они все время наклоняются, пригибаются, словно хотят пройти через низкий дверной проем.

— О, Сандер, привет! — говорит папа.

— Мне разрешили не спать, пока мама из Италии не позвонит!

— Конечно, конечно. Я и не собирался тебя укладывать, — виновато говорит папа. Он так и стоит в коридоре, не снимая пальто. С пальто капает на пол. Папа смотрит на меня. — Когда они должны позвонить? — спрашивает он.

— Ближе к одиннадцати. Им довольно далеко ехать. Но к одиннадцати они точно доберутся.

— Кто за рулем, не Жюли? Я надеюсь, Александр этого не допустит?

— Не знаю.

Папа переводит взгляд на Сандера, который молча прислушивается к нашему разговору. Потом снимает пальто и направляется в гостиную. Мы с Сандером идем в ванную. Ему надо умыться, почистить зубы и надеть пижаму.


— Когда мама позвонит, я ей скажу, что ты мне разрешила не спать и посмотреть фильм, — говорит Сандер.

— Хорошо.

— Мне нравится смотреть взрослые фильмы.

— Когда я была маленькой, мне тоже так казалось, — говорю я. — И папа — твой дедушка — разрешал мне смотреть такие фильмы, которые маленьким смотреть еще рано. Непонятные фильмы о непонятных вещах.

Я смотрю на Сандера. Сандер — на меня. Мы улыбаемся.

Услышав какой-то шум, мы одновременно оборачиваемся. В дверях стоит папа. Он вопросительно смотрит на нас. Сандер натягивает через голову пижамную куртку.

Папа говорит:

— Вы знаете, что у вас в гостиной кошка сидит?

— Знаем, — говорю я.

— А что она там делает?

— Эта кошка заблудилась, — объясняет Сандер. — Завтра мы развесим везде объявления, и, может быть, за ней придет хозяин. А если не придет, мы позвоним в полицию. По-моему, очень даже правильно звонить в полицию ради кошки, а не только из-за убийства или чего-нибудь такого.

— Она меня увидела и зашипела, — говорит папа.

— Не обращай внимания, — отвечаю я. — Просто она не знает, что, когда шипишь, все думают, что ты злишься. Это немного странная кошка.

— Ага, вот, значит, как.

Папа стоит, глядя на нас. Сандер в белой с синим хлопчатобумажной пижаме. И я с белым полотенцем в руках.

— Никогда не думал, что увижу тебя в такой роли, — говорит он, кивая.

Я кладу полотенце на край ванны.

— Да?

— Мы зарыли в землю сокровища! — вспоминает Сандер.

— Где? — спрашивает папа.

— В парке.

Папа кивает. Мы идем в гостиную. Кошка улеглась на кровати. Она почти уснула. Ей уже надоело фыркать, как только мы появляемся в поле ее зрения. Она лишь тихонько шипит, потом зевает.

— Как ее зовут? — интересуется папа.

— Кошка, — говорит Сандер. — Мы зовем ее просто Кошкой.

— Понятно. А как насчет того, чтобы попросить Кошку переместиться в другое место, чтобы на диване можно было сесть?


Я приношу блюдо с попкорном. Даю Сандеру бутылку лимонада. Папе достается пиво. Себе я наливаю стакан вина. Мы включаем телевизор. Скоро начнется фильм. Мы садимся рядышком на диване.

— Это старый фильм, — говорю я Сандеру. — Его снял Альфред Хичкок. А Хичкок делал довольно страшные фильмы. Хотя «Окно на задний двор» — не очень страшный, разве что чуть-чуть.

Папа говорит:

— Когда-то я мечтал о том, чтобы просто так сидеть у окна круглые сутки и смотреть на людей — как Джимми Стюарт. А теперь мне только это и остается.